В гостиницу Ракитин вернулся, что называется, не в настроении. И не только потому, что из-за своего непозволительно широкого жеста он остался без миллиона – суммы, которой не бросаются даже самые богатые люди мира. Саша не слишком сожалел о потере, ибо понимал, что не мог поступить по-другому. От всей сегодняшней игры остался какой-то непонятный осадок и жуткая, неимоверная усталость. Не та усталость, утомлённость, которая обычно возникает у крепкого, здорового человека после интенсивой и продолжительной нагрузки – работы, учёбы, тренировки – и которая не несёт ничего плохого, представляет собой нормальное явление и иногда кажется даже приятной. Сейчас он как будто превзошёл некоторый допустимый для человека рубеж: чувствовал себя выжатым, выпотрошенным, пустым изнутри. Его ничего не интересовало, не хотелось ничего делать, не хотелось думать. Как говорят, понизился общий жизненный тонус.
Думать! Вероятно, в этом всё и дело! Шахматная партия с компьютером на этот раз потребовала от него слишком большого умственного напряжения, что и привело к такому исходу. Но почему? Ведь раньше он играл как? Щелчок – ход! Решение возникало ниоткуда, само по себе, нужно было только как следует расслабиться – от чего же тут уставать? А сегодня он обдумывал каждый свой ход, вычислял его. Сам! Щелчки, возможно, и происходили, но Саша на них как-то не обращал внимания. Что до самой партии, то результат хоть и зафиксирован – ничья, – но ведь по сути она не завершена! И финальная расстановка фигур на доске очень напоминает...
Саша доплёлся до кровати, и лишь только голова его коснулась подушки, он не то чтобы заснул, а попросту потерял сознание.
Молодой организм быстро восстанавливает свои силы. Ракитин проспал шесть часов и проснулся после полуночи вполне бодрым и жизнедеятельным. Немного покувыркался, поверещал под контрастным душем, потом приготовил себе кофе и занялся ревизией содержимого холодильника, благо, в нём оказалось много приятных находок.
«Вот они – издержки шахматного бытия, – философствовал Саша, уничтожая очередной бессчётный бутерброд и запивая его кофе, – беспорядочный режим, беспорядочное питание...»
Понятно, что он имел ввиду под беспорядочным питанием, но и сам антураж, который этот обжора оставлял после себя, мог бы привести нормального человека в тихий ужас. Однако Саша обычно обозревал учинённый им разгром с олимпийским спокойствием, будучи твёрдо убеждённым, что сущность любой трапезы состоит исключительно в поглощении пищи, а всё остальное – не так уж и важно. А так как этот процесс доставляет ему удовольствие во-первых, и лишь во-вторых является средством утоления голода, то и не обжора он вовсе, а гурман – определение вполне благозвучное, пристойное и в некоторой степени даже лестное.
Перекусив таким беспорядочным во всех отношениях образом, Саша перебрался в кабинет, включил компьютер и воспроизвёл на экране заключительную позицию второй партии, когда было заключено мирное соглашение. Сделав это, он погрузился в размышления.
«Вот если разменять белопольных слонов, переставить ферзей и немного изменить конфигурацию пешек королевского фланга, – рассуждал он, пристально глядя на экран, – получится позиция точно как на диаграмме Шульги, из-за которой он не прошёл второй тур. С чёрными фигурами всё просто: я сам ими командую. А вот как заставить компьютер делать такие ходы, которые мне нужны? Попробуем, например, так...»
Глубокой ночью человек неподвижно сидел за столом. Любопытные часы, минуты, секунды друг за другом выпрыгивали из бесконечности будущего, на миг задерживались в настоящем посмотреть, чем же занимается этот чудак в столь неурочное для людей время и, не увидев ничего для себя интересного, продолжали свой путь в бесконечность прошлого, чтобы остаться в ней навсегда. Казалось, человек просто отдыхал, но на самом деле его мозг работал с бешеной нагрузкой. Наконец, он встрепенулся, поднялся с места и подошёл к телефону.
– Ихара? Это Ракитин. Доброе утро! Ты не мог бы мне помочь? Я хочу посмотреть записи некоторых партий вашего компьютера, но они закрыты паролем.
– Александр! – послышался в трубке заспанный и укоризненный голос. – Какое же сейчас утро, если ещё половина пятого! Что ты делаешь в такую рань?
– Ах да, извини! Я как-то не сообразил. Занимаюсь домашним анализом вчерашней партии.
– Но она ведь не отложена, а закончена. Зачем тебе это нужно? Ложись лучше спать!
– Понимаешь ли... Партия не закончена, она просто прекращена. Я мог бы доиграть её. Неофициально. Конечно, если ваши захотят.
– Захотят? Да они будут даже рады! – голос японца обрёл свою обычную бодрую окраску. – Записывай пароль! Но имей ввиду, что он открывает лишь старые партии. А к новым, позиции из которых разосланы в качестве заданий для первого и второго отборочных этапов, доступ может быть разрешён только по особому распоряжению Правления.
– Мне как раз и нужны не новые а, примерно, годичной давности. Спасибо! Досыпай! Желаю приятного сна! С частичным самоконтролем!
Ну разве Ракитин – не язва?
* * *
Щелчки исчезли! Полностью и окончательно – как ни расслабляйся. В этом Ракитин убедился в самом начале своего ночного бдения. Поначалу он даже испугался: пропала его единственная палочка-выручалочка в игре против японского суперкомпьютера! Но чуть позже понял, что вместо них он обрёл гораздо более мощное оружие.
