Записки о супертанкисте, или Гречневая каша Антона

Scriptor
Гречневая каша Антона Яблокова
1.
Антон Яблоков страдал той же болезнью, что Кафка, Достоевский, а также поэт Семен Звягинцев. Никаких лекарств от этой болезни нет. Единственное, что способно облегчить страдания порция гречневой каши.
Как известно, в нашей стране гречневая крупа — продукт весьма переменчивый в торговом отношении. В описываемый период в той местности, где проживал Антон Яблоков, гречку отыскать было невозможно.
В разговоре с одним просвещенным знакомым наш герой узнал, что гречневой кашей вволю кормят в танковых войсках, поэтому, посоветовавшись с ближними, он направился в военкомат.
Антон Яблоков слыл и был потомственным интеллигентом, подтверждением чего и является выше помянутая писательская болезнь. Поэтому после недолгой, но взаимоприятной беседы с военкомом, герой наш получил направление в Южноуральскую Танковую Академию.
2.
Слушателей академии собрали в полированном классе, увешанном полиэтиленовыми портретами военачальников. Заднюю стену обрамляло панно, художественно осмысляющее союз времен: левую сторону триптиха занимали боевые слоны, управляемые индейцами, правую часть триптиха украшали сцены взятия турецкой крепости запорожскими казаками с использованием стенобитных орудий. Наконец, центральную часть триптиха «разрывал» ствол суперсовременного танка, настолько секретного, что кроме ствола и разбегающихсяа в ужасе врагов монголоидно-германской расы нельзя было ничего различить.
Генерал-майор Марценюк расхаживал перел слушателями в затейливо пошитом мундире с щегольским люрексом в лампасовой ткани.
— Некоторые полагают, — вещал он, — что главное для офицера танковых войск — это умение отдавать команды. Да, конечно, офицер должен знать, что после занятия мирной деревни танковой бригадой первым делом необходимо загнать танк в речку, чтобы смыть в ней кровь и кости сельских жителей, попавших в пламя сражения. Нужно знать и некоторые другие необходимые вещи. Но это все не главное. Мирную деревню бригада займет и без вашего командования, а к современному бою готовиться нет смысла. Время сражения, записанное в боевом уставе, равняется для танкового корпуса двум с половиной минутам. После этого, как правило, прилетает десантно-вертолетный дивизион и уничтожает упомянутое танковое подразделение. Вполне возможно также, что собственные ракетные войска во избежание прорыва противником линии фронта накроют вас локальным ядерным взрывом.
Генерал-майор Марценюк остановился.
— Поэтому, — подытожил он, — главное, что вы должны вынести из стен академии, — это сознание, что вы — нерастраченный золотой генофонд российского офицерства! Вы — гордость нации! Вы — ядро вооруженных сил! Вы — основа и мощь Отечества!
Антон Яблоков поднял руку.
— Спрашивайте, — ласково разрешил старший по званию.
— Выдается ли в боевых условиях гречневая каша? — поинтересовался Антон.
— Без-ус-лов-но! — отчеканил генерал-майор Марценюк. — После же налета вражеской авиации согласно устава, оставшиеся в живых получают деся-ти-крат-ную порцию каши!
Антон был счастлив.
3.
Шли дни учебы. Антон аккуратно посещал все лекции. Его огорчало только, что большинство их было секретными, и тетради с конспектами изымали сразу же после звонка. Так или иначе, курсан Яблоков начал постигать некоторые азы искусства руководства танковыми подразделениями. Немалое внимание в Академии уделялось способам обращения с подчиненными.
Генерал-полковник Аляшев, бывший рукопашник-спецназовец, рассказывал:
— Главное для офицера танковых войск — это владеть кастетом. Кастет — это основа основ. Без кастета офицер — все равно что генерал на свадьбе.
В настоящее время в танковых войсках на вооружение принят кастет ОБ-8-М, офицерский бронзовый, восьмого поколения, модифицированный. Выдается в месте с офицерскими перчатками. Впрочем, скажу вам как генерал офицерам, никто из уважающих себя военны аристократов кастеты под перчатками не скрывает. Офицерская честь не позволяет. Удар наносится открытой ладонью: подчиненный должен знать, что это не гражданский, понимаешь, мордобой, а воспитательная работа, которую ведет офицер!
Аляшев чуть разволновался и позволил себе отвлечься:
— Кстати, существуют особые — наградные — кастеты! Они инкрустированы драгоценными камнями и имеют выгравированный герб. В музее Академии вы при желании можете увидеть знаменитый кастет генерала Политковского, переданный в фонд Академии вдовой покойного, трофейный кастет маршала Гудериана... В Алмазном фонде музея хранится платиновый кастет легендарного...
