Несмотря на невообразимый гвалт, сотрясавший Дворец сумо, слова Саши были услышаны. Откуда-то из задних рядов появился человек и стал быстро спускаться вниз. На ближних подступах бдительный Юрка загородил ему дорогу, но после короткого разговора оба они поднялись на помост и подошли к Ракитину.
– Я принимаю ваш вызов! – сказал незнакомец. – Согласен, что за глупость надо платить! Это – моё жизненное кредо. Называйте любую сумму, я отвечу равной. Если, конечно, вы не пошутили.
Саша полез в карман, вытащил чек, полученный от Юрки после первой партии, и бросил его на стол. Незнакомец взглянул на сумму, ни слова не говоря заполнил бланк и положил его рядом.
– Мы оба вам доверяем, – обратился он к Юрке, – поэтому возьмите чеки и по окончании партии отдайте их победившему в споре. Если же будет зафиксирована ничья, каждый из нас останется при своих. Я буду здесь недалеко и сам к вам подойду.
Незнакомец удалился.
– Слишком ты обидчивый, Сашо! – осуждающе проговорил Юрка. – Надо быть сдержаннее, не терять голову. Зачем тебе понадобилось это пари! Вот останешься без денег...
– Не останусь! Я знаю что делаю. Потому что умный! А ещё – жадный! Хочу восполнить свою потерю во второй партии. Хорошо, что попался этот дурачок! Просто повезло!
– Ну, как знаешь!
Толстяк спрятал документы в бумажник и вернулся на своё место в первом ряду.
* * *
Как Ракитин и предполагал, первые двенадцать ходов компьютер обдумывал почти час, тогда как при розыгрыше стандартного дебюта он бы навряд ли вышел за пределы пяти минут. Таким образом, на оставшиеся двадцать восемь ходов, до того как партия может быть отложена, компьютер имел право затратить не более полутора часов, или в среднем по три минуты на ход. У Сашы времени было на двадцать минут меньше: он медленнее играл в начале, кроме того перепалка со зрителями и последовавшее за ней пари тоже прошли не бесследно. Но его это нисколько не смущало, вполне хватило бы и пары минут. Партия была рассчитана, рассчитана полностью. Он знал все свои ходы, все ответы противника, знал когда и чем она закончится. Положение белых было тяжёлое: сказалась легкомысленная игра в дебюте, но он отчётливо видел тонкий, извилистый, но тем не менее – надёжный путь к победе и шёл по нему уже не размышляя.
Тринадцатый ход. После выигрыша слона чёрные фигуры безраздельно хозяйничают на доске. Часть из них перебралась за демаркационную линию и закрепилась на плацдарме неподалёку от белого короля. Дальнобойные фигуры, оставшиеся на своей половине, поддерживают чёрный десант огневой мощью.
Пятнадцатый ход. Погибший слон сделал своё дело: белая пешка выдвинулась на пятую горизонталь – дальше всех остальных фигур, и стоит там – слабая, беззащитная, но – живая! Любая чёрная фигура может запросто смахнуть её с доски, да некогда обращать внимания на такую мелочь! Вражеское кольцо вокруг белого короля продолжает сжиматься.
Компьютер не утруждает себя излишними размышлениями, играет легко и быстро. Ситуация для него ясна как день, позиционное и материальное преимущество очевидно. Следует скоординировать действия фигур, собрать силы в кулак и нанести решающий удар. Каждый его ход зрители сопровождают аплодисментами и возгласами одобрения.
Восемнадцатый. Похоже, самоотверженная белая пешка начинает досаждать чёрным. Один из коней оставляет передовую и готовится напасть на неё из-за угла.
Этот ход, в отличие от молниеносных предыдущих, компьютер искал около получаса.
Двадцатый. Пешка, оказывается, хоть и беззащитная, но отравленная. Конь категорически отвергает сомнительное лакомство и отскакивает в сторону.
Двадцать второй. Чёрная ладья не может из-за злополучной пешки выйти на оперативный простор, поэтому решает пожертвовать собой ради общего победоносного наступления. Однако пешка не желает с ней связываться.
Аплодисментов уже нет. В зале стоит напряжённая тишина.
Двадцать пятый. Началось массовое отступление чёрных фигур. Их ферзь, для того чтобы не допустить паники, показывает пример героизма и бросается под пешку. Но та игнорирует и его.
Ещё семь ходов – и ещё полчаса времени. Зрители безмолвствуют, комментаторы изредка что-то бросают в микрофоры, но большее время молчат. Телекамеры неподвижно смотрят на шахматную доску.