Ходы, действительно, больше не возникали автоматически: отныне каждый приходилось сознательно вычислять, а значит – прилагать некоторые усилия, не расслабляться, а наоборот – заставлять себя думать. Но зато вместо одного хода для каждой позиции Саша мог теперь указать целых четыре!
Первый ход появлялся почти сразу при одном только взгляде на доску, никаких расчётов не требовал, так как был совершенно прост и очевиден. Следующий определялся в течение пяти – десяти секунд после нескольких предположений и прикидок, которые также давались без особого труда. А вот для получения третьего хода уже были необходимы сложные и тонкие логические построения, нетривиальные методы расчётов, оказывающие серьёзную нагрузку на мозг. Но Саша и с этим справлялся относительно быстро, всего лишь за одну, максимум – полторы минуты. И, наконец, путь к последнему, четвёртому ходу, был по-настоящему долгим и трудным, требовал предельного умственного напряжения, внимания и сосредоточенности. В зависимости от позиции, на его вычисление уходило от трёх до пятнадцати минут.
Излишне говорить, что каждый последующий ход по силе превосходил предыдущий, а нередко и опровергал его. Оно и неудивительно: чем больше думаешь – тем лучше придумаешь. Не исключено, что после более длительных и сложных расчётов мог появиться пятый ход, а вслед за ним и другие, но у Саши не было времени на подобный эксперимент, да и необходимая для этого умственная нагрузка представлялась уж совершенно непосильной.
Изучая партии японского компьютера, Ракитин пришёл к заключению, что он играет на третьем уровне, то есть, его ответы соответствуют Сашиным третьим ходам. Этот же уровень показывали и все его предыдущие противники – прошедшие второй отборочный тур шахматисты. Хотя они и компьютер играли приблизительно на равных, пересилить его никому из них не удалось, и лишь потому, что он вёл борьбу чуть-чуть тоньше, точнее, и если не подлавливал человека на грубой ошибке, сразу решавшей исход партии в его пользу, то, усмотрев в какой-либо момент малейшую возможность улучшить свою позицию, немедленно её использовал и в дальнейшем непрерывно наращивал преимущество, пока оно не становилось очевидным, достаточным для победы. С высоты своего четвёртого уровня Саша без труда находил эти погрешности в игре шахматистов, в итоге приведшие их к поражению.
В одной из партий Ракитин обнаружил серьёзную ошибку гроссмейстера, которой компьютер почему-то не воспользовался, хотя благодаря ей мог быстро выиграть. Это было на него непохоже. Как оказалось, Саша просто перепутал стороны, и ошибку допустил сам компьютер! Заинтересовавшись этой находкой, он более критично стал оценивать его игру, нашёл несколько слабых, недостаточных ходов и после их анализа и обобщения выяснил особенности алгоритма его работы. Появилась возможность моделировать работу компьютера, предсказывать его действия без игры! В результате, Саша легко привёл позицию неоконченной партии к диаграмме Шульги, просто думая за компьютер на третьем уровне.
Теоретические изыскания Ракитина на этом месте были прерваны появлением Ихары.
– Александр, нам пора! – произнёс он фразу, с которой обычно начинались все их ежедневные контакты и которая за последнее время успела стать традиционной.
Саша взглянул на часы. Так и есть: уже миновал полдень, пора ехать на доигрывание. Выходит, он просидел за столом двенадцать часов без перерыва, забыв о еде и отдыхе! Вот уж, действительно, охота пуще неволи! Но если с отдыхом можно и повременить, то отказываться от еды он считал для себя совершенно недопустимым.
– Сейчас, только схожу перекушу, – сказал он и выключил компьютер. – Не желаешь присоединиться?
– Знаю я твои перекуски! Предпочитаю сегодня обойтись без острых ощущений! – Ихара хотел было преподнести Саше по этому поводу целый букет соответствующих комплиментов, но подумав о том, что вряд ли сможет добавить что-нибудь новенькое к уже не раз высказанному, и что в обсуждение данного вопроса его подшефный никогда не вступает, разве что после сытного обеда, решил сдержаться. – Ладно, давай! Только постарайся побыстрее, ребята уже ждут. Я буду внизу в машине.
* * *
«Ребятами» оказались пятеро сотрудников лаборатории, в которой находился суперкомпьютер, и судья – тот же самый пожилой японец, что проводил первую партию. Никаких журналистов, а тем более – эксперта не было в помине. Ждали Осьминога и Юрку, которые, как и положено глубоко уважающему себя начальству, задерживались сверх всякой меры.
Компьютер не произвёл на Ракитина большого впечатления. Обычный железный ящик с кнопкой аварийного выключения и зелёным индикатором питания на передней панели. От его задней стенки отходило несколько кабелей и проводов, предназначенных, очевидно, для связи с внешним миром. Внутри ящика единственной живой деталью был, пожалуй, лишь охлаждающий вентилятор, который весело вертел своими лопастями и удовлетворённо жужжал. Остальное пространство было забито угрюмыми рядами печатных плат с застывшими на них могильными плитами микросхем.
