- А теперь я ещё и мутант! А Зубастиком меня зовут, потому что у меня такие большие зубы…во!… что пасть не закрывается!
Молодой повстанец из кантины, назвавшийся Советнику Сильбаду «просто Люком», стоял напротив кругового обзорного экрана в рубке управления большого звездолёта военного типа без каких-либо опознавательных знаков.
- Нда…Насчёт пасти – это верно, - с едва заметным акцентом насмешливо произнёс приятный мужской голос, - Она у тебя не закрывается: трепач ты редкостный.
Голос принадлежал другому молодому человеку в костюме рейдера. Он непринуждённо пристроился на краешке огромного пульта управления звездолёта и снизу вверх со спокойной снисходительной улыбкой взирал на друга. Тот, едва уразумев смысл слов, немедленно возмутился:
- Ммрр! Вот, значит, как! Вот, значит, кто распространяет эти гнусные слухи обо мне и моей внешности, завистник косноязычный!
- Я?!? – возмутился в свою очередь второй, - По-моему, косноязычные помощники тебе не нужны: ты и сам хорошо справляешься. Помнишь Моррогор? Что ты там наговорил старикашке Келарю?
- Ну, то для конспирации, - замялся Люк, а его друг продолжил, очевидно, задетый «косноязычным завистником», - После твоих россказней Келарь с неделю мучился по ночам кошмарами. А потом прикрыл свою лавочку да и рванул с места на пятой космической. Была у нас нора и шептун в Моррогоре – и хлоп! Нету их!
- Откуда ты знаешь? – не поверил другу Люк.
- Транки доложил.
- А-а, Транки. Да, этот нам врать не станет, - молодой человек озадаченно поскрёб в затылке, но потом беззаботно махнул рукой, - Сбежал, говоришь?
- Ага. В Вернт.
- В Вернт?
- В Вернт.
- Ну, ничего. Это недалеко, - второй хмыкнул: «Недалеко! Всего лишь на другом краю Галактики». А Люк не унимался, - Недалеко. Если надо будет, я его и там достану…р-р-р!
- Ну тебя!
Люк изобразил зубастого мутанта, чем рассмешил и своего друга, и пилотов за пультом. Под их одобрительные хохотки он исполнял номер на бис, когда одна из входных дверей распахнулась, и на пороге возникла фигура в зелёном. Люк смутился и попытался скрыться, но его друг любезно поманил вошедшего со словами:
- А вот и вы, господин Сильбад! Мы вас ждали. Мы – это я, Бент Оольсун Фьоген од Нейлавик…
- Очень приятно, - поклонился ему Советник.
- Можно просто Льога, - расцвёл Бент Оольсун Фьоген.
- Очень приятно!
- …капитан «Ферье Нейлавик», линейного крейсера 14-й освободительной армии Мирана, к вашим услугам.
- Мгм, - сморщенное личико Советника расправилось от удовлетворения: приятно было узнать, что сопротивление Империи в Миране ведут по крайней мере 14 армий повстанцев. Официальные имперские информканалы, единственно доступные Службе Кольца 58 сектора Мирана, не уставали подчёркивать, что сражаются с мелкими отдельными группировками противника, неизменно превосходя его численностью и организованностью. Но теперь оказывалось, что имперцы опять врут.
- …и мой друг, - добавил Льога, широким жестом указывая на первого повстанца и одновременно удерживая его на месте одной, а затем и обеими руками. Сильбад тонко улыбнулся:
- Люк.
- Да-да, Люк. Собиратель фольклора аборигенов Мирана. Очень усердный. Так? – Льога подмигнул другу, не выпуская его из рук.
- Так. Так, - бормотал тот, стараясь вырваться на свободу.
- Спорю на сто кредитов Империи, что внизу он споил брата Бата и выуживал из него басни про Зубастика. Их-то он и собирает…
- Он сам себя споил! И сам из себя всё выудил, - фыркнул Люк, змеёй выкрутившись из мощных объятий Льоги, - А я только смотрел и слушал.
Советник покачал головой. Версия молодого человека о том, чем и как он был занят в кантине, мягко говоря, немного отличалась некоторой надуманностью.
- А знаете, почему его интересуют басни про Зубастика? – хитро сощурился Льога.
