Все время забываю подарить ей новый ночник. Разорюсь разок, но хоть куплю нормальный изящный светильник вместо этого массивного шедевра семидесятых годов прошлого века, стилизованного под витражный фонарь... свет от него настолько разноцветный, насколько это только возможно. Может быть, я старомоден или даже закомплексован; я даже согласен с тем, что я невыносимый зануда, но «интимное освещение» мне представляется исключительно однотонным.
Сейчас Ирена выйдет из душа, закутанная в этот свой халат, такой же невозможный, как и ночник: черный, с золочеными огурцами, затертый, как, пожалуй, все в ее квартире, кроме нее самой. Она всегда нова. Она почти безумна, и это то, что странным образом греет мою душу. Она непредсказуема во всем, кроме одного: каждый раз после того, как мы занимаемся любовью, она принимает душ, затем выходит в почти дырявом черном с золотом халате и просит меня рассказать ей сказку.
А я, как обычно, совершенно не настроен придумывать ей какие-то там сказки. Во-первых, мне просто редкостно хорошо. Пожалуй, впервые за этот дурацкий день. Я послал на хрен все и всех, я полночи сжимал в объятиях замечательную женщину, и сейчас мне славно. И покойно. И устал. Что же до «во-вторых»... День был именно что дурацкий. С утра пораньше мне капитально намылил задницу шеф, причем абсолютно ни за что, просто так, для повышения трудового тонуса. Потом позвонила Анечка, предложила встретиться вечером, и я, разумеется, согласился. Потом я позвонил в глянцевый журнал, в коем изредка публикуюсь, но там гонорары пока не дают, зато статью надо переделать. Еще через час позвонила мать моих детей, вывалила на меня дежурную порцию упреков, что настроения не улучшило. А под конец рабочего дня на пороге офиса нежданно-негаданно возникла Ирена, и все стало просто и понятно. Вот только с Анечкой как-то объясниться придется...
Ирена сумела меня удивить: она вышла из душа совершенно голая. Шмыгнула на кухню, вернулась с двумя стаканами сока и зажженной сигаретой.
- Расскажи мне сказку... ну пожалуйста... – попросила она.
- О чем на сей раз ты хотела бы услышать?
- Нуу... Что-нибудь такое, вполне душещипательное. Но обязательно о людях. О, пожалуй. богатых людях. Чтобы у них там яхты-роллсройсы и все такое... Чтобы красиво, в общем.
- Ирена, солнышко, возьми навскидку любой дамский роман, там всего этого – просто завались. А я вот как-то... Ну не мое это амплуа.
- Не хочу роман, хочу твою сказку! – она соизволила капризно топнуть ножкой. – Скажи честно: тебе лень. Ну лень ведь, да?
- Ну да, лень...
- Я так и думала! Вот так всегда!..
- Стоп. Я сказал «лень», и это правда, но человек рожден для того, чтобы вечно преодолевать что-нибудь. Собственную лень – в том числе. Будет тебе сейчас сказка.
- Ура!
- Сейчас...
- Только чтоб с описаниями! А то знаю я тебя – один сплошной экшн: встал, взял, положил, выпил, закусил...
- Уговорила, речистая, - вздохнул я, вставая с кровати и оглядывая комнату в поисках чего-нибудь, за что можно зацепиться, к чему прилепить повествование. Нелепый ночник воспет уже мною неоднократно, равно как и все предметы вокруг него. Старый, изъеденный жуками шкаф тоже удостоился уже чести быть упомянутым, так что обратил я свой ищущий взор на «трофейный» столик. Давно я на него не заглядывал. Здесь хранятся многочисленные трофеи Ирены. Вот этот трехлапый пластмассовый песик был найден ею в метро. «Поющий ветер» похищен с лотка со всякой эзотерической хренью, пепельница, стаканчики, рюмки и гигантская – литра на полтора – пивная кружка были прихвачены в разных барах и кафе. Видимо, оттуда же Ирена стащила и круглую баночку с зубочистками. Хорошая такая баночка, почти полная абсолютно одинаковых зубочисток, каждая запечатана в пленку – этакий миниатюрный осиновый кол в презервативе...
Я осторожно вытащил одну зубочистку, разоблачил ее, вгляделся внимательнее: один конец обоюдоострой палочки темный, от него явственно пахнет мятой. Какого он цвета? Зеленого, наверное, но в этой псевдовитражной чехарде оттенков поди разбери... Мятные зубочистки. Хорошо.
- Ты хочешь рассказать мне сказку о мятных зубочистках? – понимающе спросила Ирена.
- Да.
- Только не забудь: про богатых людей, чтобы все красиво, и описаний побольше.
- Ладно, - вздохнул я, присаживаясь на край кровати с коробочкой зубочисток в левой руке и неприкуренной сигаретой – в правой. – Будут тебе описания. Только имей в виду: все то, что я сейчас буду тебе живописать, я сам знаю более чем приблизительно... Итак, жил да был бизнесмен. Такой довольно богатый парень, несколько нефтяных скважин окучивал. И звали его Сергей...
***
Все было безупречно, как всегда. Безупречно чистая скатерть, безупречно сервированный стол, безупречно вышколенный официант, безупречно сваренный кофе. Безупречно скучное утро. До переговоров остается полчаса. Пара-тройка часов необходимой занудятины, подписание нескольких стратегически важных бумажек, потом, как водится, обед-банкет и все такое. А вот «все такое» не хочется совершенно. Все такое желательно потреблять индивидуально, в полном соответствии с... «Э, готовишь мозги к работе над контрактом, дружище?» - мягко укорил сам себя Сергей, доставая телефон.