Саша никогда не страдал компьютерной гигантоманией, эпидемией распространившейся среди пользователей, которые стремятся во что бы то ни стало работать на самых высоких гигагерцах и совсем уж необозримых гигабайтах. У себя на работе он был в этом отношении самым непритязательным, покладистым сотрудником. Выполняет компьютер свои функции, не тормозит работу – хорошо, ничего больше и не надо. Барахлит, сбивается – звонок в службу поддержки и – вперёд, ребята, доложите, когда всё снова будет в порядке! А подошла плановая модернизация оборудования или даже его полная замена – что ж, делайте, если надо. Но смотрите, не покалечьте при этом информацию, иначе своё получите – мало не покажется! Поэтому Саша с полным, даже обижающим равнодушием выслушал восторженный монолог одного из «ребят» о какой-то донельзя маломикронной технологии, применённой в транспьютере, и других его технических характеристиках, не имеющих мировых аналогов. Не из-за того, что совсем уж ни в чём не разбирался – его всё это просто мало интересовало, навевало скуку. Вот выиграет ваш чемодан третью партию, тогда и будете хвастать, а начнёт продувать – как бы вам такой технологии стыдиться не пришлось!
Единственным предметом, резко контрастировавшим со строгой обстановкой в помещении лаборатории, была стоящая не одном из столов небольшая статуэтка – фигурка японца в старинной одежде с кинжалом в руке. Отрешённый взгляд человечка наводил на мысль, что он вот-вот сделает харакири и сейчас прощается с белым светом. Ракитина статуэтка заинтересовала гораздо больше, чем компьютер. Он взял её в руку, чтобы рассмотреть поближе, как вдруг японец взмахнул рукой и вонзил кинжал Саше в палец.
– Вот же бандит! Самурай! – пробормотал Саша, от неожиданности чуть не выронив фигурку. – Промазал, что ли?
Вовремя подоспевший Ихара подал ему носовой платок: прокол оказался довольно глубоким.
– Вы, японцы, совсем помешались на своём техническом прогрессе, – продолжал ворчать Ракитин, вытирая кровь. – Это же надо додуматься – автоматизировать скульптуру!
– А ты не цапай что попало без разрешения, – нравоучительно изрёк Ихара. – Давай, помогу... Ну вот, больше не идёт. Возьми салфетку со спиртом, подержи.
– Спасибо! – Саша зажал ранку. – Откуда он вообще тут взялся? Ведь явно – музейный экспонат! Я в этом кое-что смыслю.
– Спроси что полегче! Я здесь тоже впервые.
В дверях показались Юрка и Осьминог в сопровождении психолога.
– Господин Ракитин, – заговорил доктор, – как насчёт психологической разгрузки? И я хотел бы ещё раз измерить вашу частоту импульсов во время игры. Вчера нам не дали...
– Делайте что хотите, – прервал его объяснения Саша, – я не против.
Он надел обруч на голову и повернулся к судье:
– Давайте начинать! Завтра третья партия, а мне ещё нужно как следует выспаться. Кстати, не вы будете её судить?
– Ещё ничего не известно, – вместо судьи почему-то стал отвечать Осьминог. – Решение мы примем только вечером. Будет игра – будет и судья! И какая вам разница, кто именно?
– Разве она может не состояться? – удивился Ракитин. – А как же наше соглашение, договорённость о трёх партиях? Там ни о какой отмене не сказано!
– Может, – Осьминог нетерпеливо махнул рукой. – Но для вас это даже лучше: вы автоматически получите полтора миллиона долларов. Без игры!
– Правда, Сашо! – вмешался Юрка, поймав недоверчивый взгляд Ракитина. – Тебе их выплатят из бюджета. Эксперт только что подписал соответствующую бумагу. Правительство Японии гарантирует!
– Ну хватит! Я же сказал, что ещё ничего не ясно, – Осьминог по-прежнему проявлял нетерпение. – Начинайте играть! Тем более, что выспаться нужно не только вам одному!
Шахматная доска на этот раз была самая обыкновенная, деревянная, к тому же, изрядно потёртая. Один из чёрных коней, вероятно, проявлял в своё время излишнее любопытство, и ему оторвали нос, а чтобы следы от этой хирургической операции не светились, и конь полностью оправдывал свою вороную масть, их замазали чернилами.
За полчаса последняя позиция из прерванной партии плавно преобразовалась в задачу Шульги, о которую тот споткнулся во втором туре. Компьютер ни разу не сбился, играл точно, как по нотам! По тем нотам, которые Ракитин написал для него несколько часов назад. Сам же Саша и вовсе не думал над своими ходами, поскольку рассчитал их ещё во время домашнего анализа, так что все прошедшие полчаса трудился один лишь компьютер.
Осьминог с Ихарой и ещё несколько человек сгрудились вокруг психолога и внимательно следили за показаниями анализатора мозговой активности. Юрка с комфортом развалился в кресле местного начальника и от нечего делать гонял свои глазные яблоки поперёк щёк, нисколько не опасаясь, что они случайно скатятся на пол.
– Чёрт знает что! – внезапно разозлился Осьминог, повторив свою любимую фразу, впервые произнесённую им в присутствии Саши неделю назад. – Выбросьте его на помойку и больше не приставайте ко мне со всякими глупостями!
С этими словами он вышел из лаборатории, громко хлопнув дверью, но через несколько секунд показался снова.
– Простите,– сказал он совершенно спокойным голосом и тихо прикрыл за собой дверь.
Отрадно видеть, что хорошие манеры, которые наверняка ещё в детстве прививала Осьминогу его мама или бабушка и которые он изрядно подрастерял за свою хлопотливую и скандальную жизнь, начинают понемногу к нему возвращаться.
Постепенно от психолога отошли и другие наблюдатели. Оставшись в одиночестве, он ещё немного пощёлкал переключателем диапазонов, затем вздохнул, снял с головы Ракитина обруч и, извинившись, покинул помещение.
