- Узнаете? - Она тычет указкой в химический знак на доске. - Это же барий! Давненько не было тебя в наших задачках. Не попадался… Ну здравствуй, барий!
Она произносит "барий" как будто "барин", и она шутовски кланяется доске - с третьей парты я слышу хруст. И после двумя руками она помогает себе разогнуться. И она приглашающе улыбается нам, зовет всех вместе порадоваться приятной встрече.
Ольга Фроловна – отличный педагог. Так нам сказала Анна Юрьевна, директор школы, на общей линейке для восьмиклассников. Ольга Фроловна работает в школе много лет. Она могла бы учить кого-то из наших родителей. Она учила детей и тогда, когда наши родители еще не родились на свет.
- Кудрявцев! - звонко выкрикивает Ольга Фроловна.
В классе у нас нет Кудрявцевых. Встает Ваня Носов - мальчик с круглой упругой шевелюрой, почти африканской, только огненно-рыжей. Мы зовем его "золотое руно". Ваня грустно улыбается химичке: мол, и вы туда же, дразнить меня? Ладно уж, мне не привыкать.
- Я сказала: "Кудрявцев"!
Мы смотрим за направлением ее взгляда. Паша Лапин, маленький незаметный мальчик с прилизанными волосиками, избран ею на роль Кудрявцева. Кудрявцев - это парень, который учился у нее не то сорок лет назад, не то еще больше. И Паша на того Кудрявцева похож.
По замыслу Ольги Фроловны мы все должны участвовать в большом спектакле. Мы играем один из тех классов, которые она выучила когда-то, выпустила, вывела в люди. Многие из ее выпускников работают на химических предприятиях. Наша директор говорит, что Ольга Фроловна - отличный предметник. Что ей самой до нее далеко. Директор тоже химичка. Учителей химии много. Но таких, как Ольга Фроловна, больше нет.
Она общается с химическими знаками больше, чем с кем бы то ни было. Она вглядывается в таблицу Менделеева так ласково, точно сейчас все знаки попрыгают к ней на ладонь, станут что-то с ее ладони клевать… Потом она вспоминает о Пашиной писанине. Всплескивает руками.
- Ух ты, водород забыли вписать! Здесь еще выделяется водород. Не обижайся на нас, водород! Вот мы сейчас за тебя Кудрявцеву "двоечку"… Кудрявцев! Найди-ка себя в журнале.
Все выглядит так, точно она плохо видит и не может отыскать Пашину фамилию. Это бывает у пожилых людей. Мы должны уважать возраст Ольги Фроловны. И мы должны быть добрыми детьми.
Добрый Лапин помогает поставить себе "пару", она сажает его, и снова начинается привычное:
- Эх, молодые! Неужто памяти нет? Не можете запомнить, как я вас зову? Что легче - вам по одной фамилии заучить или мне - все ваши сорок?
Она не сомневается, что рано или поздно мы все привыкнем к чужим фамилиям. Что мы так и мечтаем к ним привыкнуть. Но я не реагирую, даже когда она в сотый раз повторяет: "Маклакова!" - и смотрит мне прямо в глаза. «Катька! Юрова! Маклакова – это же ты!» – кричат мне шепотом со всех сторон. И видя, что я все равно не шевелюсь она отправляет эту свою Маклакову из класса вон. Теперь уже все поворачивается ко мне. Я не знаю, что со мной, но я до стука в висках, до сумасшествия не хочу быть этой Маклаковой, которую ни разу не видела. И Ольге Фроловне приходится тащить меня к дверям самой, вцепившись в мои локти двумя руками. Сила у нее та еще. В годы войны она рыла такие глубокие длинные канавы… Не помню точно, зачем. Наши мальчишки кричат: "Вы не имеете права!", кто-то свистит. Я просиживаю на подоконнике до перемены, а через урок или через два Ольга Фроловна решает уже, что этого недостаточно - и тащит Маклакову к директору. На ходу она рассказывает мне о тысячах детей, которых она воспитала и сделала людьми. Кто-то из них тоже пытался нарушать порядок. Но не тут-то было.
Я никогда не была в кабинете у Анны Юрьевны. Наши самые отчаянные школьные головушки приходят от нее, точно взмыленные, и тихо вытирают слезки. Ольга Фроловна вталкивает меня в кабинет, Анна Юрьевна выталкивает обратно - ждать там, где сидит секретарша. Через две минуты директорша под ручку выводит Ольгу Фроловну в коридор и говорит там с ней тихо, ласково. Слов не разобрать. Я закрываю глаза, точно это меня утешают. В коридоре раздаются громкие неровные шаги. Так ходит наша химичка. Не скажешь, что с виду она вся высохшая и легкая. Анна Юрьевна возвращается назад, заводит меня к себе. Проходит по кабинету, останавливается у окна. Делает такое движение рукой, точно защищается от меня. Точно это ее тащили ко мне по коридору, схватив за локти.
Я не сразу понимаю, что она говорит.
- Вы все слишком много хотите от меня. Я не могу уволить Ольгу Фроловну. Она в этой жизни только за школу и держится. Подумай, что с ней будет, если она уйдет?
Анна Юрьевна садится на стул.
- Знаешь, что я ей сказала? Чтобы она работала спокойно. Так и сказала. Надо быть добрыми детьми… И в конце концов, Ольга Фроловна – в самом деле сильный предметник. Я знаю, я сама у нее училась. У ее уроков душа есть. – Она смотрит на меня почти жалобно. Ей надо, чтоб я сейчас согласилась с ней. - Это же не могло так просто уйти с годами – душа?
Уже был звонок. И несколько ребят ждут меня в коридоре. Они кидаются ко мне:
- Влетело? Что так смотришь, что с тобой? Что тебе будет теперь? – я не успеваю им отвечать, они тормошат меня со всех сторон. - Давай держись. Ты, Катька, молодец. Химичку мы теперь проучим. Давно пора. Всем классом! Это несправедливо, что ты отдуваешься за всех одна.
И мне становится вдруг странно, до чего они хотят, чтобы все шло по справедливости. Точь-в-точь, как я сама - десять минут назад.