Свет погас. Шаги надзирателя затихли в коридоре. Грохнула железная дверь, щелкнул рубильник, и наш каменный мешок погрузился в полумрак.
СИЗО – это, конечно, не тюрьма, и сидят здесь люди невиновные, точнее говоря, еще не осужденные, то есть вина их судом не доказана. Но вот условия здесь вполне тюремные. Решетки на окнах, баланда, параша… И завтра утром на допрос. Надо как следует обмозговать. Решить, что следаку с утра на допросе говорить, а о чем лучше и помолчать.
Только высокий, ломающийся, с истеричными интонациями тенорок из соседней камеры доносится — отвлекает. В стену что ли постучать, чтоб заткнулись? Хотя ну их, из вредности громче шуметь начнут и фиг что им сделаешь. Дверка-то на замочке.
Блин, сколько можно? Уже минут двадцать разоряется. Совершенно не дает сосредоточиться, гад. Кому-то что-то объясняет. Или доказывает? Вообще, о чем это он?
— Милицейская статистика говорит, что семьдесят из ста изнасилованных были знакомы с преступниками до того…. И некоторые даже довольно близко.
Хм. Что за лекция о международном положении женщин?
— И только около двадцати познакомилось с ними в день преступления. И всего десять процентов нападений, — продолжал голос, — которые можно считать проявлением маниакальных наклонностей на почве секса, происходит на улицах. Около двадцати пяти процентов изнасилований происходит в парках, скверах, парадных и на пустых стадионах.
Складно излагает. Только зачем? И кому?
— В натуре, блин! Особенно по морозцу. Конец то морозить... — ответствовал ему густой, с ленцой, баритон с интонациями бывалого зека. Я тут же так его про себя так и окрестил: «Бывалым». Так и встает перед глазами образ Моргунова в известной роли.
— Около семидесяти процентов в квартирах и загородных домах, — продолжал «студент», — еще пять приходится на автомобили и места уж и вовсе экзотические. Причем в двух третях случаев жертвами насилия становятся девушки в возрасте от 14 до 17 лет. Гораздо реже от 18 до 25.
— Ну… Статистика. Только тебе-то с этого какой навар, корешок?
— А вот что. Какой из этих цифр вывод можно сделать?
— Ну?
— Большинство из жертв практически добровольно садились в машину, ехали на квартиру или дачу. А иногда и вовсе уж в странные места, типа заброшенных заводов или строек. Распивали с будущими насильниками спиртное. Это при том, что родители и учителя любой молодой девушки наверняка ей говорили, что нельзя никуда ходить с чужим дядей. Да и не с чужим в общем надо осторожность соблюдать. Ведь никто ж руки не выламывает, не бьет, в машину не тащит. Это, мягко говоря, странновато, согласитесь.
— Ну… да.
— А все почему?
— Ну, почему?
— А потому, что будущие жертвы совершенно не пытаются посмотреть на происходящее глазами противоположной стороны (читай мужчины), прежде чем идут с ними в бар или на романтическую прогулку под луной. Например, положительный ответ на приглашение в дорогой ресторан или на дискотеку (где женщина, естественно, позволяет за себя заплатить) может быть расценен некоторыми особями мужского пола как свидетельство того, что женщина понимает, к чему идет дело и «не против». Если при этом она еще немного пококетничает или томно повздыхает (а как же без этого?), то ее шансы оказаться в положении жертвы сексуального преступления вырастают в несколько раз.
— Ну, ежели хвостом крутить… А кто шмару кормит, поит, тот ее и танцует. Дело известное.
— И я про то же. И после этого согласие зайти к мужчине домой, «мартини выпить» или «посмотреть видик» можно расценить как прямое приглашение к действию. А последующее сопротивление, если оно происходит, в таком контексте вполне может быть понято как ритуальная игра а ля "Я же должна его немножко помучить", — голос затих. Звякнула жестяная кружка – очевидно, парень промочил горло, севшее от столь долгого ораторствования.