Контрольный ход компьютер сделал мгновенно, показав таким образом, что не намерен повторно ржаветь над позицией, которая уже однажды встречалась и которая привела его к победе. Как и ожидалось, он поставил своего коня на «аш-четыре», что и было принято за правильное решение задачи Шульги. На самом же деле ход конём был ошибкой. Неприметной, скрытой, требующей тонкого опровержения, но всё же – ошибкой! Первым это заметил Шульга ещё во время решения заданий второго тура, потом Ракитин, когда был у него в гостях. Сегодня утром Саша теоретически рассчитал вариант, доказывающий ошибочность этого хода. Дело осталось за малым: показать то же самое в практической игре с компьютером.
Атмосфера в лаборатории была спокойная, ненавязчивая, никто никому не мешал. Некоторые сотрудники были слишком заняты своими повседневными делами, чтобы ещё обращать внимание на Ракитина и высокое, точнее, широкое начальство в лице Юрки. Но даже из тех, кто был посвободнее, не все следили за происходящим на шахматной доске – либо не испытывали интереса к неофициальному доигрыванию, либо вообще слабо разбирались в шахматах. Бездельников из других отделов, ввалившихся было поглазеть на незапланированное представление, Юрка выгнал, просто погрозив им пальцем. Правда, выгнал не всех.
* * *
Есть люди, обладающие необыкновенной проникающей силой, благодаря которой они появляются в таких местах, где им быть необязательно, нежелательно, не положено и даже вовсе недопустимо. От самой мощной радиации – гамма-излучения – можно загородиться свинцовыми листами. От этих людей не укрыться никак.
В самом простом случае, когда несколько десятков человек совместно делят досуг – путешествуют, участвуют в пикнике, застолье, – среди них непременно отыщется субъект, которого никто не приглашал, не приводил, и вообще неизвестно, как он здесь очутился. Но и ему самому, и всем остальным его присутствие представляется совершенно естественным и оправданным, он великолепно вписывается в компанию, а иногда даже становится душою общества, поэтому нередко после его ухода многие испытывают чувство сожаления и утраты.
Если где-то имеются двери с надписью: «Только для персонала» или «Посторонним вход воспрещён», можно со стопроцентной уверенностью утверждать, что за ними уже побывала целая толпа абсолютно непричастных людей, и если сейчас там никого нет, то это вовсе не из-за установленного запрета, а только потому, что они не нашли в этом месте ничего интересного и оно их более не привлекает.
Или взять какой-нибудь заброшенный пустырь, участок земли – не обязательно удалённый, труднодоступный, он может быть и в городе – где никто никогда не бывает и быть не собирается. Ну хотя бы потому, что там просто нечего делать. Так вот, достаточно окружить его по периметру плакатами, типа: «Стой!», «Вернись!», «Запретная зона» – и через короткое время на нём не останется живого места: всё будет вытоптано и изрыто. Если же дополнительно обнести этот участок колючей проволокой, а содержание плакатов сделать ещё более устрашающим, как например: «Внимание! Мины!», «Не дышать! Отравленный воздух!», или совсем уж жутким: «Ядерный полигон! Смертельная радиация!» – он будет перепахан вдоль и поперёк буквально в считанные часы.
Можно предположить, что всем этим занимаются исключительно взрослые бездельники, любители острых ощущений. Ничуть не бывало! С детьми ситуация почти такая же. Однажды в сельской местности протягивали линию электропередачи, и к одному из столбов рабочие прибили предостерегающую табличку: «Не влезай! Убъёт!». Через несколько лет электрики, выполняя на линии профилактические работы, обнаружили, что столб с табличкой отполирован коленками ребятни до зеркального блеска, тогда как другие остались совершенно нетронутыми! А ведь многие малыши не умеют читать, да и сама табличка к тому времени настолько проржавела, что на ней ничего не было видно. Самое интересное – но вместе с тем и самое непонятное, – что когда линия отслужила свой срок и электричество отключили, «восхождения» сразу прекратились, хотя внешне всё осталось по-прежнему!
Данная проникающая способность не приобретается вместе с жизненным опытом, она может быть только врождённой, а с течением времени её можно разве что усилить, развить. Природа дарит её некоторым людям и сама же вынуждена потом с ней считаться, признавать её. И признаёт, в результате чего происходят совершенно невероятные вещи. Достаточно вспомнить случай с неопытным туристом, который отбился от группы и забрёл в дикие, неисследованные места, где мог на каждом шагу запросто свернуть себе шею, или в любую минуту оказаться в зубах голодного, а то и просто изнывающего от скуки мохнатого аборигена. Горные спасатели, поднятые по тревоге, через трое суток обнаружили бедолагу сидящим на вершине высоченной скалы, с которой его не то что снять – даже подобраться к нему без специального тяжёлого альпинистского снаряжения было невозможно. Пришлось вызывать вертолёт. Как ему удалось туда влезть в одних лишь кедах и шортах, он не сказал. Не потому, что не захотел: он сам этого не понимал. Удалось – и всё! Проник!
Люди, пусть даже находящиеся при исполнении служебных обязанностей, всё равно остаются частью окружающей среды, природы, и она делегирует им своё признание эффекта проникновения. Когда в салон троллейбуса, автобуса, трамвая врывается банда хищных контролёров-ревизоров и учиняет среди пассажиров сплошную, тройную проверку проездных документов, избежать которой не смог бы и невидимка, человек, не имеющий билета, но обладающий этим даром, может спокойно стоять в сторонке и не опасаться, что его сейчас оштрафуют, высадят, а то и заберут в каталажку. Ему не нужно прятаться, убегать, оправдываться – к нему никто из проверяющих даже не подойдёт! При этом вид транспорта, состав бригады контролёров, число пассажиров или время суток не имеют никакого значения.
