Плюшевый медведь
Темный угол, заставленный огромным шкафом, таинственно молчал. Тяжелая тишина заполняла всю полутемную комнату. В воздухе зависли ожидание и тревога. Малыш лежал на большой кровати, укрывшись с головой. Из щелки, оставшейся в укрытии, тревожно поблескивал глаз, отражая ночное освещение комнаты. Этот напряженный взгляд чего-то ждал… И вот из темного угла, из-за шкафа кто-то неслышно вышел, а вернее, выдвинулся, как неясная тень.
Огромный плюшевый медведь важной и неспешной поступью шел вдоль стены, как будто никого не замечая. И вдруг он повернул большущую голову, пристально взглянул пуговичными глазами на прячущегося под одеялом мальчика и заговорщицки подмигнул круглым пуговичным глазом:
-Никому ни слова!.. Молчи, – говорил его взгляд.
Он медленно поднял огромную неуклюжую лапу и выразительным жестом приложил ее к своей пасти:
-Молчи. Молчи, или будет худо…
Помню, как мать, сидя на диване и что-то вышивая, пела мне: «Елки-палки – лес густой, ходит Эрик молодой...» И, улыбаясь, показывала на мой большой портрет, висевший в углу комнаты возле окна. Там красовался хороший еврейский мальчик на фоне нарисованных елок. На полочках дивана стояли фаянсовые птенцы с широко раскрытыми желтоватыми клювами, где в их пустой внутренности держали иголки, нитки и другие принадлежности для вышивки.
Уже через срок в целую жизнь помню маму, постаревшую, но по-прежнему живую, энергичную, полную огня и жизни, когда она долгими часами вышивала крестом прекрасные классические картины… И сейчас у нас в каждой комнате висят ее картины. Мамины вышивки, просветленные (пронизанные) материнской любовью, страстью к красивому…
А в противоположном углу возвышался большой платяной шкаф.
Я ползал по необъятному животу, холмлм возвышавшемся над мамой, а она просила меня быть осторожней с новым братиком внутри.
Братик все же оказался сестренкой...
***
Я поглядывал на шкаф, когда мне вдруг почудилось, что кто-то прячется за ним. Потом повторялся страшный сон: из-за шкафа молча выходил огромный плюшевый медведь. Он тихо осторожной украдкой проходит, чуть слышно посапывая, и очень выразительно показывает лапой, прикрывал ею свою пасть, чтобы я молчал.
- Молчи, как рыба, малыш…
В диком ужасе я просыпался, и все никак не решался рассказать отцу о своем кошмарном сне. Я и на яву боялся медведя…
***
Потом вижу радостного отца, сияющего, веселого, который приехал на «козлике». Он сказал, что мы едем забирать из больницы маму и новую сестричку…
Помню тепло его сильного тела, когда мы с ним сидели в «козлике», а сзади был приторочен велосипед.
Поездка показалась мне очень долгой и невероятно увлекательной.
Ожидание в приемном покое родильного отделения. И вот выходит молодая, красивая улыбающаяся мать с огромным свертком одеяла в руках. Отец берет этот дорогой сверток с доченькой, и мы идем к машине.
И вновь тряская булыжная мостовая вдоль Вокзальной улицы. Мама с сестричкой на руках - сзади, я – возле водителя.
Позади машины, в пыли от колес, трусит на велосипеде веселый отец в белых брюках и белой рубашке, которые постепенно сереют от пыли и становятся все темней и темней, как и улыбающееся счастливой улыбкой лицо самого кудрявого велосипедиста.
Так нас стало в доме двое детей. Я – старший - уже навсегда!