- Выдаёшь? – Люк шмыгнул носом в притворном смущении.
- Угу.
Молодой повстанец театральным жестом поправил одежду и браслеты и нарочито небрежно буркнул, внимательно наблюдая за реакцией Советника:
- Герой должен знать, что думает о нём народ.
- Вы!?! – Советник понял намёки друзей, но не поверил своим ушам.
- Да, он. Да, я, - в один голос подтвердили повстанцы.
- Но те небылицы, что о нём…простите, о вас плетут, это, простите, сплошная чушь!
- Ага. Ужасающая чушь, - с готовностью согласился Люк, - А я - не чушь, я – быль. Того, что обо мне сочиняют, не было и нет. А я есть и, надеюсь, буду. Ещё какое-нибудь время. Хотелось бы подольше.
И тут Сильбад впервые оценил весь комизм положения в кантине, где Люк узнавал новую порцию басен о своих похождениях и страшную правду о своём происхождении. Воспоминание о лице молодого человека, только что узнавшего о том, что он «и-на-ори», то есть мутант как он есть» доконало Советника и он громко и заливисто захохотал. Его веселье передалось всем повстанцам, находящимся в рубке.
Не веселился только пухлый ганивер, первый пилот «Ферье Нейлавика». С самого начала первый пилот не удостаивал вниманием легкомысленных коллег. Он сосредоточенно работал с бортовыми компьютерами, хмурился и вполголоса бурчал на нидале. Он не поленился перепроверить расчёты гиперпространственного прыжка, который совершал «Нейлавик». Он поминутно справлялся о состоянии систем корабля, особенно, - связанных с гипердвигателями. Всё, казалось, было в порядке, но что-то было не так. Ганивер знал это наверняка, но не мог обнаружить неполадки. Потому он мрачнел, и хмурился, и бросал неодобрительные взгляды по сторонам, и бурчал больше и больше.
На его плохое настроение не обращали внимания. Первый пилот «Ферье Нейлавик», закадычный друг человека Бента Оольсуна Фьогена ганивер Скур, казалось, и родился в незапамятные времена, угрюмо ворча и бормоча и подозревая весь свет и прежде всего - свою матушку - в тайных и явных кознях против своей драгоценной персоны. Бент Льога на правах закадычного друга утверждал, правда, что иногда, то есть очень редко, и у Скура случаются просветления, во время которых он не так ворчит, а в отдельных случаях – даже пытается улыбаться. Но кроме него таких чудес никто больше не наблюдал.
С того самого момента, как Советник Сильбад вошёл в рубку управления, мрачный ганивер кучевым облаком навис над пультом с выражением особенного неудовольствия на маленьком сморщенном личике. Шея его неимоверно вытянулась, поднеся к самым экранам выводных данных блекло-зелёную лысую голову в бахромчатом воротнике жабр. Большие водянистые глаза, упрятанные в складки тёмных тяжёлых век медленно, не мигая, ворочались, считывая потоки данных. Пальцы-щупальца обеих рук ритмично барабанили по пульту, шелестя перепонками. Безгубый широкий рот время от времени извергал увесистые выражения монотонным, надтреснутым фальцетом.
Когда веселье в рубке достигло апогея, Скур откинулся в кресло, выставил в воздух остренький подбородочек и громко сказал: «Ну всё, приехали!» Тут же по кораблю заверещал сигнал тревоги.
Льога в мгновение ока очутился за спиной ганивера с воплем: «Что случилось?»
- А ничего, мы выходим из гиперпространства, - демонстративно зевнул Скур.
- То есть как – выходим? – Льога пошарил глазами по одному из мониторов, выводящих навигационную информацию, - Мы и двух пятых пути не прошли! Что случилось, я спрашиваю?
В рубку заглянуло несколько голов – узнать, отчего гремит сигнал тревоги.
- Океннон, - бросил Скур.
Сказав: «Ух! Эх!» - и – «Ох!» - головы в дверях исчезли. Капитан и первый пилот уставились друг на друга большими круглыми глазами и забористо выругались. Причём, если голос первого выражал только ярость испуга, то в голосе второго проскальзывали нотки удовлетворенного ожидания.
- Сколько у нас времени? – истощив запас сквернословия до нуля, удручённо спросил Льога.