Тот, кто пытался в детстве или юности пробраться в кинотеатр бесплатно, наверняка знает, насколько это бывает непросто, особенно если вместо одного билетёра при входе стоят двое с разных сторон и ещё третий шныряет по фойе в режиме вольного охотника за необилеченными малолетками. Но все эти церберы абсолютно бессильны перед каким-нибудь пареньком, который входит в кинотеатр свободно как к себе домой, не обращая на них ровным счётом никакого внимания, и без колебаний садится в зрительном зале на то место, которое именно на этот раз почему-то остаётся незанятым! Чепуха? Бывают сеансы, на которых нет свободных мест? Верно! Но тогда он просто не пойдёт в кино! Причём, совсем по другим, по независимым причинам.
Ничего не меняется и в более серьёзной ситуации, когда, скажем, целый взвод специально подготовленных и до зубов вооружённых сторожей охраняет строго режимный, секретный объект, куда без разрешения муха не пролетит, и где при входе нужно не только показать специальный пропуск, но и произнести пароль, меняющийся ежедневно. Почти наверняка на закрытой территории можно увидеть слоняющегося без дела субъекта, который не имеет первого и не знает второго. Причём, им окажется не иностранный агент – профессиональный разведчик или диверсант. У того как раз и пропуск образцово-показательный в прямом смысле слова, и пароль он знает не только тот что есть, но и тот что будет. Не зря же он столько лет обучался своему делу и так тщательно готовился к выполнению задания! Нет, это будет самый обыкновенный человек, который просто прогуливался и забрёл сюда, не встретив на своём пути решительно никаких препятствий! Зато теперь он не знает, как отсюда выбраться и расспрашивает об этом каждого встречного. А у того при виде постороннего почему-то не возникает никаких подозрений, он охотно объясняет ему дорогу, а то и сам провожает до проходной. Строжайшая инструкция обязывает охрану регистрировать каждого покидающего объект: ещё раз проверять документы и отмечать время выхода. Но это опять-таки почему-то не делается, и человек благополучно отправляется восвояси, не оставив, таким образом, никаких следов своего пребывания в запрещённом месте.
Природа награждает людей даром проникновения, она же заботится о его сохранности, бережёт их и лелеет.
* * *
Вот и Юрка, буквально только что прогнавший из лаборатории одного из таких визитёров и категорически запретивший ему появляться здесь вновь под каким бы то ни было предлогом, уже ведёт с ним неторопливый разговор, и по его негромкому рокочущему голосу можно понять, что он пребывает в самом равновесном и благодушном состоянии. В соответствии с тайным приказом матушки-природы, ему и в голову не приходит, что его собеседник сейчас должен находиться на своём рабочем месте совсем в другом помещении и выполнять порученную ему работу, возможно, важную и срочную.
– Александр! Просыпайся! Да проснись же ты, наконец!
Ихара стоял возле сидящего перед шахматной доской Ракитина и тряс его за плечо. Вернее, не сидящего перед ней, а спящего прямо на доске: его голова лежала в самом её центре, вытеснив фигуры без разделения их по цветам и званиям на края, а часть из них и вовсе скинув на стол.
– А?.. Что?.. Ихара! – Саша поднял голову и непонимающе заморгал глазами. – Хорошо, что ты пришёл!
– Откуда пришёл! Я никуда не уходил, всё время здесь и уже устал тебя будить! Нашёл время спать! И место – тоже! Вон, все фигуры разбросал... – Ихара стал восстанавливать разрушенную позицию, продолжая ворчать. – Мне-то казалось, ты думаешь над ходом, и вдруг вижу, по-полз-ла голова по доске! Потерял больше часа! Да... таких шахматистов здесь ещё не бывало!
– Конечно, не бывало... – Саша сладко зевнул и помотал головой, постепенно пробуждаясь, – которые обыгрывают ваши суперкомпьютеры.
– Которые не обыгрывают, а дрыхнут во время игры! А что до выигрыша – так в твоём положении и ничья не светит! Куда тебе справиться с транспьютером, да ещё в таком состоянии! И как я сам не заметил... Короче, сдавайся и убирайся! Обойдёмся без доигрывания! Вернее, отсыпайся! Завтра третья партия. Официальная, между прочим! Попробуй только на ней уснуть!
– Никуда не пойду! Мне и тут хорошо! – заупрямился Ракитин. – Погоди, сейчас...
Он взялся руками за две ножки стола и стал давить на них, как бы стараясь приблизить одну к другой, постепенно наращивая усилия. Это основное упражнение статической гимнастики Саша использовал ещё в студенческие годы в качестве быстрого и эффективного средства борьбы со сном и усталостью. Подействовало оно и теперь. С каждой секундой в работу включались всё новые группы мышц, сердце забилось энергичнее, кровь прихлынула к лицу и окрасила его румянцем. Напряжение достигло максимума, его следовало сохранять ещё десять секунд – дольше человек выдержать не может, – после чего упражнение заканчивалось.
Стол был старый, деревянный, и одна из ножек, не выдержав нагрузки, стала подаваться.
– Это ещё что такое! – воскликнул Ихара, услышав угрожающий треск. – Ты зачем мебель ломаешь, хулиган?! Пытаешься таким способом уйти от поражения?
В голосе его, однако, слышалось не раздражение и беспокойство, а напротив, удовольствие от увиденного. Всё-таки этот светловолосый богатырь не переставал его удивлять. Такой, наверно, и подкову согнёт. Подарить ему, что ли? На счастье!