Он не назвал фамилии, а раскрыл перед слушателями «Учебник по военному искусству» и ткнул пальцем в фотографию на почетной первой странице. Вздох восхищения пронесся по учебному классу.
— Да, да! И это имеется только в нашем Южноуральском музее Танковой Академии! Даже в музее Московской Академии нет ничего подобного! — генерал-полковник Аляшев сиял от гордости.
— Словом, завершая, основную часть нашей лекции, еще раз подчеркнем, что кастеты являются незаменимым оружием и орудием воспитания офицеров танковых войск среднего и высшего состава!
Антон Яблоков поднял руку.
— А солдат после того, как ему выбьют зубы, может пережевывать пищу? —спросил он.
— Гречневая каша потому и применяется в танковых войсках, — тонко улыбнулся полковник генеральского чина. — А пока сообщу вам, что в настоящее время в недрах нашей Академии разрабатывается модификация офицерского кастета под кодовым наименованием УГК-96. Он характеризуется совершенно новым конструктивным решением в него встроен коротковолновый передатчик, часовой механизм, баллончик с нервно-паралитическим газом, карманный штык-нож. Кроме того он снабжен батареечным подогревом (для зимних условий) и фософресцирующим покрытием (для ночного времени). Наконец, он имеет свинцово-палладиевую прокладку, усиливающие боевые свойства ОБ-8-М в четыре в половиной раза.
Но помните! Все замечательные свойства офицерских кастетов могут быть реализованы только в пределах наших вооруженных сил. Международные конвенции в силу их компромиссности и нединамичности до сих пор запрещают применение кастета к военнопленным!
Прозвенел звонок, и дежурный, вскочив, крикнул: «Встать! Смирно!»
4.
Несмотряа на заверения генерал-майора Марценюка о том, что знание стратегии и тактики совсем не главное для офицера-танкиста, все же слушатели посещали и занятия по искусству танкового боя.
Удрученный постоянными раздумьями генерал Пацуков читал курс нудно, и слушатели скучали.
здумьями генерал Пацуков читал курс нудно, и слушатели скуч—... Сохранение основного мобилизационного резерва вне всяческих сомнений является первоочередной задачей начального периода войны. Выполнение этой, как уже было замечено выше, первоочередной, или первостепенной, задачи преследует троякую цель...
Генерал, шаркая ногами, расхаживал перед доской и вяло взмахивал указкой.
— Товарищ генерал, — с места встрял курсант Глинкин. — Разрешите вопрос по теме занятия!
— Задавайте, — охотно согласился Пацуков.
— Почему мы не проходим на занятии знаменитой танковое сражение под Прохоровкой, блестяще выигранное нашими полководцами?
— Друг мой, — вздохнув, отозвался генерал-лейтенант. — Так называемое «танковое сражениее под Прохоровкой» не имеет никакого отношения к искусству бронемашинного боя. Наши и германские войска перебрасывали танковые колонны на противоположные фланги. Так случилось, что возле пресловутой Прохоровки танковые колонны оказались на расстоянии прямой видимости и предельного выстрела. До сих пор неизвестно, у кого первого дрогнули нервы... Колонны, повторяю, двигались встречными параллельными курсами и нападать не собирались. В арсенале танкового боя нет рубрики «танковых сражений»... Словом, за первым выстрелом последовал одиночный ответный, в ответ на него — раздалось три выстрела. Дальше — больше. Машины ринулись навстречу друг другу. Танк наползал на танк, громоздились горы металла. Ни нам ни немцам пользы от этого «гениального» сражения не было.
Генерал Пацуков перевел дыхание и отер вспотевший лоб.
— Что касается действительных образцов военного искусства, то... Ответьте, курсант Глинкин, отчего американцы во время пустынной бури не захватили Багдад?
— ООН запретила, — не подумав, брякнул Глинкин.
— Садитесь, — огорченно взмахнул рукой Пацуков. — Вам, похоже, ООН думать запретила! Американцы вели свою «бурю» под флагом ООН и с ее благословения.
Антон Яблоков поднял руку.
— Американцы хотели сохранить в регионе противовес Ирану, — сообщил он.
— Молодец, сынок, — одобрил генерал. — Газеты читаешь. Прикажу тебе на добавку гречневой каши две порции выдавать. Любишь небось гречку?
— Так точно! — радостно отчеканил Антон.