- От З-х до 5-ти минут.
- Что мы можем сделать?
- Молиться, чтобы нас выбросило на 4-той минуте. Остальное я уже сделал, что смог.
Издав рык, напоминающий все известные ругательства сразу, Льога заметался по рубке, проверяя и сверяя показания приборов. Обвив гибкими руками поместительное пухлое брюхо, упакованное в кожаную рейдерскую пару, Скур наблюдал за капитаном одними глазами и невнятно бурчал.
Cоветник Сильбад растерянно оглядывался по сторонам: на корабле тревога, а он не знает, отчего. Люк, внезапно потерявший свою дурашливость и легкомысленность, пришёл ему на помощь. Как и Скур, неотрывно следя за перемещениями Льоги, он хмуро объяснил:
- Понимаете, «Океннон» это новое изобретение Империи. Вирус. Он внедряется в программу активации гипердвигателей. «Океннон» включается, когда они начинают работать, и произвольно меняет режим работы. В какой-то момент, не предусмотренный программой, вирус деактивирует двигатели, и корабль выбрасывает из гиперпространства в режиме экстренного торможения. Это опасно само по себе: не всякий корабль выдержит. Но самое страшное это то, что…
- …нас может выбросить, где угодно! – взвыл Льога и присовокупил несколько смачных слов.
Люк задумчиво протянул:
- Не совсем «где угодно», но у меня нехорошие предчувствия. Мы ведь ещё у границ Империи, Скур?
- Защитные экраны поставлены. Артиллеристы у орудий, – буркнул ганивер, смерив юношу недоумённо-одобрительным взглядом.
- Успокоили, что называется, - зарычал Бент, - Не в 306-й туманности, так в Империи, не в Империи, так в системе нестабильного белого гиганта!
- Внимание! Пошла 4-я минута, - подал голос второй пилот, с надеждой уставившись в монитор и трясущейся рукой вытирая струйки холодного пота, - Давай-давай! Выбрасывай!
Звук работы двигателей изменился, но через несколько секунд стал прежним.
- З-зараза!
Звук опять изменился, корабль мелко затрясся.
- Ну!! – взмолился экипаж, - Давай!
Гипердвигатели хорошенько прокашлялись, как актёр перед выходом на сцену, и - затихли. То есть, двигатели корабля совсем перестали работать, и пилоты никак не могли запустить их с центрального пульта. Прочие же системы корабля, включая системы жизнеобеспечения, не сбоили, поэтому экипаж «Ферье Нейлавика» оставался жив и невредим…на какое-то время. Да, этого рейдеры не ожидали. Они вообще-то сами не знали, чего именно ждать, кроме чуда. Но чудеса, как известно, давно кончились. О том, что произойдёт спустя «какое-то время», рейдеры старались не думать. Не так, чтобы искатели приключений боялись смерти, но…умирать по недоразумению было как-то глупо. Они привыкли к опасностям, привыкли драться и надеяться на спасение в самых, казалось бы, безвыходных ситуациях. Где-то там, на границе сознания маячила мысль о том, что когда-нибудь удача может от них отвернуться, но никому не хотелось верить, что этот страшный миг уже настал. Рейдеры надеялись обмануть смерть и сейчас, но…с кем же драться? Никто не мог сказать, есть ли у них время послать ремонтных роботов в двигательный отсек и стоит ли это делать … никто не мог сказать, что случится со звездолётом и с ними, если они всё-таки сумеют запустить двигатели...
По всему кораблю повисло тягостное молчание. Люди застыли, напряжённо прислушиваясь к гудению механизмов корабля и всматриваясь в экраны бортовой системы.
В Рубке управления несгибаемый Скур, кляня Империю и в хвост, и в гриву, боролся с двигателями.
Капитан, Бент Оольсун Фьоген, страдал, как никогда в жизни. Он считал себя виноватым, но не мог изменить ситуацию. Всё, что он мог: сожалеть, раскаиваться и переводить глаза, полные отчаяния, тоски и – сумасшедшей надежды, со Скура на Люка.
Повстанец закрыл глаза и застыл на месте со сжатыми кулаками. На его напряжённом лице выступили капельки пота. Он, как и Скур, боролся с «Окенноном», но по-своему.
