Однажды. В один день. Летоисчисление придумали какие-то придурки то ли в Египте, то ли в Междуречье. Я выключил компьютер, достал антенну из телевизора, забыл про книги и подумал, что мне теперь делать. Важно, что было лето. Окно нараспашку и расстегнутая рубаха тоже. Зимой меньше свободы. Надо было раскурочить компьютер, телевизор в окно, а книги в мусоропровод. Но так я уже пробовал, когда выкинул полную пачку "Кэмэла" в мусорное ведро, а новую пришлось покупать вечером.
Когда я смотрю порнуху, всегда жалею что на месте лиц у тех, кого трахают, морды. Сиськи классные, письки классные, бедра есть. А вместо лиц морды.. Лицо, когда я сам, я смотрю ей в глаза. В глаза. В глаза. Они ближе всего к душе. Ни помады, ни крашенных волос, ни пудры. Зачем они себя так уродуют.
Душ. Помыться. Трусы, носки, джинсы, футболка, кроссовки. Часы? Часы не стоит. А живу я в Капотне. Снимаю. В кармане пятисотка. Пятнадцать долларов. Готов потратить сегодня. Не на баб.
Да, естественно, когда все выключил, остается только улица. Лизать пол языком можно. Если он вымыт, просто дерево. Если грязный, то соленый.
Я бы не смог быть священником. Хоть, как правило, верю в бога. Он большая скотина, но я его люблю. Но у меня стоит. Сильно. Мне нужно каждый день. Вру. Шесть дней в неделю, но больше, чем по разу. В аду мне гореть только за мелкое воровство. У родителей на солдатиков. А еще я как-то украл у соседа по комнате в общаге. Что, не помню. Это была месть. Он знал, но мне не сказал. Мы все тогда торговали. Это было классное время. Шампанское и икра каждый день. И мы были очень молоды. Я давал товар на реализацию. Воровали, а он мне не сказал.
Но в аду мне гореть за мысли. За мысли. Убивал. Миллиардами. Усама, ты любитель. Ты говнюк, ты обрезанный необразованный говнюк. И даже то, за что тебя будут помнить, тебе посоветовал какой-то безвестный парнишка моего поколения, наигравшийся в "DOOM".
Я люблю холод и дождь. Минус двадцать, а ты в футболке. "Идиот". Да мне все равно, что думают. Мне важно чтобы был бог. Чтобы он очевидно намекнул: "Придурок, кончай выпендриваться, я есть". Ливень, а ты выходишь из-под козырька метро. Приятно чувствовать взгляды в мокрый затылок.
Я не люблю города, люблю лес. Я там выживу, зимой. Но мне нравятся женщины с красивыми лицами, с бедрами и мозгами. Рождаться мне было совсем не обязательно. Против я. Против я? Поканчивать (красивое слово) с собой тоже против. В школу я идти не хотел очень. Но пришлось. Институт закончил, но не смирился. Бог, время, член.
Было тепло и солнечно. Я вышел на улицу. Не люблю "я". Человек не целое, а часть. Мы. Мы.
Занимается ли бог онанизмом? У него вряд ли есть руки, но что ему остается? Супербог над ним? Теория матрешек. Не самое плохое устройство.
Земля. Шесть миллиардов. Я лечу из космоса. Звезды. Свет. Солнце. Земля. Дети. Старики. И я буду стариком. Буду разлагаться. Я и сейчас разлагаюсь. Но пока не вижу. Потом, вдруг, почувствую. Назвали на "вы". Удар. Четыре миллиарда. Миллиард спит. Миллионов пятьдесят трахаются. В каждом пятом случае я бы хотел заменить партнера. В каждом двадцатом я бы очень хотел. В каждом сотом я так влюблен, что готов отдать жизнь. В каждом десятитысячном я не нахожу слов. Пятьдесят миллионов какают, столько же писают (быстрее, зато чаще). Десять миллионов чихают, миллион икает. Пятьдесят миллионов ковыряются в носу. Сто убивают. Миллиард будто-то бы работает. Сто миллионов работает. Крокодил поймал зебру и утащил ее под воду. Оса убила муху. Лосось отложил икру. Град идет. Ночь. День. Утро. Вечер. Стужа. Зной. Тайфун зародился.
Я хотел не пользоваться транспортом. От Белой Дачи я поймал маршрутку. Почему внутрь кольца? Внутрь ближе. В Московской области нет леса. Настоящего леса.
Приятно потеть поля сорняки на картошке. Приятно потеть дергая усики у клубники. Не одно и тоже. Приятно мерзнуть проверяя мережи на щуку. Приятно мерзнуть потея. Если всю жизнь потеть и мерзнуть, девушка годящаяся для Голливуда не даст. Если пару раз лизнуть нужную задницу, даст на столе в вашем большом и светлом кабинете. А девушка, которая и есть ваша половина никогда не уйдет от мужа, который ей совсем ей не подходит, чтобы не сделать ему больно. А которая уйдет, сделав больно ему, к вам, не та. Зачем было рождаться? Почему умирать?
