***
Глаза-искорки, задумчивая улыбка, чуть округлившийся живот, задорно выглядывающий из под маечки... Даже не знаю, как долго перед нами тает мороженое в этом кафе - может быть час, а может быть - два, но я совершенно перестаю думать о делах и считать бесценное время. Вместе с улыбками той, что сидит напротив, исчезает давящая тяжесть внутри меня, а теплота души, излучаемая карими угольками ее глаз, постепенно заполняет пустоту моего сердца.
Она младше меня на несколько лет и одновременно старше на вечность.
Она простила меня. Она всегда умела прощать.
***
Ноябрь две тысячи первого выдался в Питере нестерпимо холодным. Мокрый снег превращал землю на газонах в грязное месиво, а ледяные порывы ветра искали приют под куртками случайных прохожих.
Она жила тогда с бабушкой и двумя полосатыми кошками в маленькой квартирке на окраине города. Сашка... Она ненавидела свое имя - такое мужское и одновременно женское. Санечка - так зову ее я. Красивая, она не верила своей красоте - почти черные глаза, пушистые каштановые волосы, мягкая улыбка, прячущаяся не тонких губах - почему же Санечка так боялась зеркал?! Будучи еще школьницей, она всегда что-то учила, учила - и никогда не получала пятерки. Она обожала Булгакова и никогда меня не понимала.
***
Время, на которое пришелся период моего взросления, было обозначено пиком славы группы "Ария", а в киосках, помимо болгарских и наших, отечественных, сигарет, появились сигареты "Bond". Как сейчас помню - полтора рубля они стояли. Это было в 2-3 раза дороже, чем самые лучшие наши сигареты с фильтром.
Сумасшедшие ночи у друзей дальних знакомых, литры дешевого вина и паленой водки, бесчисленное количество всевозможных «хахалей», как называла их моя матушка, и которые так усложняли мою жизнь, но без которых эта самая жизнь была бы невозможной... Все это радовало, хотя порой и утомляло, и тогда, устав от слишком бурных вечеров, я приезжала к Санечке в гости. Мы втроем с ее бабушкой пили чай на кухоньке, пропахшей геранью, кардамоном и клубничным вареньем. Санечка смотрела на меня детскими, но такими серьезными глазами, и просила помочь с математикой. Санечкина мама умерла от рака, когда девочка еще только пошла в школу, а отца она никогда и не видела. Кажется, он был всего лишь однокурсником ее матери, учащимся на параллельном потоке.
***
Ноябрь две тысячи первого... За окном - непроглядная темень раннего, почти зимнего вечера, голый асфальт в стыдливых пятнах оранжевых фонарей и непрерывно крошащийся откуда-то сверху мелкий снег. Пронзительный телефонный звонок заставляет меня вздрогнуть всем телом - уже второй месяц не могу привыкнуть к высокому тону нового аппарата. Удивляюсь, услышав в трубке звонкий голосок. Санечка редко звонит мне, она просто не ощущает потребности делиться своими мыслями заочно, не видя глаз собеседника.
-Юля! - выдыхает она. -Кажется, я влюбилась!
Пытаюсь выяснить, что же это за прекрасный принц, но, конечно же, вразумительного ответа не получаю. Среди восторженных охов и ахов вылавливаю лишь то, что его тоже зовут Саша, он красив, умен и вообще самый-самый на свете. Самый-самый? А мне казалось, таких уже давно разобрали...
***
Я помню свою первую «серьезную» влюбленность. Если не брать в расчет того мальчика, с которым волею судьбы наши кроватки в детском саду оказались на расстоянии одного шага, и тех нескольких пацанов во дворе, с которыми залезали на крышу соседнего дома, то это был Он. Тот самый лучший, что старше меня на три года, и тот, что казался таким взрослым. Боже мой! Ему ведь было всего шестнадцать! Нам завидовали, нами любовались. А мне хотелось кричать на всю улицу: «Посмотрите! Он мой! Это я его отыскала и никому не отдам!»
Прошло даже не несколько лет, а какой то жалкий месяц, и я поняла, что полно в жизни таких «самых», таких «лучших», и даже почти не плакала...
***
Теперь их двое? Двое Сашек? Две Сашки? Санечка и Александр.
С этого момента Санечка стала для меня словно чужой. Меня притягивал тот мир, в котором она жила раньше - мир хороших книг и доброты, где всегда было тихо и спокойно. У Санечки я порой чувствовала себя уютнее, чем дома. С любой бедой, с любой обидой, или просто в плохом настроении я приходила в эту комнату с выцветшими желтыми обоями, и мне становилось легче. Стол, покрытый клеенкой, стопки советской литературы на полу и ровные ряды классики на стеклянных полках, фикусы на широком подоконнике... Зимой комнату освещала большая люстра с псевдохрустальными подвесками, а летом, в солнечных пятнах на паласе, любили греться кошки.