Советник Сильбад вжался в стену и обнаружил, что держит в руке капсулу лекарства. Он издал тихий стон и приложил кулак с капсулой ко лбу.
Пять кошмарно длинных секунд ничего не менялось. Вдруг Скур издал дикий победный рычащий хохот. Почти одновременно с ним по «Ферье Нейлавику» завыли сигналы тревоги и - зверски взвыли тормозные двигатели!
Разводы сияющего света за обзорными экранами померкли, превратившись в черноту открытого космоса, испещрённую точечками и пятнышками звёзд и прочих космических объектов – картину, отраднейшую для всякого космического бродяги и уж тем более – для повстанцев с «Нейлавика». Смертоносный «Океннон» на сей раз дал осечку. Радость выразили, кто как сумел. Льога закрыл лицо руками и осел на кресло. Сильбад решился съесть капсулу и слабо улыбнуться. А Люк просто разжал кулаки и вытер лицо рукавом.
Туманность ПП200107306 по имперскому звёздному универсальному каталогу была далеко сзади. Несмотря на это, она занимала весь кормовой и часть боковых обзорных экранов. В недрах огромного газопылевого облака протяжённостью около 30-ти световых лет полыхало несколько горячих молодых звёзд, нагревая облако до немыслимых температур. Попади «Нейлавик» туда, от него в мгновение ока осталось бы лишь облачко газа. Смерть корабля и его экипажа была бы быстрой и незаметной. Та же участь ожидала бы корабль, если бы он вынырнул из гиперпространства слишком близко от светящейся туманности. «Ферье Нейлавик» находился на расстоянии в несколько световых лет от 306-й туманности, а внешние датчики всё ещё регистрировали ненормально высокую температуру межзвёздной среды. Взяв четвёртую космическую скорость, звездолёт улепётывал подальше от этого пекла. Однако чем дальше от туманности улетали повстанцы, тем ближе они были к населённым системам, а чем ближе к населённым системам, тем больше становилась вероятность встречи с вражескими военными соединениями. С недавнего времени Империя и её союзники контролировали секторы, прилежащие к туманности ПП200107306. Раз сюда попав, одинокий повстанческий корабль должен был убираться отсюда по возможности незаметней и быстрей.
Бент-Льога ожил.
- Корабль цел?
- Идёт перекличка систем, кэп…Порядок.
- Так. Сколько времени займёт перезагрузка компьютеров? – требовательно осведомился тот. Он знал, что вирус в программе обнаружить нелегко и на это требуется время, а его-то как раз и не было! Легче и быстрее было стереть старую программу-вирусоноситель и загрузить новую. Но и на эту операцию нужно было ухлопать уйму времени!
- Стереть, положим, старую программу будет недолго. Но загрузка новой – это проце-есс, - затянул Скур, - Потом проверка. Потом определение и набор координат для нового прыжка…Проце-есс…
- Жабры тебе пообрываю, если не уложишься в полчаса, - рявкнул Льога, грохнув для убедительности кулаком по пульту, - Процессор!
- А что пообрывать тебе мне, человек, - спокойно возразил Скур, ловко перебирая щупальцами по клавиатуре компьютера, - Сколько раз я твердил тебе, упрямое ты существо, что в доках Аэда завелась имперская гнида. Кто-то под видом ремонта внедрил вирус в программы четырёх кораблей. Считая нас, жертв уже пять.
- А шесть или семь не хочешь!? Проклятье! – Льога вторично грохнул кулаком по пульту под самым носом ганивера. Тот не шелохнулся, - Моё подразделение! А я даже связаться с ребятами не могу! Проклятье!
Рейдер сильно потёр лицо руками и с вызовом вперился в обзорный экран. Его лицо, обычно красивое, приняло жёсткое и неприятное выражение, а резко очерченные скулы и щёки покрылись красными пятнами.
- Кэп, объект на 6.9.9. справа по курсу. Параметры и характер излучения военного звездолёта Империи типа NBC или SBC, - доложил оператор слежения.
- Вот уж счастья привалило: не знаешь, куда и деть, - буркнул третий пилот. Льога подскочил к детекторам, изучил их показания и решительно направился к креслу первого пилота.
