Надежда жила ровно сутки... Вспыхнув неожиданно и ярко, как недолговечная звездочка, она акселеративно развивалась. Сразу же притянула внимание и стремилась понравиться всё больше, строила честолюбивые планы, рисовала заманчивые перспективы. Вспыхивала яркими сюжетами, уходила в сновидение и возвращалась с пробуждением ещё более интересной.
Она была красива в юности. То отвлекала, заставляя забыть текущие неприятности, навя-зывалась, наивно желая казаться непризрачной .Она внедрялась в каждую клеточку мозга ; ино-гда насыщая мысли спонтанностью. Либо удовлетворённостью, тепло и плавно растекающуюся по сознанию. Она вдруг источала такую свежесть и чистоту, и от неё веяло преображением, пе-ревоплощением. Кто хоть раз не испытывал очищающего, обновляющего, дающего энергию и жизненную силу, влияния надежды!
В зрелости, к обеду, она была не менее привлекательна и требовала привыкания к себе и серьёзности в отношении себя. Она звала к созиданию. Иногда дерзила и обещала преобразить мир... Она делала многое: то помогала собраться с мыслями и упорядочить их, заставляя уско-рить шаг при ходьбе, то смешивала разум вообще , передавая движениям рук принуждённость...
Вконец она совсем измучила, изнурила ожиданием приговора. В назначенное время ей предстояло либо видоизмениться, превратившись в желанную реальность, в некую ощутимость, либо погибнуть. Сама надежда последнего, как будто, не допускала. Не оставляла для этого мес-та, беспечно отмахивалась от редких тревожных мыслей, словно вычёркивая нежелательный исход. Усыпляла бдительность, анестезировала сознание...
Однако, совершенно в истёкший срок, отлично слышный высокий голос в телефонной трубке, которая, как от напряжения, стала холодной и твёрдой, выстреливал раздельно и звонко чётко выговоренные слова, предельно точно отгранивая понятие. Никакой двусмысленности. Каждое слово - дырка. Чёрная, рваная и глубочайшая.
Надежда, в самом деле, погибает в последнюю очередь. Сначала необходимый набор эти-кета: нетвёрдые извинения и невнятная благодарность за беспокойство. Потом опущена беспо-лезная вдруг трубка . И только затем она, израненная, окончательно впитавшая в себя смысл сказанного, смертельно им отравившись, начала неудержимо, стремительно гаснуть. Таять по-добно искре, взметнувшейся вверх от костра. Невосстановимейше рушиться, словно подмытый песочный замок, не оставляя после себя ничего, кроме досады, сожаления и глубокого вздоха разочарования.
День, проведённый с ней, наполненный смыслом её существования, ни с чем не сравнится. Провал от неё можно заполнить в зависимости от сил, желания или, лучше сказать, от любви к жизни и вере в лучшее ...
15.10.93г.