Предположим, что после смерти не пустота. Совершенно не разработанная тема. Умер. Свет. Бум. Существуешь. Мыслишь. Но мертвый. Мертвый, но мыслишь. И больше не можешь умереть? Или можешь? Но не помнишь прошлого. Но тогда не ты.
Или пустота после смерти? Большой взрыв. Звезды разлетаются в разные стороны. Разлетаются. Разлетаются. Дальше лететь некуда. И тепловая смерть вселенной. И новый большой взрыв. И звезды разлетаются в разные стороны. Разлетаются. Разлетаются... Дальше лететь не куда. Я верю в бога, даже когда какаю. Если хорошо идет.
Я однажды ночевал на вокзале, вместе с бомжами. Меня выгнала девушка, мы жили вместе, она платила за комнату, я за еду и развлечения. У нее уходило восемьдесят долларов, у меня четыреста. Спать одетым на скамейке неудобно. Если один день можно. На гостиницу тратить было жалко, я тогда играл в зарабатывание денег. Мы расстались с ней через пару месяцев. Она меня послала. Я очень переживал. У нее сейчас ребенок от парня с моего факультета, только с младшего курса.
Я вышел на "Арбатской". Прошел по Арбату. И куда теперь? Ненавижу то, что у меня есть тело. Мое тело это я. Знак вопроса? Пожалуй, нет. Знак свастики с закругленными крючками, глумящейся рожицей и чернильным пятном на полях. Мое тело это не я. Мое тело это я. Пожалуй, можно было идти обратно пешком в Капотню. Часа четыре с половиной. Меня бы это не вымотало как следует. Дойти до Капотни, бутылочки три-четыре пива. И? Магнитофон, телевизор, компьютер. Было.
Я не хочу мыслить словами! Словами. Я хочу мыслить. Но не словами. Иногда бывает так: бух и ты все понял. Но редко, слова мешают. Или ты понял, начал объяснять и истина ушла, уйдя в слова.
В "Смоленском" универсаме я объелся сосисками. Сначала взял две, потом три, потом еще три, потом еще две. Я ненавижу свое тело за то, что ему надо спать, поглощать и выделять. Оно не самое плохое. Несмотря на то, что я разрушаю его далеко не первый год, оно подтягивается тридцать раз, отжимается за сотню, бегает на разряд и постоянно хочет женщин. Но оно не умеет летать и не может жить без кислорода.
Мне очень хочется на Плутон. Я пошел по Садовому кольцу. Хорошая вещь машина. На север или восток. На грунтовку. По грязи. И в лес. В лес. В ватничке, в сапогах. Проклятое тело, нет в лесу бабы. Я хочу почковаться. Иметь такую возможность.
Сколько у меня есть времени? Лет пятьдесят. Куда бы пойти? Пока в сторону Комсомольской. Девочек еще нет, появятся к вечеру. Надо бы пойти на лет десять назад и внести поправки. Не можно. А можно что? В автобус, в электричку, в кино, театр, на дискотеку. Было. А может подраться с тем парнем? Явный козел.
- Закурить не найдется?
- Найдется, - нет, драться тоже нет, было.
Сегодня без компьютера, без телевизора, не читать. И не пью. Сегодня не пью. Курить да. Буду. Сейчас. Выход? Ведь должен быть куда-то выход. Сойти с ума? Итак уже. А куда надо сойти с ума не получится. Может, есть другие миры с гоблинами? Туда бы. Меч в руки и.
- Воду пожалуйста. Не газированную. Да, эту. Сколько?
Эстакада. Поворот на Цветной бульвар. У телефонной будки. Двое мужиков. Годам к шестидесяти. В потертой одежде с потертыми наплечными сумками. Работяги. Один стоит, другой лежит. Один живой, другой мертвый. У мертвого дырка в башке, у живого глаза пустые и сумасшедшие. Был и нет. К чему и мысли все. Пятьдесят лет всего. А так делал бы, что хотел. Откуда дырка? Сосулькой, что ли? Исключать нельзя, хоть и лето.
Пойду по Проспекту Мира, он длинный. Ни умереть сразу, ни взлететь, к гоблинам не попасть. А вот и бомжики. Нет, бомжиком тоже не стоит, неинтересно. Взорвать что-нибудь? И сесть навсегда. Можно, но скучно.
Не хочу верить в бога. Это значит сдаться. Сходить, что ли, на книжную ярмарку? Опять квазимир. Не буду ничего покупать, с людьми пообщаюсь. А стоят ли люди моего общения? Стою ли я их потраченного на меня времени? Что я о них не знаю? Что они не знают обо мне? Светофор зеленый...
Белый потолок. Хорошо мне. Слабость, приятная слабость. Нога только болит. Особенно пальцы. Будто прищемил их все сразу. Почему же болит нога? Ведь на ее месте пустота.