- Вытряхивайся и грузи свою программу! У тебя не больше сорока минут. Понял? – приказал он Скуру, - Управление беру на себя.
- Вот и хорошо, кэп, - кратко ответствовал пилот, безропотно перебираясь в соседнее пустое кресло.
- Люк!
- Льога, там… - Люк, казалось, колеблется, прежде чем продолжить начатую фразу, и пристально вглядывается в какую-то точку на экране.
- Что? – не оборачиваясь, спросил Бент, занятый приборами.
- Ничего, - покачал головой молодой человек, приняв решение.
- Раз ничего, готовь ребят к бою, но помни: я выпущу вас только в случае крайней необходимости.
- Есть, капитан, - Люк выбежал из рубки исполнять приказ, напоследок шепнув бледному Советнику: «Не волнуйтесь, мы выходили и из худших передряг!» «Текен мороури!» - вздохнул Советник. «Сила будет с нами», - улыбнулся молодой человек.
Звездолёт противника, видный на обзорном экране, как слабый объект 6-й звёздной величины, мирно дрейфовал в пространстве – «Нейлавик» ещё не был замечен.
- Ага! – удовлетворённо хмыкнул Льога. – У нас есть время и место для манёвра.
В его руках крейсер заложил крутой вираж и, набирая скорость, рванулся вдоль восточного края туманности. Этот манёвр не мог не привлечь внимания имперцев. Имперский звездолёт устремился наперерез «Нейлавику».
После нескольких минут отчаянной погони имперцы сократили расстояние между кораблями почти вдвое. Ещё через несколько минут заговорили их дальнобойные носовые излучатели, скорей, для устрашения, чем для поражения цели: «Нейлавик» был в шесть раз меньше и маневренней имперского крейсера и из-за дальности расстоянии представлял собой мишень сомнительного калибра.
Через некоторое время Льоге удалось немного оторваться от преследователей. Но расплата последовала незамедлительно. Детекторы его корабля засекли несколько десятков точечных объектов, отделившихся от имперского звездолёта. Секундой позже наблюдатели с «Нейлавика» разглядели стайку серебряных мушек, летящую на их корабль на предельной досветовой скорости. Худшие опасения капитана повстанческого крейсера начали сбываться: на охоту вышли имперские тайские истребители.
В считанные минуты добравшись до «Нейлавика», стайка маленьких круглых корабликов с плоскими восьмиугольными крыльями набросилась на него, пытаясь прижать к туманности и окружить. Юркие быстрые кораблики вились перед самым носом повстанческого звездолёта, намеренно сбивая его с курса, осыпая лазерным дождём и не давая развить большой скорости. «Нейлавик» отчаянно маневрировал и огрызался из всех наличных орудий, но было ясно, что в одиночку он не устоит.
На мгновение Льога оторвался от боя, чтобы взглянуть на Скура. Тот сосредоточенно колдовал сразу над пятью навигационными компьютерами, зажав во рту плоскую коробочку с кристаллами памяти. Льога вздохнул: видно было, что работы у ганивера ещё много. Скрепя сердце, рейдер-повстанец выпустил на имперцев две бригады повстанческих Х-образных истребителей. На каждого повстанца приходилось трое имперцев.
Рисунок боя многократно усложнился. То тут, то там завязывались отдельные микросражения, то тут, там пространство пронизывали длинные трассы энерголучей и вспыхивали безобразные шары взрывов. Сначала повстанцам удалось прорвать окружение имперцев в нескольких местах, но, используя численное преимущество, их Q-образные истребители ликвидировали бреши и устремились в новую атаку. Во время первой же контратаки повстанческих Х-образных истребителей выбыло из боя или было уничтожено больше десяти кораблей, причём, восемь из них – имперских. Известная поговорка-присказка: «Повстанец проворней, повстанец быстрей; имперец ленивей, он – дуралей», - подтверждалась. Через несколько минут имперцы потеряли уже треть своих кораблей. Но оставшихся всё равно было вдвое больше повстанцев, и они продолжали прижимать «Нейлавик» к туманности и заставляли его снижать скорость. Заодно часть имперских истребителей предприняла атаку в районе главного стабилизатора повстанческого крейсера, сбросив на него самонаводящиеся протонные бомбы. В ответ рявкнули мощные кормовые лазеры «Нейлавика» и сожгли половину нападающих. Бомбы в свою очередь удалось перехватить одному повстанцу. Он вклинился между крейсером и тайскими истребителями на бреющем полёте, расстрелял бомбы у самого кормового дефлектора и свечой вылетел из опасной зоны цел и невредим, если не считать основательно опалённых близкими взрывами крыльев. Но тут уж ничего не поделаешь: даже защитное поле «Нейлавика» не в состоянии полностью погасить энергию столь близких взрывов.