- Здравствуй, милая. Говорить можешь?
- Привет, мой котик. Да, могу: его превосходительство супруг изволили отбыть по делам на службу с последующим банкетом в загородной резиденции, так что я тебя жду. Ты ведь приедешь?
- Конечно. Но ближе к вечеру.
- Хорошо, кот. А ты подаришь мне что-нибудь?
- Обязательно.
- Я буду очень-очень тебя ждать.
- Я постараюсь не задерживаться, крошка. Ну, все, целую, до встречи.
Сергей допил кофе, кликнул официанта, заказал еще чашку и немного коньяку. Из обтянутого крокодильей кожей кейса он извлек темно-коричневый замшевый кисет. Достал трубку, баночку с табаком. Раскурив трубку, вышел на балкон. Далеко внизу вечно озабоченным ульем жужжала Москва. Тысячи машин толкались по узеньким улочкам центра, и каждая торопилась больше других; сотни тысяч пешеходов тоненькими и не очень ручейками журчали по тротуарам, и тяжелый смог поднимался над столицей, подтверждая: жизнь кипит.
«Жизнь кипит, а я херней все маюсь, – подумал Сергей. – Ну, подумаешь, бизнес-шмизнес, баксы-шмаксы. Один хрен – не в деньгах счастье. И даже не в их количестве. Вот дохрена у меня бабок, а счастья нет. Женщин тоже много, а любви нет. Да ничего нет... Я, кажется, понимаю, отчего Серега Малов повесился, а Витька Рябов пулю в лоб пустил: вот из-за этого. Деньги есть, все можно – и ничего нет. И как теперь жить?»
Ни вкуса кофе, ни восхитительного букета выдержанного коньяка он не почувствовал. А собираясь уходить, зачем-то сунул в карман пиджака баночку с зубочистками. С тремя десятками одинаковых зубочисток, и один кончик каждой из них был выкрашен в зеленый цвет и пропитан мятной эссенцией.
- Ты любишь меня? – спросил он ее прямо с порога.
- Нет, конечно же! – обворожительно улыбнулась она, нежно обнимая его. – Зато я обожаю заниматься с тобой любовью! А что ты мне сегодня подаришь?
- Вот это. – Он достал из кармана баночку с зубочистками.
- Зубочистки?!
- Это не просто зубочистки. Это мятные зубочистки.
- Но скажи мне, что я буду с ними делать? Это же не колье и не платье, и не что-нибудь в этом роде...
- Откуда я знаю? Я их дарю тебе – что хочешь с ними, то и делай. Я просто дарю их. Дарю. Вот скажи, ведь ты любишь заниматься со мной любовью?
- Ну да...
- А мне вот кажется, что я люблю тебя.
- Ой, ну их, все эти глупости... Пойдем, мой сумасшедший кот. Хочешь брюта?
В потолке отражалась огромная кровать, живописно смятые красные шелковые простыни и два тела, занимающиеся любовью. Вот именно, занимающиеся. В кои-то веки этот процесс не доставлял Сергею почти никакого удовольствия. Все было не то и не так, он не знал точно, как именно «так» должно все быть, но легче от этого не становилось...
Пока он дымил своей дурацкой трубкой на балконе, она тоже много думала, теребя бретельку пеньюара. Думала она все больше о любви. О любви, которой не было. О любви, которой и быть-то не могло. О любви, которой вообще нет нигде и никогда. А еще она думала о мятных зубочистках, этом странном подарке сбрендившего Сереги. Какая ценность этих клятых зубочисток? Ноль! Ноль целых хрен десятых! Романтик, блин, свежевылупленный... Нету никакой любви! Нету!!!! Идиот!
В пентхаус, на двери которого висит табличка «Не беспокоить», никакая горничная не войдет под страхом смерти. Однако, неделю спустя стало понятно, что дело плохо. Милиционеры в форме и штатском, все, как один, со скучными, кислыми лицами, без особых проблем вынесли дверь. Сергей так и лежал на смятых простынях красного шелка, и именно их цвет не позволял сразу увидеть, сколько крови из него вытекло. Из ушей и глаз убитого криминалисты извлекли зубочистки. С зелеными кончиками и еле уловимым запахом мяты.
***
- Полное дерьмо, - с глубоким вздохом подвела Ирена итог.
- В смысле? – я, наконец-то, закурил.
- У тебя не красивая жизнь получилась, а черт знает что: какие-то юношеские комплексы плюс явно маниакальный вещизм противоположной стороны... Бррррррр! Страшная сказка какая... Неправильная героиня, к тому же. Ей бы не о том думать, что он ей очередное колье не подарил, а о том, что назватра он уж к другой трахаться поедет. Вот от такой мысли – вполне можно убить. И даже убить именно так – жестоко, по-маньяцки. Зубочисткой в ухо.
- Ну, прости, - настала моя очередь вздыхать.
- За что? – резко, слишком резко, Ирена...
- За то, что рассказал тебе дерьмовую сказку, - совсем убито, глядя в пол пробормотал я.
- Да ну, брось ты. Не грузись. У меня есть ты. До самого утра, по крайней мере. И мне с тобой хорошо. Здесь и сейчас мне ничего больше не надо. Ложись. Поздно ведь. Ты устал. А я просто буду рядом. И все будет хорошо, правда ведь?
- Правда.
Я выбросил в форточку окурок и лег рядом с ней. Только вместе с окурком я незаметно отправил в свободный полет и баночку с мятными зубочистками. Так, на всякий случай. Ирена – очень непредсказуемая женщина.