Саша уже оставил стол в покое и, обессиленно уронив руки на колени, растерянно улыбался. Но любой воспитательный акт следует доводить до конца, иначе не стоит и начинать, поэтому Ихара продолжил:
– Господин судья, а вы куда смотрите? Сделайте ему замечание... нет, не замечание – предупреждение! За неспортивное поведение и грязные методы игры! И оштрафуйте! Конфискуйте у него ладью. А лучше – ферзя!
– Нечестно! – запротестовал Саша. – Ферзь мне ещё нужен! И ладья – тоже! Согласен на слона... и пешку. Вот эту. Забирайте!
– Я думаю, на первый раз ограничимся замечанием, – судья старался сдержать улыбку, – тем более, что господин Ракитин, кажется, всё уже осознал. И вернём ему час, в течение которого он э-э... отсутствовал!
– Спасибо! – Саша наклонил голову и скромно потупил взор. – Вы очень щедры и великодушны, но мне этот час не нужен, у меня в запасе ещё один, свой. А ты, Ихара, посмотри на судью и запомни, как выглядят хорошие люди. Потом взгляни в зеркало, чтобы увидеть, как выглядят плохие.
– Оч-чень ты умный! – пробурчал Ихара. – Вот выиграй у транспьютера, тогда и посмотрим, на что ты годишься! Впрочем, где там тебе выиграть – продержись хотя бы десяток ходов!
– Выиграю, можешь не сомневаться! – посерьёзнел Ракитин. – И компьютер мне сам в этом поможет. Уже помог! Смотри: он походил конём, а должен был задвинуть своего короля в угол.
– Не доказано! Можно делать и так и этак – вопрос спорный! Транспьютер своим ходом сразу готовит стремительную атаку, а то что ты предлагаешь, ведёт к затяжной позиционной игре.
– Ага, значит спорный! Зачем же вы тогда сделали спорную позицию заданием второго тура и посчитали ход конём единственно верным? В результате, один очень хороший шахматист не смог к вам приехать!
– Вот как... Я этого не знал, – тихо проговорил Ихара. – Не уверен, что ты прав, но такое задание, и в самом деле, давать было нельзя.
– Ладно. Что сделано – то сделано! На вот, возьми.
Саша протянул японцу сложенный листок бумаги.
– Что это?
– Сегодняшняя партия, потом посмотришь. А теперь – не мешай!
Ракитин снова стал быстро передвигать фигуры на доске. Компьютер хоть и задумывался над очередным ходом, иногда надолго, но тем не менее играл точно по разработанному Сашей сценарию. Короля он спрятал от греха подальше только на восьмом ходу.
– Поздно, голубчик, – хмыкнул Ракитин, – это тебе уже не поможет.
– Не понимаю, чему ты радуешься? – Ихара, молча наблюдавший за игрой, счёл возможным вмешаться. – По-моему, у него всё в полном порядке: фигуры стоят свободно, король прикрыт, к тому же на две пешки больше. А все твои укусы ему – как слону дробинка!
– Слона можно убить и дробинкой, если попасть туда, куда нужно, дорогой мой слоновод! А вот ты, всё-таки, нехороший человек, – Саша в ожидании хода компьютера решил немного подразнить приятеля. – Потому что желчный и мрачный. От тебя, наверно, мухи дохнут, а может, и слоны! Как секундант ты должен поддерживать во мне боевой настрой, выказывать уверенность в победе даже в самой безнадёжной ситуации и уж тем более, когда я в трёх шагах от пьедестала почёта! Ты же – постоянно портишь мне настроение, зудишь, что у меня, дескать, нет никаких шансов против компьютера, а я вынужден доказывать обратное. Нет, придётся тебя заменить! На Юкио, например!
– Лучше на буфетчицу! – огрызнулся Ихара и отвернулся. Продолжать пикировку с таким обормотом, как его подопечный, он считал ниже своего достоинства.
Добродушый толстяк озарил помещение лаборатории улыбкой размером с квадратный метр. Даже больше. С кубический!
– Ты не прав, Сашо, – загудел он в своей обычной манере. – Ихара так говорит, чтобы ты не расхолаживался, был всегда в форме. Он о тебе заботится, всё устраивает. Старается!
– Лучше бы он меньше старался... Потому что устраивает одни лишь неприятности... И мне, и другим...
Компьютер сделал ход, поэтому Ракитин на время отвлёкся от разговора. Дав ответ, он вернулся к нему и стал говорить более содержательно.
– Эх, Юрка, Юрка! Наивный человек! Неужели ты сам не видишь, какую ядовитую змею пригрел на своей широкой груди?! Кто в самом начале написал на меня кляузу и тем самым подставил Осьминога? Не Ихара? А ведь он мог, вместо того чтобы сочинять свой грязный пасквиль, просто поговорить со мной как мужик с мужиком. И всё бы сразу прояснилось! Ну ладно, пусть в тот раз он ошибся. А кто вчера, якобы заботясь обо мне, спровоцировал скандал между Осьминогом и экспертом? Снова Ихара! Разве он не предвидел, к чему это может привести, учитывая их, мягко говоря, не слишком большую взаимную симпатию? И привело! Так что мне пришлось выступать в роли пожарного. В результате, я лишился своего законного гонорара. А сам Ихара опять остался в стороне, ничего не потерял! У нас, в России, за такие ошибки без колебаний приговаривают к высшей мере. И законным, и тёмным судом. Я подозреваю, что некорректное задание второго тура, на котором попался мой знакомый шахматист – тоже его рук дело, хотя он и отнекивается.