Санечка изменилась, став совсем такой, как многие девчонки, с которыми я когда-то имела удовольствие общаться. Теперь она могла прийти домой поздно вечером, с хитроватым огоньком в глазах и припухшими красными губами. Пылились книги, вяли цветы, бабушка охала и причитала, хватаясь за сердце.
***
Да не может быть такой любви! Санечка, одумайся! Просто какой-то мальчишка, кто первый обратил внимание на твои густые кудри, первый, кто назвал твои глаза красивыми... Найдешь лучше, достойнее тебя...
Что со мной? Быть может я ее ревную? Теперь Санечка улыбается не мне и кому-то другому дарит свой смех... Она еще такая маленькая, наивная - вчерашняя школьница, что она понимает в жизни?
-Санечка, у вас что-то было?
-Нет...
Посмотреть бы на этого Сашу - наверняка самоуверенный парнишка, успешно вскруживший голову девчонке и тихо радующийся своей победе...
***
Я помню свой первый раз: поездка в Дом отдыха после восьмого класса, лопоухий одноклассник Мишка, смех за стеной, койка с продавленной сеткой, скрипящая так, как могут скрипеть разве что кровати в фильмах постперестроечного периода, и предусмотрительно подстеленное полотенце, дабы не оставлять следов «преступления»...
Помню отъезд отдохнувших и веселых ребят, и то, что Мишка подсел в автобусе к другой девочке... И то, как я до отупения плакала дома, закрывшись в ванной, чтобы родители не увидели. Мы с Мишкой никогда больше не встречались, он ушел в путягу и работает сейчас где-то на АЗС. Я не видела, мне рассказывали.
Недавно коллега по работе, заметив моего очередного ухажера, спросила, сознательно ли я выбираю лопоухих...
***
А может я завидую ее любви? Такой чистой и первой... Любви, в которую не верю сама.
Что это за чувство? Кто его выдумал? Мир слишком жесток, чтобы любовь могла в нем выжить, и слишком много существует причин, по которым двое людей находятся рядом друг с другом. Кто-то играет, придумывая свои жестокие правила, кто-то ищет пользы или строит расчеты. А чаще всего, причиной к совместному существованию служит обычная животная похоть, которую так умело маскируют под высокие чувства.
Он скажет, что не может жить без твоих глаз, что хочет просто быть с тобой рядом... А после признается сам себе, как он хочет касаться ладонями твоей горячей кожи, обжигать губами шею и плечи, задыхаясь, тонуть в океане твоей ласки... Сейчас рядом - ты, завтра - другая, и ему в целом все равно, в каком океане купаться, просто твой - ближе. И тогда ты скажешь ему, что любишь, потому что побоишься приземленным словом «хочу» разбить красоту вашей сказки. Люблю=хочу, как часто это формула сбивала меня с толку, встречаясь в полумраке ночи!
***
Зима вошла в город вместе с холодными колючками полуснега-полульда, которые жестко хлестали по лицам прохожих и, танцуя, залетали в открытую дверь подъезда.
-Алло?
-Юленька, Саша пригласил меня сегодня в гости, на всю ночь. Я побоялась, и сказала, что приду с подругой. Ты ведь пойдешь со мной, Юленька? Там будет Сашин друг...
Хороша из меня подруга! Тетка такая! Не буду ли я выглядеть смешно в этой компании подростков? Давно уже я сменила безразмерные черные футболки и потертые джинсы на элегантный брючный костюм и шпильки. Время ночных гулянок и беззаботных знакомств осталось для меня в прошлом, да к тому же завтра надо позарез сдать отчет... Хотя... Да где наша не пропадала? Не такая уж я и старуха, заодно и выясню, что там за Саша. Надо обязательно удержать девочку от глупостей!
-Едем, Санечка!
***
Одеваюсь и крашусь, как на собственное свидание. Помада потемнее, глаза поярче, вырез поглубже. Юбка? Нет, холодно - лучше джинсы. Не могу себе объяснить, к чему такие сборы... Что мне предстоит этой ночью? Вернее - чего я жду от этой ночи?
Через два часа стоим вдвоем в свете фонарей под промозглым холодом позднего вечера и ловим машину. Ехать, оказывается, надо в район Староневского, и зачем я так накрасилась?.. Так, уверенности побольше - и ничего не страшно. Не успеваю вовремя опустить приподнятую руку, и передо мной останавливается что-то большое, тонированное и джипообразное, больше похожее на катафалк.