— Я не могу понять, почему женщины не задумываются о том, к чему может привести их поведение? Прикинуть развитие событий хотя бы через десять — пятнадцать минут вперед? Ведь если находящийся рядом мужчина начал проявлять излишнюю настойчивость, или просто возникает какое-то гнетущее чувство, лучше сразу расставить все точки над i. Определиться с ситуацией. Обозначить для мужчины границы дозволенного. Ведь большинство же не идиоты. Однозначное «нет» — это один из самых действенных способов защиты изнасилования.
— Ну, как сказать…
— Да как не скажи. «Нет» без экивоков и реверансов - оно и есть «нет». А вот если, как Вы выражаетесь, «хвостом крутить»… Глазками стрелять да ломаться, типа, я без чувств не могу. Кстати, если «товарищ не понимает», то она может запросто закатить скандал или истерику. Это отрезвит и самого решительно настроенного самца. Да и пять минут прилюдного смущения пережить гораздо проще, чем… Тем более, что если компания нормальная, то все поймут и простят, а если нет, то невелика и потеря. И вообще, приходить на шумную, многолюдную вечеринку можно, конечно, и одной, но вот уходить с нее лучше в компании знакомых, особенно если на вас надета обтягивающая блузка и юбка, больше похожая на широкий ремень, а ваше поведение можно счесть вызывающим. И не надо думать, что именно с тобой этого никогда не случится. Многие так думали...
— Ну, я и не… — протянул «Бывалый», — Слушай, ушлепок, ты мне, вот что скажи: тебя за что зачурали то? За изнасилование?
— Арестовали в смысле? Вроде того… Да какое там изнасилование, она пьянющая была вдрызг. Даже не сопротивлялась.
— Ну, а ты чо?
— А я что, хотелось…
— Ну, а она чо?
— Что-что? Да вроде не против была, а потом в слезы и заявление в милицию… Так я уже в «обезьяннике» проснулся.
— Ну так, может, не такая пьяная была, раз сама ушла, даже еще и заявление умудрилась накатать? И согласия, может, тоже не давала?
— Может и нет, да теперь-то какая разница?
— Ну, да. Верно. А весь этот базар зачем? Сам оправдываться хочешь, без адвоката?
— Да. Боюсь, обычный адвокат меня не вытянет, а на хорошего у меня денег нет. А сам глядишь… Отмазаться совсем вряд ли, конечно, удастся. Но вдруг скостят? Там всего то от трех до шести. Да плюс примерное поведение.
— Ну, а даже если и скостят? Все равно на зоне будешь вставать рано. С первыми петухами.
— В смысле?
— Ну, опустят тебя паря. На зоне завсегда тех, кто по «сто тридцать первой» идет, опускают. Закон!!! — уважительно протянул «Бывалый», — а у нас с этим строго, еще никто не отвертелся. А знаешь, давай-ка я тебя лучше сам опущу, а? — голос «Бывалого» стал еще гуще и маслянистее. В нем даже какие-то отеческие нотки появились. Тебе-то все равно месяцем раньше, месяцем позже, а мне приятно.
— Да Вы что, да я!!! А-а-а-а-а!!! Нет!!! Не надо!!! Отпустите!!! А-а-а-а!!!
Послышался звук удара, что-то упало на пол и покатилось, противно дребезжа. Наверное, та жестяная чашка. Еще удар, Потом на пол грохнулось что-то более существенное. Я так себе и представил эту картину: матерый зек с огромными волосатыми лапами парой тяжелых плюх гасит у тщедушного «студента» всякую волю к сопротивлению. Засовывает в рот тряпку, чтоб не орал. Ставит его на заплеванный пол в колено-локтевую… Обязательно лицом к параше, чтоб унизительней было. Привычным движением стаскивает штаны с тощего зада и…
Фу, гадость. Аж передернуло. Может, вертухая крикнуть, чтоб остановил беспредел? Хотя… Не стоит. Пущай узнает «студентик», на собственном опыте узнает, что значит «без обоюдного согласия».