Юрка, слушая Сашу, постепенно перестал улыбаться, всё больше мрачнел и надувался.
– Ну ка, поди сюда! – выпустил он в Ихару прямой наводкой бронебойный снаряд. – Рассказывай, что ты ещё успел натворить!
В течение следующего часа, пока между японцами шла разборка, до уха Саши доносилась тяжёлая вибрация перегруженного трансформатора крупной электростанции.
Последующая игра компьютера, как и ожидалось, никаких сюрпризов не преподнесла. Правда, один раз он сделал перестановку ходов, но она была не принципиальной и по существу ничего не меняла. Партия продолжалась в прежнем ключе: компьютер думал, Ракитин просто двигал фигуры. Результат был предначертан и закономерен.
Ихара вернулся от Юрки почему-то живой и не искалеченный, снова подсел к столу и продолжал следить за игрой. Саша намеренно и без сожаления отдал его на растерзание боссу. Его гид и секундант, действительно, временами вёл себя довольно странно. Самому Саше выяснять с ним отношения было недосуг, а для Юрки это являлось прямыми служебными обязанностями. Вот пусть и работает! К тому же, если их что-то связывало раньше, то опасности для Ихары вообще не было никакой, но вправить мозги ему, несомненно, требовалось.
– Ну, вот и всё! – Ракитин сделал ход и поднялся со стула. – Как говорится, партия, господа офицеры! Прошу рассчитаться!
– Как – партия? – судья подошёл к столу и недоумевающе уставился на доску. – Я ничего не вижу, и компьютер – тоже. Он же ещё не сдался! Надо продолжать!
– Чего там продолжать?! Форсированный вариант, ни шага в сторону! Мат в двенадцать ходов! Ну хорошо, если вы настаиваете...
Насколько Саша успел изучить своего электронного противника, тот умел рассчитывал двенадцатиходовые комбинации, поэтому было непонятно, чего он тянет, на что ещё рассчитывает. Возможно, русские программисты каким-то образом вставили в алгоритм его работы столь естественное для них опять же русское «авось». Компьютер уже видел, что ему никуда не деться. Но только если шахматист будет играть правильно. А вдруг он допустит ошибку? Авось! Вот проволочные извилины робота и продолжали гонять взад-вперёд пачки импульсов надежд и иллюзий, ожидая чуда.
Чуда не произошло, и через три хода от компьютера пришла большая латинская буква «икс» – белый флаг!
Судья произнёс соответствующие данному событию слова, присутствующие поздравили Ракитина с победой аплодисментами.
– Скажите, господин судья, если бы вторая партия прошла гладко, безо всех этих перерывов, нюансов – моя победа была бы признана? Официально! – задал Саша вопрос, ответ на который он, в общем-то, знал, но хотел услышать его напрямую.
– Вне всякого сомнения! – убеждённо произнёс судья. – Вы не просрочили время, не нарушили правил... Вне всякого сомнения!
* * *
Домой Ракитина провожал Ихара. На этот раз не столько руководствуясь своими желаниями, сколько по обязанности.
– Чем закончился ваш разговор с боссом? – поинтересовался в машине Саша.
– Как и следовало ожидать, – вздохнул японец, – отстранением от работы. С завтрашнего дня.
– Вот даже как! Я полагал, что он просто снимет с тебя стружку, пожурит, но наказывать не будет. Ладно, поговорю с ним! Скажу, что сгустил краски.
– То, о чём вы говорили, – Ихара снова стал обращаться к нему на «вы», – босс сам видел и знает. Захотел бы – наказал раньше. А в случае с вашим знакомым шахматистом моей вины и вовсе нет: задания для отборочных этапов готовят без меня, к тому же, тогда я здесь ещё не работал. Дело в другом...
Японец замолчал. По его лицу было видно, что он принимает трудное решение. Через минуту он повернулся к Ракитину и, глядя ему в глаза, твёрдым голосом произнёс:
– Эту травму, порез от статуэтки, вам специально подстроили! По приказу Осьминога.
– Что?!! Специально!!! – Сашу прошиб холодный пот. – Значит, решили со мной разделаться?! Теперь понятно, почему завтрашняя игра может не состояться! Отравленное лезвие – и всё такое! Сколько мне ещё осталось?! Говори, сволочь!!!
Он схватил бывшего приятеля за плечи и сжал так, что у того, наверно, затрещали кости.
– Н-нет! Не бойтесь! Вам ничего не угрожает! – Ихаре было больно, даже очень больно, но, к его чести, он не просил пощады, а первым делом стал успокаивать Ракитина. – Никакого яда, всё совершенно стерильно! Мы хотели только получить ваш анализ крови. Я для этого и дал вам свой платок.
– Только анализ? – недоверчиво переспросил Саша, отпуская японца. – Но почему такими методами? Какие же вы дикари! Несмотря на все ваши передовые технологии! Разве нельзя было поступить цивилизованно? Просто попросить!
– Вас попросишь! Послали бы нас куда подальше, как в России принято. Так вы у себя только и знаете, что толпами ходите по этому адресу, уже привыкли и не обращаете внимания. А нам-то что делать? Анализ крови требовался обязательно. Да вот он!
Ихара вынул из кармана смятую бумажку и передал её Ракитину. На ней были напечатаны знакомые слова и обозначения: «Группа «А» – вторая, резус-фактор положительный, гемоглобин... сахар...» – всего пятнадцать параметров, которые заканчивались припиской: «Без патологии».
– Но... зачем он понадобился?