Большой имперский крейсер в бое не участвовал, но подбирался всё ближе, очевидно, намереваясь взять повстанца на абордаж.
Сорок минут, данные Льогой Скуру, истекали. От напряжения кожа ганивера побурела, лицо, и без того маленькое, сморщилось совсем, жабры встопорщились вокруг него наподобие колючего воротника, а глаза чуть не вылезали из орбит. На одно короткое мгновение Льоге показалось, что над перегретым Скуром вьётся лёгкий дымок. Руки ганивера так быстро порхали над клавиатурой, что, казалось, их у него не две, а много больше. Наконец, сыграв последний аккорд и дождавшись серии ответных гудков и писков, Скур грузно повалился в кресло и сипло пропыхтел: «Давай, кэп, путь открывай, уфф!» В тот же миг компьютер объявил минутную готовность к гиперсветовому прыжку.
Льога отдал несколько команд. Повстанческая эскадрилья совершила хитрый манёвр. «Нейлавик» сделал неожиданную петлю, подставив тем самым весь левый бок под огонь имперского крейсера, чем тот не преминул воспользовался. Один только залп носовых лазерных установок имперского звездолёта лишил повстанца дефлектора левого борта.
Но имперские истребители, в несколько секунд отрезанные от своего головного корабля и зажатые между повстанцами, не смогли извлечь из своего нового положения никаких выгод. Замешательство стоило им ещё тридцати жертв.
Первый пилот «Нейлавика» изошёл пронзительным, злобным шипением – так, как будто бы потеря щита причинила страшную боль лично ему, - но сумел скомпенсировать потерю защитного поля левого борта, перераспределив энергию с других полей. Он рисковал. В случае нового залпа он потерял бы все поля разом. Яростно огрызаясь и на имперский крейсер, и на тайских истребителей, повстанец вырвался в чистое пространство и развил, наконец, требуемую скорость. Бортовой компьютер отсчитывал последние секунды перед гиперсветовым прыжком. Х-образные истребители повстанцев ринулись вслед за «Нейлавиком», расстреливая уцелевших тайцев. Казалось, что беглецы всё-таки уйдут, но вместе с новой порцией лазерного огня SBC изрыгнул в пространство и два маленьких объекта обтекаемой формы, напоминающих рыбок. В один из них сразу же попал шальной заряд, пущенный кем-то из удирающих повстанцев. Ничтожно малый объект неожиданно взорвался со страшной силой, выведя из строя или уничтожив двоих беглецов-аутсайдеров и их преследователей и повредив часть носового дефлектора самого имперского звездолёта.
Другой же объект веером выпустил в сторону «Нейлавика» и его сопровождения несколько странных снарядов и повернул обратно. Снаряды эти, сильно сплющенные эллипсоиды серебристого цвета рванулись к «Нейлавику» за секунду до гиперсветового прыжка.
Немногие из повстанцев заметили торпеды, но даже не успели испугаться. Зловещие силуэты торпед, SBC и его тайцев на фоне бездонной черноты космоса размыли слепящие потоки света.
. . .
Свет. Опять резкий, безразличный. Каждый раз в одно и то же время он появлялся из ниоткуда и заливал малюсенькую каморку. Всего-то в ней и было, что четыре стены, потолок, пол и лежанка с двумя резиновыми валиками вместо подушек. И всё одинаково серое, жёсткое, холодное, покрыто каким-то невиданным материалом. Нет на нём ни одной заметы, даже – щербиночки или вмятинки! Каждый раз немилосердный свет вырывал пленницу из тёмных душных недр забытья. Как бы ей ни было плохо в темноте, девушка боялась этого света, ненавидела его, потому что каждый раз, когда он зажигался, появлялись они, белые безликие великаны. Сначала она кричала, пыталась сопротивляться. Но много светов тому назад, когда она стала задыхаться в своей каморке – без окон, без дверей, без единой отдушины! – и гореть в лучах резкого белого света, они принялись делать ей какие-то инъекции. Девушка и правда перестала задыхаться и гореть, но и – сопротивляться. Ей уже ничего не хотелось. В темноте ли, на свету она лежала на узкой твёрдой холодной лежанке и смотрела в стену.