-Какие модные девчонки! Покатаемся?
-В другой раз! - как можно более дружелюбно отвечаю я, и мы втискиваемся в остановившуюся позади восьмерку.
Та-ак! Веселенькое начало вечера, ничего не скажешь! Санечка заметно нервничает и напряженно молчит. Ей очень идет пушистая беленькая шубка. Красавица!
Не могу сказать, что этот район мне знаком. Бывала здесь только при свете дня, а сейчас темно, тусклые фонари работают через один, и дворы-колодцы устойчиво создают ощущение наркоманских притонов. Через двадцать минут усиленных поисков мы с Санечкой находим нужный дом и, поднявшись по слабоосвещенной лестнице, останавливаемся перед потертой дверью на последнем, пятом этаже. Оборачиваюсь посмотреть на Санечку - кажется, она готова убежать. В моей памяти всплывают такие же облезлые двери и прячущиеся за ними грязные квартиры, ставшие на одну ночь приютом для пока еще незнакомых между собой неформалов. При этом воспоминания о моей юности ностальгирующим комочком мягко распутываются по всему телу. «В подобных домах обычно не работает звонок» - мои догадки оказываются верными. Черная кнопка не реагирует на мое давление пальцем - приходится стучать по двери костяшками пальцев.
***
Следующим, что я испытываю, является, по меньшей мере, удивление, если не сказать - шок.
-Знакомьтесь: Саша-Юля...
-Очень приятно...-мои глаза выдают мое состояние с головой.
«Это - Саша? Да мы с ним почти ровесники! Санечка, сколько ему?» - шепчу в каштановые кудри. «Двадцать семь...»
Вот это мальчик... Мужчина! Не то, чтобы красавец, таких я видала не раз, но глаза... Такой нежно-серьезный взгляд, что-то в нем есть волнующее, необычное. Мурашки врассыпную бросаются по моему телу.
Проходим на кухню, которая, из-за достаточно внушительных размеров, сочетающихся с высоким потолком, просится называться столовой. Все достаточно чисто и в меру опрятно для холостяцкой квартиры. Саша знакомит меня с другом: «Марго...»
Марго? Я надеюсь он не... Мне казалось, это женское имя! - последнюю фразу произношу вслух. Смеется. Красивая улыбка, стильные очки в черной оправе, живой взгляд...
-Вообще-то меня Илья зовут, Марголин - моя фамилия!
Марго помоложе, на вид ему около двадцати четырех.
На столе появляется бутылка и пакет дешевого апельсинового сока, я никогда не разбавляю водку, парни, видимо, тоже... Для Санечки мешается «отвертка». За знакомство, за любовь (тост, произнесенный Марголиным с язвительной ухмылкой, или мне показалось?), за просто так... Становится весело, дурацкие анекдоты идут «на ура», ощущаю руку Марго на своей талии...
-Ребята, пойдемте в «Эльдорадо»! Насидимся еще, вся ночь впереди! - Илья человек явно активный.
***
«Эльдорадо» оказывается небольшим бильярдным клубом. По дороге туда Марго успевает купить бутылку дешевого пива и предусмотрительно спрятать ее во внутреннем кармане куртки. Теперь он отыскал на столиках пустую пивную кружку и наполняет ее пенной жидкостью... Видимо, делает сей фокус не в первый раз...
С любопытством и некоторой тревогой наблюдаю за Санечкой - очень уж непривычно видеть ее в подобной атмосфере. На долю секунды мне кажется, что это вовсе не она, а незнакомая мне девушка... Хотя, возможно, просто действуют выпитые градусы... Вижу, что ей неуютно, хочу подойти, но Саша опережает меня и нежно прижимает девочку к себе... Молодец, заметил, а ведь вроде пьяный...
Когда-то я хорошо умела играть в русский бильярд, но Саша умело обыгрывает меня два раза подряд. Очень хорошо заметен его профессионализм. Отшучиваюсь, что я не в форме. Тем временем Марго пьет пиво с какими-то школьницами, сидящими на подоконнике, а Санечка скромно стоит возле стола. Оплаченное время заканчивается и я иду разбираться с Ильей. «Да ладно тебе!»-отмахивается он. Эти девчонки ничего не стоят, за кружку пива отдадутся!
-Ты всех их перетрахал?
-Да! И не по разу!- в его голосе явно слышатся нотки неподдельной гордости.
-А Саша? Тоже всех?