– Всё началось на второй день после вашего приезда в Токио. Помните, перед первой партией у психолога из-за вас зашкалил анализатор мозговой активности? Прибор модернизировали, добавили три высокочастотных диапазона и вчера провели измерения вновь. Результаты всех шокировали! Наш транспьютер, как я вам уже рассказывал, состоит из шестидесяти четырёх процессоров, работающих на частоте одиннадцати миллиардов герц – одиннадцати гигагерц. А сигналы, принятые от вашего мозга, показали, будто у вас в голове разместилось по меньшей мере полторы тысячи процессоров, и частота каждого – двадцать девять и девять десятых! Выше уже быть не может, даже теоретически! Из-за ограниченности скорости света. А на практике невозможно достичь частоты и вдвое меньшей. Половина наших сотрудников и всё руководство не спали в эту ночь, проверяли и перепроверяли результаты измерений. Но цифры каждый раз получались одни и те же, и каждый раз – такие же дикие. Вот Осьминог и предположил, что вы, извините, – не человек, а биоробот, инопланетянин, я уж не знаю – кто! Поэтому он дал команду повторить измерения сегодня, а заодно взять у вас анализ крови. Если бы в ней нашли что-нибудь необычное, неземное, это послужило бы поводом оспорить результаты первой и второй партии и отменить третью. А вас самого засунули бы под какой-нибудь научный колпак, как этакое чудо-юдо, и проводили всякие там биологические эксперименты.
– Заманчивая перспектива! – покачал головой Саша. – Уж лучше сразу в зоопарк! Там посетители хоть вкусненьким угощают!
– А сегодня, – продолжал Ихара, – прибор не показал ничего необычного. Частоты колебались от девяти до двадцати четырёх герц. Просто герц, а никаких не «гига». То есть, как у всех обыкновенных людей. Либо ваш мозг, ваши полторы тысячи процессоров прикрылись экраном, который не выпускает сигналы наружу, либо просто ничего не было, а мы все посходили с ума. Ну, а анализ крови у вас – идеальный. Для человека. Вы сами видели!
* * *
В гостинице портье вручил Ракитину целый ворох свежих газет и разговаривал с ним подчёркнуто учтиво. Саша сгрёб их под мышку и прежде чем подняться в номер, отправился пообедать. Персонал ресторана также встретил его с повышенной любезностью, старался обслужить в первую очередь, быстрее и лучше. Но учитывая уже ставшую знаменитой сложность его повседневного заказа, сделать это было не так просто, поэтому в ожидании пока накроют стол, Саша стал просматривать полученную прессу.
В каждой газете о вчерашней игре давался развёрнутый репортаж, причём, некоторые из них поместили его на первую страницу, с протокольной точностью описывались все возникавшие в её ходе осложнения. В конце репортажа обычно приводилась запись партии с комментариями какого-нибудь именитого местного шахматиста или спортивного обозревателя. Решение судьи об уменьшении времени компьютера у всех получило резко отрицательную оценку, а поступившее вслед за ним от Ракитина предложению ничьей – от умеренно доброжелательной до восторженной. Потому-то гостиничные клерки и прониклись к нему столь глубоким почтением.
В отношение же самой финальной позиции газеты, даже симпатизирующие Ракитину, были, напротив, более чем сдержанны, считали его положение очень сложным, а то и откровенно проигранным и приводили тому доказательные варианты.
На выходе из ресторана Саша затолкал газеты в ближайший мусорник, а в номере сразу подошёл к телефону.
– Ихара? Как ты полагаешь, я достаточно убедительно провёл сегодня доигрывание?
– Партия за вами – факт остаётся фактом, что бы я ни думал по данному поводу, – последовал дипломатичный ответ.
– Думай что хочешь. Меня больше интересует другое. Можно ли считать доказанным, что в позиции, которая стала заданием второго тура, ход конём является ошибочным?
– Я как раз её разбираю. Похоже, после этого хода компьютер, действительно, проигрывает во всех вариантах.
– Прекрасно! Тогда у меня к тебе просьба. Дай в газеты запись окончания партии. Со своими комментариями, разумеется. Особенно подробно остановись на указанной позиции. Заодно утрёшь нос всем этим доморощенным теоретикам, которые пишут всякую чушь.
– Они откажутся печатать такой материал, – заколебался Ихара, – потому что он полностью опровергает то, о чём они писали сегодня, и что уже стало общим мнением.
– Но ведь доигрывание состоялось! Ты же сам говоришь, что это – факт. Куда они денутся?
– Состоялось, но неофициально! То есть, его как бы не было. Поэтому если даже окончание опубликуют, оно будет считаться просто одним из предположений, мнений, которое утонет в море более авторитетных. Вот если бы вы сами...
– Согласен! Напиши от моего имени! Но тогда уж в конце добавь, что живёт в России в таком-то городе международный мастер по шахматам Шульга Иван Александрович, который правильно решил задание второго тура, но его решение не было принято из-за ошибки вашего компьютера. В результате, он не смог приехать на матч. Примут такой материал?
– Такой? Ещё бы! Оторвут с руками! – оживился Ихара. – Газетчиков – хлебом не корми, дай поскандалить! Прямо сейчас и возьмусь. Всё сделаю, Александр, завтра сами увидите!
– Давай, давай, замаливай грехи! – усмехнулся Ракитин. – Гонорары можешь оставить себе. Кстати, у вас выпускают газеты на английском языке?
– Понял! Конечно! Есть даже на русском, завтра я их вам подберу!
Саша дал отбой, задёрнул шторы и пошёл спать.