— Садись... А теперь послушайте, что было на самом деле, — торжественно заговорил генерал. — На самом деле в ночь с 17 на 18 июня была проведена блестящая танковая операция, разработанная в стенах нашей академии еще в 1987 году. Варинат «Большой гнев Саддама» иракцам использовать не удалось: в нем предусматривалось три локальных ядерных взрыва. Хусейн исполнил «Малый гнев Саддама». Семьсот танков разом вышло из тщательно замаскированных боксов. Шестьсот тридцать из них были безэкипажные, радиоуправляемые. Это было почище хваленой «Бури в пустыне». Т-90-М пронеслись по песчаным барханам быстрее чем «Волги» по грейдеру. Сбросили в море три американские дивизии, потопили два авианосца. И только звонок американского президента Хусейну с обещанием отказа от планов захвата Багдада и снятия блокады спас американцев от полного разгрома.
— Слава генералу Пацукову! — крикнул курсант Здронов.
В кабинете раздались искренние рукоплескания.
— Что вы, что вы, — засмущался генерал. — Я всего лишь консультировал группу, а разрабатывали полковники...
Аплодисменты усилились. Пацуков раскланялся, растроганно поблагодарил и вышел из кабинета.
5.
По офицерской казарме с валенками в руках ползали молоденькие старлеи. Отстающие слушатели академии отрабатывали с их помощью приемы управления танковыми бригадами на марше по пересеченной местности.
На верхних койках сидели успевающие курсанты и слушали «дядьку» — полковника Чуркина, ответственного за казарменное воспитание.
— Все говорят: Гудериан у нас учился, — вещал «дядька», — а ведь и нам кое-чему не мешало бы у немцев поучиться. Возьмем, к примеру, Чехословакию, шестьдесят восьмой. Бросили туда танки, а стрелять нашим запретили... Мирная, мол, помощь... Туда, сюда... Едем по Праге, а в нас то из одного окна, то из другого — кто цветочным горшком, кто помойным ведром...
Едем как ассенизационный обоз. А попробуй где остановись — того и гляди камнем в голову получишь.
Слушатели слушали, затаив дыхание. Для большинства из них шестьдесят восьмой был легендой, нечто вроде Мамаева побоища.
— А немцы своим приказа «не стрелять» не давали. Въедет этот Ганс в центр площади, прочертит мелком круг диаметром метров семь и на башню залезает из котелка хлебать. Воистину шмерцы копченые! Толпа возле черты колышется, беснуется, проклятия кричит. Немец и ухом не ведет. Но только один переступил, — он автомат с шеи — и по толпе. Восемь лежит, остальные врассыпную. Во оно как! Как только где пражане свирепеть начинали, мы сразу к немцам-братьям за помощью. Чехи их еще по второй мировой помнили, боялись!
Полковник Чуркин перевел дыхание, высморкался.
— Однажды нам самогонки привезли. А мы в тот день что-то сильно на чехов обижены были. Обменялись с немцами: мы им самогон, они нам — свой танк на вечер... Ох, и отвели мы в тот денек душеньку! Одноэтажные домишки как карточные домики сносили, по верхним этажам бронебойными швырялись. Отлились волку овечьи слезки!
Антон Яблоков слушал, жадно впитывая каждое слово.
— А за день до выхода терять уже нечего было. Поспорили с Вендиным, он сейчас полковником в Киеве, — кто по прямой дальше пройдет. И пошли... Метров семьдесят протаранили! Стены сносили, киоски, двухэтажные дома, — «аллею Дружбы» прокладывали! А нам море по колено и сопля по пояс. Извините, — спохватился полковник. — Вы все же «академики», вам такое, может и знать не положено...
— Товарищ полковник, — спросил Антон Яблоков. — А пражане ели гречневую кашу?
— Пражане ели всё кроме гречневой каши, — ответил полковник Чуркин и, предупреждая следующий вопрос Антона, мягко указал. — А кто из наших вероятных противников имеет на вооружении, э-э-э, на довольствии гречневую кашу, вы узнаете в учебном корпусе. Это закрытые сведения. А сейчас — спать.
Полковник Чуркин спрыгнул с верхней койки и распорядился:
— Завершаем переподготовку! Лейтенанты могут быть свободны, слушатели — ко сну. Завтра вас ждет новый учебный день.
6.
— А сегодня мы будем изучать кастет в его боевом применении, — сообщил генерал-полковник Аляшев на следующем занятии. — Как и следует из учебного плана, за лекцией должно идти практическое занятие. Итак, выпускник академии должен умело бить по зубама младших по званию. Курсант Лопачев, прошу к доске.
Это был сын заведующего Уральским отделением Российской Академии Наук. Сухощавый и неловкий, он получил в казарме кличку Лунатик.