Марго теряется и замолкает на полуслове. Все понятно, надо выручать девчонку.
***
В начале второго клуб закрывается и мы возвращаемся по замерзшей улице туда, откуда пришли. Мороз страшный, пар от дыхания, не успев вырваться наружу, застывает в носу. Снега нет, но дует сильный ветер. Замечаю, что парни успешно напились, хотя и пытаются это скрывать.
Дома Марго вытаскивает расстроенную гитару, пошла вторая бутылка. Отговаривать Санечку не надо - она и сама отказывается пить. «За нас!»- Произносит Сашка и целует девичьи губы. Долго, сильно... Черт, неужели он и правда что-то чувствует? Отчего-то на секунду становится тоскливо, залпом выпиваю стакан и прошу Илью что-нибудь сыграть. Он медленно, словно нехотя, перебирает струны:
«Ты целовала и клялась, что будешь только лишь моею.
Что наконец меня нашла, и я, дурак, конечно верил..
Немало времени прошло, попробуй вспомни все сначала..
Ты вспомни нежность своих слов, что ты мне, падла, обещала..»
Последние слова Марго почти с наслаждением кричит мне прямо в ухо. Я вздрагиваю и роняю стакан, который с грохотом разбивается о пол. Смеется, паршивец! Очень смешно! Илья уходит в коридор и возвращается с курткой. Достав из кармана пивную кружку, широким жестом протягивает ее мне: «Возьми, дарю!»
-Откуда она у тебя?
-Да в «Эльдорадо» взял, у меня уже дома шесть таких...
Плохого настроения как не бывало, от души смеюсь: «Дурак!»
Двое «влюбленных» отсаживаются смотреть телевизор, Илья наливает еще по одной и ему становится плохо. Уходит блевать в туалет и возвращается в одних трусах.
«Ты можешь дальше пить вино, искать ночные приключения.
И во дворе уже давно все знают кто ты и зачем ты.
Ты не боишься за спиной моих друзей холодных взглядов.
Любви окончено кино, мне ничего уже не надо.»
Что то мне не по себе от таких песен! Не то от выпитого, не то от холода, тело начинает трясти мелкой дрожью. Прошу Илью закрыть форточку, он залезает босыми ногами на подоконник и орет в окна напротив:
«Пей, развлекайся и спи по ночам с кем попало.
Цепи нашей первой любви ты сама оборвала. Какая-же ты падла!»
В ответ ему из соседних окон кто-то просит заткнуться.
***
В начале четвертого упившийся Марго неожиданно и беспрекословно заявляет о своем намерении уйти домой.
-Он хоть дойдет? - спрашиваю Сашу.
-Да ему в соседний подъезд, дойдет, куда денется?
Уходит, значит? Ну и пускай катится! - настроение безнадежно падает вниз. Видимо, остаток ночи мне придется провести в созерцании двух довольных людей, которым на меня наплевать. Не самое веселое время провождение!
***
В четыре Санечка уходит спать. Одна. Остаемся с Сашей вдвоем.
-Ты ее любишь? - алкоголь всегда толкал меня к откровенности.
-Знаешь, Юль, я не хотел бы осуждать это с тобой, извини!
Ах так! Интересно, как это понимать: не любит - и не хочет врать, или же действительно у них что-то серьезное? Боже, как он смотрит! Докажу Санечке, что он такой же, как все остальные, обязательно докажу... Что я делаю? Не надо было столько пить... Какие губы... Что я делаю?
Последнее воспоминание ночи теряется в замутившемся от алкоголя и внезапного счастья сознании.
***
Я просыпаюсь и вижу перед собой Санечкины глаза. Господи, я никогда не прощу себе того, что прочитала в них!
-Юля, как ты могла? Как ты могла?...-она опрометью бросается из комнаты, хлопает входной дверью.
Как же раскалывается голова! Что мне теперь делать? Перелезаю через Сашу, быстро одеваюсь и вылетаю из квартиры. Восемь утра, мне обязательно надо на работу - еле успеваю заскочить домой, что же делать с Санечкой?
За навалившимися делами незаметно проходит день. Вечером тороплюсь в маленькую квартирку на окраине города, перебираю в уме слова и просьбы. Когда Санечка открывает мне дверь, я теряюсь, забыв все слова и только выпускаю на волю подступившие к горлу слезы.
Вижу ее глаза, такие родные и такие неожиданно взрослые.
Она простила меня. Она всегда умела прощать.
-Юля, знаешь, Саша сегодня сделал мне предложение, весной мы собираемся расписаться.
-Значит есть любовь, Санечка?
-Есть...