Двадцать восьмой ход. В лагере чёрных суета и неразбериха. Белые фигуры напряглись как сжатая пружина и замерли в ожидании сигнала к атаке.
Тридцатый. Чёрные в цугцванге: любой их ход приводит к немедленному поражению. Белая пешка «эф» стронулась с места и пошла вперёд. Остановить или задержать её нечем.
Тридцать первый. Мат в три хода неизбежен. Чёрные сдались.
* * *
Если официальное объявление главного судьи о результате игры присутствующие выслушали сдержанно, то последовавшую за ним реакцию зала охарактеризовать одним или несколькими словами вряд ли возможно. Зрители проявили весь спектр человеческих эмоций – от крайнего восторга до глубочайшего отчаяния. К Ракитину подходили разные люди, трясли за руку, поздравляли, или же, наоборот, что-то сердито выговаривали и возмущались. Юрка тщательно просеивал визитёров, пропуская на помост лишь считанные единицы. Сам же он оставался по-прежнему недовольным и словно чем-то обиженным.
Глядя на него, Саша вспомнил свои тревоги, связанные с двуликим Верховским, таинственным Петровым, предупреждением Москвы. «Тебе не дадут сыграть, а если даже дадут, то потом не выпустят». Внезапное подозрение молнией вонзилась в мозг. Он поспешил отделаться от очередного восхищённого поклонника, для чего несколько раз кряду сказал ему спасибо, потряс руку, прижал к себе и даже погладил по лысеющей макушке – не дошло разве что до поцелуев – и поспешил к своему теперешнему секунданту.
– Юрка, где Ихара?! Где?!!
Толстяк смотрел в пол, пыхтел и надувал щёки.
– Говори, не стой как истукан!!!
Саша с размаху заехал ему кулаком в живот, но мощный пресс борца отбросил его руку как резиновый мячик. Японец даже не шелохнулся.
– Как ты догадался, Сашо? – наконец открыл он рот. – Я не хотел говорить, пока ты не закончишь игру... Сам узнал только после обеда. Автомобильная авария... прошлой ночью. Он возвращался из редакции, сдавал материал о доигрывании второй партии. Превысил скорость, не справился с управлением... Машина вылетела с виадука, упала и взорвалась...
Страшное сообщение не ошеломило Ракитина: подозрение успело превратиться в уверенность, и он был готов услышать худшее, только не знал что именно. И было ли это просто трагической случайностью, или тут есть связь с его возможным похищением? Если так, то враг начал действовать гораздо раньше и решительней чем ожидалось.
– Может, сначала взорвалась, а потом уже вылетела и упала?
– Не знаю... – Юрка беспомощно развёл руками. – Полиция разбирается, результатов пока нет. Но я думаю, навряд ли они будут. Там же ничего не осталось, один пепел и обломки...
Саша попытался хоть немного собраться с мыслями, но в данной обстановке ничего не получалось. Зрители, всё ещё шумные, толпились у дверей в ожидании своей очереди на выход, бесцеремонный осветитель принялся переключать группы ламп и прожекторов, вызывая их миганием ещё большее раздражение и злость, динамики громко и неразборчиво гундосили какие-то особо важные и срочные объявления.
Почему-то в большинстве крупных помещений, там где собирается много народу, будь то спортивная или цирковая арена, вокзал, аэропорт – обязанности диктора-информатора как нарочно выполняет человек с тяжёлым дефектом речи и наиболее противным голосом.
– Пойдём, Сашо, я тебя провожу. – Юрка постарался сменить тему, тем более что не мог добавить к сказанному ничего нового. – А ты сегодня молодец, всем нос утёр! Видел бы ты рожу Осьминога! Про эксперта и говорить нечего. И пари выиграл! На вот, возьми! – Он отдал Ракитину чеки. – Теперь ты миллионер! Самый настоящий!
Друзья направились к выходу из зала, но не к общему, для публики, а к тому, который вёл к раздевалкам спортсменов и служебным помещениям. Юрка отомкнул дверь, и в это время к ним подошёл мужчина, проигравший пари.
– Можно вас на пару слов? Нет-нет, господин Ракитин, вы как раз можете идти. Я вас поздравляю и признаю своё поражение! Всё было честно, справедливо, никаких претензий и обид! Мне нужен ваш... тренер.
– Иди, Сашо, я сейчас! – сказал Юрка и повернулся к незнакомцу. – Ну, что вам угодно?