Аляшев подманил пальцем кривоногого брюхатого воина с погонами прапорщика. Тот вставил в рот капу и сделал зверскую рожу.
— Приступайте! — скомандовал Аляшев.
Лунатик слабо махнул рукой.
Зуб выпал из щербатого рта подчиненного.
— Кто так бьет! — воскликнул Аляшев, словно уличил Лопачева в чем-то постыдном. — Ведь вы прослушали по курсу эстетики более пяти лекций! Где красота? Где лапидарность и софийность? Где каллокагатия, наконец? Удар должен быть насыщенным как цветовая гамма малых голландцев и лаконичным как речь спартанцев.
Аляшев шевельнул кистью, и от стены к нему подбежали два солдата.
— Следите! — призвал он и сделал дугообразное движение рукой. — Вот античный росчерк!
Выбитые зубы россыпью покатились по паркетному полу.
— Наша академия издавна славилась классическим античным ударом. Причем, мы исповедуем приоритет дорического стиля как более мужественного. Коринфский стиль мы оцениваем как женоподобный и проходим лишь факультативно. Так, сейчас пошло барокко!
Аляшев как-то особенно хитро закрутил кисть, и солдат унесли на носилках. Генерал-полковник сделал знак, и новый солдат подошел к доске.
— Повторить удар! — скомандовал Аляшев.
Лунатик зажмурился и ударил живого манекена в лоб.
— Садитесь! Два! — мрачно констатировал полковник. — Будете отрабатывать в казарме. Дежурный, передайте Чуркину: пусть доставит пару-тройку молодых слушателю Лопачеву. Глаза зажмуривают только гимназистки... И в одном единственном случае. Об этом позже! Рюмин, к доске!
Русоволосый синеглазый курсант не спеша поднялся и подошел к генералу.
— Продемонстрируйте, пожалуйста, готический удар, — с иезуитской улыбкой попросил Аляшев.
Рюмин элегантно натянул кастет и изящно исполнил просьбу.
— Класс! — оценил генерал. — Где наловчился?
— Районо заведовал, — чарующе улыбаясь, ответил Рюмин.
— Садись! Молодец! А остальные запомните: чтобы легко и умело исполнять кастетные удары, надо упражняться. Вот одно из упражнений. Намылить локоть, приставить его к пупу и помахивать предплечьем от носа до колена. Для пущей эффективности следует взять утюг.
Генерал постепенно возвращался в доброе расположение духа.
— А теперь следующая ситуация. Вы идете по плацу, а солдатыа недостаточно бодро отдают вам честь. Что делать?
— Сделаю замечание, — покраснел поднятый жестом полковника курсант Свежин.
— Садитесь! Не у каждого офицера есть талант делать замечания. Но каждый офицер должен в данной ситуации уметь провести веерообразный уставный удар. Вот смотрите.
Полковник хлопнул в ладоши. К нему приблизились четыре солдата, из них двое — разжалованные ефрейторы.
— Равняйтесь! Как стоите, свиньи! Разучились честь отдавать! — рявкнул полковник и, чуть качнувшись назад, виртуозно выбросил руку перед собой. Кастет дробно простучал по четырем челюстям, и каждый солдат аккуратно сплюнул на пол по три зуба.
— А как выглядит удар рококо? — поинтересовался Глинкин.
— Удар рококо в настоящее время полностью снят с боевого использования. Сохранен только для концертных выступлений. Впрочем, вам, как слушателям Академии, я его продемонстрирую. Как вы знаете, рококо — это разложившееся и ослабевшее барокко, поэтому вместо одного энергичного движения делается три томных и неохотных. Смотрите!
Он подтащил за грудки солдатика, сделался на глазах вялым и, словно отмахиваясь от докучной мухи, нанес три с виду нелепых и слабых удара по зубам. Шесть зубов вывалилось изо рта воина.
— Ступай, сынок, к стоматологу. Скажешь, генерал Аляшев приказал. Пусть фарфоровые вставят. Я бы и платины тебе не пожалел, да устав не позволяет! Мама-то пишет? Ну и ты родителей не забывай!
Прозвенел звонок.
— Занятия окончены, разойдись! — распорядился Аляшев.
7.
Наш герой с отличием закончил Южноуральскую Танковую Академию, излечился от писательской болезни и сейчас живет тонкой духовной жизнью.
Но врученный ему именной кастет он всегда носит с собой. И, будьте уверены, не задумается применить его в нужной ситуации.
На этом прерываются записки об Антоне Яблокове, супертанкисте.