Она решила умереть, особенно после того, как поняла, что великанам нужна её жизнь. Она просто отказалась жить дальше. И всё! Это ей почти удалось. Чудесные видения уже давно не посещали её в темноте – она не захотела их больше видеть. Надежды на спасение не было. Воспоминания о прошлом стирались и уходили во тьму. Девушка чувствовала, как угасает в ней жизнь, но торжества, малейшего удовлетворения по этому поводу не было. Так было надо. Оставались только страх и ненависть к мучителям. Но и они блёкли с каждым светом и тухли с каждой темнотой.
Несколько светов назад великаны почуяли что-то неладное. Поругавшись друг с другом на своём грубом гавкающем наречии, великаны принялись вводить ей ещё какое-то вещество. Она не сопротивлялась. – А зачем?
После первой двойной дозы лекарства великаны поводили над ней какой-то плоской коробочкой с огонёчками, удовлетворённо всхрапнули и больше не тревожились её состоянием. Только приходили каждый свет, чтобы сделать свои уколы.
И вот опять они пришли. Двое в белом с головы до ног шагнули из стены, переругиваясь между собой скрипучими металлическими голосами, ввели ей обычную дозу лекарств и тут же вышли. Девушка даже не пошевелилась, не открыла глаз: пусть ходят, пусть колют ей любые лекарства, она знает лучше их, что это бесполезно, её конец близок. Человека, который решил умереть, не спасёт ничто, даже чудо-уколы великанов.
Не успела девушка додумать свою мысль, без горечи, без сожаления, но и безо всякой радости, как свет потух. «Скоро сегодня», - отметила пленница и вдруг неожиданно для себя решила перевернуться. Хм, три света назад она уже меняла позу, и было хорошо.
Медленно, нехотя девушка перевернулась и услышала звук падения мелкого предмета, щелчок. Он долго звучал в её ушах, потом она долго размышляла о том, что бы могло так щёлкать в совершенно пустой комнате, но очень устала и начала было забываться, не додумав мысль до конца…Вдруг из темноты выплыло запрещённое видение из прошлого: человечек в зелёной мантии уворачивается от нависающего над ним великана и успевает вложить ей в руку некий предмет. Он нагрет теплом его руки, он овальный, хорошо помещается в кулаке. Она сжимала дар старичка до тех пор, пока не получила по лицу. Дальше – ничего не помнит. Неужели это он? – удивилась пленница и открыла глаза.
После тяжкого раздумья о том, следует ли поднять загадочный дар старичка или нет, девушка с лёгким удивлением заметила в себе интерес и желание снова завладеть предметом, замешанные на смутных укорах совести. Старичок старался её спасти и был убит, передавая ей этот предмет. Воспоминания о его смерти разбудили в ней прежнюю ненависть к великанам. Нет, отдавать дар старичка в ризах в их лапы было нельзя.
Медленно, вздыхая от натуги, пленница перекатилась на самый край лежанки, дотянулась до пола рукой и нашарила то, что нужно. Как и тогда, когда она впервые дотронулась до него, предмет был тёпл и сразу же удобно лёг в руку. Пленница улыбнулась: единственный друг в холодном чужом мире.
Через какое-то время она с удивлением и беспокойством обнаружила себя прижимающей руку с даром старичка к груди, а на щеках – ощутила горячую, щиплющую влагу. – Что это? Слёзы? Как давно она не плакала? Как давно перестала чувствовать?
Что-то толкнуло её в грудь. Предчувствие. Скоро будет новый свет. Девушка торопливо сунула предмет под балахончик, потом передумала и запихала под резиновый валик-подушку, втайне боясь, что его найдут великаны или он сам оттуда исчезнет. Она еле успела улечься, как и раньше, и стереть с лица слёзы, как свет зажёгся.