По литературе у меня в школе всегда была твердая пятерка. Думаю, что если бы существовала отметка выше пятерки, мне бы все равно ставили самую высокую. И не только потому, что я читал все «обязательные» тексты, а также тексты сверх программы. Настоящих читателей у нас в классе было достаточно много. Но среди них я выделялся тем, что, едва научившись читать, я научился слушать и слышать текст. Мне доставляло величайшее наслаждение угадывать и воспроизводить музыку, звучавшую в словах.
Однажды, после прочтения романа «Война и мир», меня вызвали отвечать урок. Я поднялся из-за парты и стал говорить. Но не узнал ни свой голос, ни свою речь. Что-то удивительно красивое, гармоничное исходило из меня. Одноклассники оставили свои привычные «крестики-нолики», повернулись в мою сторону и стали слушать. И даже учительница ни разу не прервала мой монолог. Я говорил почти весь урок. Это был первый в моей жизни Урок, преподанный мне литературой.
К чему эти воспоминания? В 60-е годы, когда я учился в школе, классика была действительно высшим эталоном в литературе, хотя в то время до дыр зачитывались «толстые» журналы с романами и повестями современных авторов. Невозможно было в библиотеке обнаружить свободно лежащие на полках комплекты журналов «Новый мир» и «Нева», «Знамя» и «Октябрь», «Дружба народов» и «Юность», «Смена», «Молодая гвардия» и «Иностранная литература». Как правило, на месте не было номеров с наиболее интересными текстами. Подписаться на собрание сочинений любимого писателя было невозможно, книги покупались «по блату» и были тем дефицитом, «достать» который составляло особенное удовольствие. Дикторы на телевидении отличались исключительно правильной, грамотной речью. Руководители государства и члены правительства, хотя и читали по бумажке и не всегда внятно произносили слова, но никаких просторечных выражений из их уст не вылетало…
Обо всем этом приходится думать теперь слишком часто. Слишком часто приходится слышать из уст современников какой-то отвратительный сленг, состоящий из дикой смеси нецензурной брани и уголовного жаргона. Слишком часто отсутствие элементарного словарного запаса компенсируется гнусавыми интонационными ударениями, позволяющими в косноязычной речи заменить энергетику вербального общения, то есть общения посредством слов, на энергетику почти невербальную… Да, пусть существует (и да здравствует!) свобода слова. Но свобода, а не распущенность! Пусть каждый избирает себе тот стиль и культуру общения, которые ему наиболее близки. Но пусть это будут стиль и культура! Ведь используемые человеком слова представляют его внутренний опыт, адекватно выражают его духовную культуру. И они понятны тем людям, которые организуют свое мышление при помощи таких же лингвистических моделей. Грубо говоря, духовная культура (равно как и бескультурье!) людей, использующих одну и ту же лексику, идентична. Значит, если на устах и в литературе брань и цинизм, то о культуре, завещанной нам классиками, остается только ностальгически мечтать.
Помнится, в своей рецензии на книгу И. Волгина «Последний год Достоевского» я возмущенно написал о том, что он употребляет в тексте «просторечное название экскрементов». Вскоре в одной из своих книг Игорь Леонидович весьма иронично упомянул о некоем «целомудренном критике»… Действительно, было над чем иронизировать. Тогда уже огромными тиражами печатались Лимонов, Алешковский, Асланова. И даже почитаемый мной Василий Аксенов запросто использовал традиционно нелексиконные слова в своих текстах, а тут такой пустяк…
Может быть, я незаметно для себя отстал от жизни и время давно ушло вперед?.. А, может быть, напротив, оно «нырнуло» куда-то по направлению в каменный век?.. Замечаю, что музыка текста начинает звучать все громче. Интерес к написанному и звучащему художественному слову пробуждается вновь. А, значит, собеседников становится все больше. Поговорим?