Кормилец

Людмила Юрьева
         -- Топа-Топа-Топа-Топа! Вот окаянный… Топа-Топа…
-- Чтоб он сдох, твой Топа! Дура старая! -- взвизгнула Лида и закашлялась.
-- Доброе утро, Лидочка! -- Макаровна, приставив ладошку к уху и приветливо улыбаясь, вглядывалась в распахнутое окно на четвёртом этаже.
-- Чтоб он сдох, говорю! Каждое утро одно и то же…
-- Михалыч? За молочком пошкандыбал… Солнышко-то сегодня какое… птички щебечут… как в раю. А ты не видела нашего котика? Загулял, проказник… Третий день не появляется. Топа-Топа!
Лида в сердцах захлопнула окно и поморщилась от неприятного запаха. На плите утробно постанывал "кормилец"; его помятое металлическое тело возлежало на четырёх газовых конфорках и ритмично содрогалось. В прозрачной пуповине, соединяющей чрево уродца  с охладителем, что-то угрожающе заклекотало, и Лида опасливо уменьшила огонь. Тоненькая струйка жидкости, медленно наполнявшей трёхлитровый бутылёк, судорожно дёрнулась и прервалась.
-- Вот зараза… Ну давай уже, давай… заканчивай! Всю ночь мордуюсь тут с тобой… -- Лида бросила нетерпеливый взгляд на будильник и вновь добавила огня.
-- Петька! Ты вставать сегодня собираешься? На работу опоздаешь! -- закричала она, пристально глядя на бутылёк. -- Ты слышишь меня?!
-- Фу, ну и вонище! Ты что, так и не ложилась? -- зевая и почёсываясь, заглянул на кухню муж.
-- Ляжешь тут с вами… Иди умывайся, а я пока бутерброд сварганю. Компотом запьёшь… Думала, к утру управлюсь, ан нет! Чай заварить не на чем… И куда подевался кипятильник… ничего в этом доме не найдёшь.
-- Так ты ж его… Бежит, через верх бежит!
-- Ой! О-ёй! Боже ж мой… прозевала… - Лида  заменила бутылёк и устало опустилась на табуретку. "Так… пару бутылок наполнить - и Петьке с собой… Хоть бы сам, паразит, не вылакал… Ой, а закваску! Чуть не забыла…"
-- Петь, ну что ты там возишься? Помоги лучше закваску отнести… Шевелись, говорю!
Она ухватила за ручки раздутый пластиковый бочонок, перегородивший узкий проход в ванной, и попыталась сдвинуть, но заполненная на три четверти ёмкость лишь сладко чмокнула, всколыхнув ворсинки и мелкий сор на поверхности содержимого.
-- Ты идёшь или нет? Вот наказание… Петька!
-- Ну что ты орёшь, ёлы-палы…
Они подняли бочонок, и Петька мелкими шажками двинулся в спальню.
-- Быстрее, быстрее… ползёшь, как сонная муха… Сил моих нету смотреть на тебя. Стой! -- Лида перебежала вперёд и схватилась за ручку. -- Берись сзади.
         Едва приподняли ёмкость -- Лида рванула вперёд. Петька, роняя тапки и ударяясь о мебель, бежал следом.
-- Ты что, чокнулась? Куда ты несёшься?! Полоумная…
Бочонок ухнулся на постамент из четырёх кирпичей, всхлипнул и затих. Лида принялась укутывать его старой синтетической шубой, заботливо подтыкая края и опоясывая бечёвкой.
-- Быстрее… А куда торопиться-то? Который месяц зарплату не выдают. Сами, небось, жируют… Весь завод скоро растащат, суки. Цеха разбирают, арматуру на металлолом вывозят… За бугор! Представляешь? И все молчат. -- Петька покрутил пальцем у виска и пошёл в прихожую.
         -- В долг не давай! -- напутствовала жена, укладывая бутылки в сумку. -- Нашли богадельню… Чуток вздремну и отнесу на стоянку. Сегодня Женька дежурит, у него хорошо берут. А после обеда в гаражи понесу… Петь, и это… сахар заканчивается, осталось на одну закваску…
Лида наполнила последнюю, самую красивую, бутылку и залюбовалась этикеткой. Достав из буфета тетрадку и карандаш, она присела к столу и принялась сосредоточенно подсчитывать. Что-то не сходилось… Зачеркнула написанное, ещё раз пересчитала бутылки…
От резкого звонка зашлось сердце. Подкравшись на цыпочках к двери, Лида долго всматривалась в глазок и наконец осторожно приоткрыла дверь.
         -- Лидочка, детка, а я за спиртиком… -- Макаровна протянула тёмный пузырёк и пожаловалась:
--  У Михалыча поясницу прихватило. С утра вроде ничего было, а сейчас прямо криком кричит… Надо растирочку сделать. Налей, голубушка… А я тебе пирожочков принесла с картошечкой, прямо со сковородки. Ох и вкусные! Смотри, какие румяные…
         -- Котик-то нашёлся? -- Лида распахнула дверь и поспешно отступила вглубь квартиры, застеснявшись громкого урчания в животе.
         -- А пришёл, проказник этакий! Мы с дедом уж так напереживались, так напереживались…
         -- Ну, и слава Богу… А может, по рюмашечке?.. Давай, Макаровна… Умаялась я.
         -- Ох, Лидочка, детка, не надо, не пей… и не заметишь, как  втянешься. Вернётся сынок из армии… глядишь, и полегче станет, и всё наладится. Ты приляг, милая, приляг, родная, всё образуется.

Лида стояла у окна и с грустью смотрела на бывший детский сад. На некогда ухоженном дворике натужно фыркал Камаз, лавируя между сонными легковушками. Окутанный клубами сизого дыма, матерясь и размахивая руками, сторож что-то втолковывал водителю. Под зардевшейся рябиной лоснилась жирными боками зловонная бочка для слива "отработки", в разбитом бассейне тлели картонные упаковки, тряпьё… Взгляд скользнул по зарешёченным окнам крыла, где раньше размещалась группа младшеньких, метнулся к крыльцу и задержался на вывеске с нелепой надписью "Сэконд хэнд". Недлинная очередь терпеливо дожидалась открытия магазина.
         А в ушах звенели голоса детишек… Сколько их вынянчила… Почему-то вспомнился маленький Юрочка, как он поначалу плакал и трогательно просил: "Успокойте меня, успокойте меня…"… Бедная мама в слезах убегала на работу. А потом привык. Бывало даже, домой не хотел уходить… У Лиды дрогнул подбородок, и уголки губ беспомощно поползли вниз…
         -- Ничего… Вот вернётся Серёженька … -- прошептала она сдавленно и всхлипнула.


июнь 2003