Мы в интерьере современного зарубежного романа: кирпичные внутренние стены, запах пиццы, пиво и заранее предновогодние елки. Единственный элемент незаграницы – Ленин за окном. Высокий и глупо приветливый памятник.
Не знаю, есть ли вокруг люди: посетители, официанты, Деды Морозы. Они мне неинтересны, не замечаю их. Потому что напротив меня сидит она. Я хочу вплыть в ее зеленый взгляд. В ее глазах широко и от этого прохладно. Стараюсь пронзить, проникнуть… черт! Ворваться, разбить… Забрать у нее щит. Уничтожить ее невидимых телохранителей.
Я хотела верить, что у нас есть время. Но уже тогда, впервые ощутив ее запах в пасмурности июня, а после – тепло прикосновения руки, когда мы сидели на остывающем под закатом парапете, - уже тогда я поняла, что времени мало. Что часы отсчитывают только минуты лета. Что вихри с сухими дождями и выкриками «не бросай меня», тучами и обещаниями «не брошу», травами, асфальтами и восхищениями «как аристократично ты куришь» успокоятся, утихомирятся. Она повзрослеет, вырастет из самой себя. И чем больше я буду ее поливать, обогревать, расправлять ее лепестки и выставлять на солнышко, тем быстрее она станет высокой, прочной и не нуждающейся больше в заботе.
Она никогда прежде не писала песен, не владела барабанными палочками, не носила черных футболок и не просила моей помощи. Она не делает этого и сейчас, также, как и не вторит моей неверности, не зовет к себе по утрам и не взрывает мои рельсы. Она не…
Воспоминания и размышления прерваны: она закашлялась. Хроническое.
- Не ругайся, что я опять кашляю. Наверно, я немножко простыла, или просто в горле…
Не дослушиваю, ее объяснения проваливаются в ушах. Конечно, не ругаюсь. Просто пытаюсь заниматься дефектоскопией. Результат отрицательный – ни одного изъяна.
На площади раздаются куранты грохотом на башне. Башенность. А еще говорила, что безбашенная, что сумасшедшие поступки… Кирпичи на стенах сливаются в однотонность. Слышу внутри себя ее мурлыканье. Она всегда мурлыкает, когда целуется – я это помню. Хочу услышать мурлыканье в реальности!..
У нее закончилось пиво, у меня еще немного осталось – пьем из одного стакана. Уже ничего не жду, но она одним жестом дарит надежду: снимает очки. Я торжествую по поводу ее близорукой беспомощности. Она случайно неосторожно прокусывает простуду на губе.