Капитан Жлобарёв

Ad
I.

Капитан Жлобарёв занимал отдельный кабинет в помещении паспортного стола, откуда осуществлял руководство и надзор за семью бальзаковского возраста женщинами, с утра и до вечера – с небольшим перерывом на обильный обед – занимающихся разбором различных бумаг и бумаженций, которыми наше докучливое население любит заваливать и без того чрезвычайно занятых государственных служащих. Каждый день перед капитаном Жлобарёвым во всевозможных угодливых позах, палитра которых просто неисчерпаема, длинной, нескончаемой вереницей представали просители. Просители напряжённо вытягивали шеи, усиленно моргали глазами, облизывали губы, то хрипели, то пели фальцетом, при этом все как один были глухи, как тетерев, и постоянно переспрашивая очевидные вещи, в ответ благодарили особенно несвязанно и суетливо – одним словом, кривлялись, как могли, чем приводили капитана Жлобарёва в справедливое негодование.
Тогда, чтобы развеется и немного успокоится, капитан вызывал по телефону одну из своих подчинённых женщин, которая, семеня ногами и виляя толстым крупом, приносила ему документы на подпись. Жлобарёв запирал дверь, и, вдохнув полной грудью терпкий и призывный аромат духов, принимался за работу. Из лежащей справа на столе пачки документов он брал один и затем – тут его движения превращаются в песню -  быстрым росчерком, не принимающим во внимание никаких возражений подчерком, да на месте прочерка – опля! - ставил заправски оченно: «Жлобарёв».  Потом откладывал подписанный документ в сторону, брал следующий, и снова – «Жлобарёв». И вновь – «Жлобарёв». И ещё раз – «Жлобарёв». А потом (вы не успели и глазом моргнуть) – «Жлобарёв». «Жлобарёв», «Жлобарёв», «Жлобарёв», «Жлобарёв», «Жлобарёв» - эй, начальник, поща… - «Жлобарёв», «Жлобарёв», «Жлобарёв», «Жлобарёв», «Жлобарёв», «Жлобарёв», «Жлобарёв», «Тара-ра», «Тара-ра», «Тара-ра», «Жлобарёв», «Тара-ра»? – «Жлобарёв», «Тара-ра»!? – «Жлобарёв»! «Жлобарёв», «Жлобарёв», «Жлобарёв», «Жлобарёв» - прошу прощения, но документов, действительно, много - «Жлобарёв», «Жлобарёв», «Жлобарёв», «Жлобарёв», «Жлобарёв», «Жлобарёв», «Жлобарёв», «Жлобарёв».
Только не подумайте опрометчиво, что «капитан Ж.», (это ещё одно имя Жлобарёва, введённое нами в оборот, которое можно читать или на французский манер, как «капитанж», или, как «Каптиан Же», по аналогии с небезызвестным поручиком, так и не дошедшем до Сибири), так вот, не подумайте ненароком, что капитан Ж. был человеком без мысли и души, некой швейной машинкой, подписывающей документы. Капитанжлобарёв (с другой стороны, почему бы не написать его слитно, подчеркнув тем самым цельность его натуры?) чувствовал и думал. Он чувствовал, что на его пухлых плечах помимо капитанских погон, лежит тяжелый крест, который мы назовём крестом государства и его, государства, государственных интересов. А думал (я на минуту отвлёкся и потерял его на политической карте мира), думал о том, что, когда он в сто тысячный раз напишет «Жлобарёв», то количество перейдёт в качество, и капитан превратится в майора. Тогда он пойдёт на повышение, а на его место придёт другой Жлобарёв, а за ним третий и четвёртый…. Жлобарёв (я имею в виду: Жлобарёв Первый) ощущал себя частью в вечном круговороте мироздания, а человек, приветливо глядящий из рамки на стене, казалось, говорил: «Да будет так». На капитана Ж. сходило удивительное умиротворение. Дыхание его становилось ровным, спина и ноги переставали потеть, во всем теле была легкость, и радостно было как-то и вольготно за письменным столом, и хотелось приласкать сослуживицу, и загипнотизировать её широтой открывшихся перед Жлобарёвым перспектив, и своим поварским умением испечь в её пышущем страстью и признательностью чреве маленького Жлобарёва или Жлобарёву. Жлобарёв вновь обретал силы и вместе с ними душевное равновесие, так необходимые ему, как человеку, работающему в органах правопорядка, который день ото дня только и делает, что взвешивает, перевешивает, обвешивает, отделяет зерна от плевел, а потом ещё плевела от плевел, и зёрна от зёрен, занимаясь селекцией, перекрестным опылением, а также скрещиванием (в том числе и стальных прутьев для обрамления государственных теплиц). Его розовое, по капитански упитанное лицо приобретало некую жесткость, проистекающую из глубокого сознания своего долга и соей личной, «жлобарёвской» значимости. После этого у просителей не оставалось ни малейшего шанса на снисхождение со стороны Жлобарёва-Минотавра, Жлобарбёва-Тиберия, Жлобарёва-Борджиа, Жлобарёва-Робеспьера и Жлобарёва-Пиночета. Капитан Ж. обнажался, туго затягивал портупею на своём жирном теле и в зловещем, скачущем свете милицейской мигалки, закреплённой на столе, всей силой своих чресл, потея и крича матом, осуществлял извечное таинство совокупления власти с населением. Потом… потом, по истечении рабочего дня, капитан садился в машину и ехал домой, или в ресторан на внерабочую встречу с сослуживцами, многие из которых были его однофамильцами Жлобарёвыми, пил и кушал, приглашал за столик женщин, в общем, жил. И так шёл день, за днём, месяц за месяцем, год за годом.

II.
 
Но вот однажды с капитаном Жлобарёвым случилось недоразумение. Даже неприятно об этом говорить, потому что в жизни капитана никогда ничего не зависело и не могло зависеть от случая. Случаются только собаки, да и то под присмотром хозяев. А тут возьми да случись: ни с того ни с сего, а вообще черт его знает с чего. Так вот капитан попал в аварию. Ехал-ехал, а тут вдруг откуда-то на дороге возник жилой дом. Произошло столкновение. Приехала скорая, за ней ДПС, был составлен протокол происшествия, жильцы дома на месте получили повестку о вызове в суд, по вопросу о возмещении капитану Жлобарёву ущерба, и до полного выздоровления последнего дали подписку о невыезде.
Два дня капитан Ж. провёл в больнице, потом выписался с условием ещё неделю не выходить на работу до полной реабилитации. В тот же вечер капитану позвонил его сослуживец и попросил, чтобы завтра Жлобарёв присутствовал на похоронах их общего знакомого и коллеги, погибшего два дня тому назад в автокатастрофе. «Дела, - подумал Жлобарёв, вешая трубку, - что ж такое с нами происходит? А ведь завтра запросто могли хоронить и меня».
На похороны Жлобарёв опоздал. Он совсем забыл, что машина его в ремонте, пришлось ему ловить такси, так что когда он появился на кладбище, гроб уже опускали в землю. Вместе со всеми Жлобарёв кинул в могилу горсть земли, а потом стоял в стороне и смотрел, как могильщики работают лопатами. Наконец, в могильный холм воткнули крест, а рядом с ним временную дощечку: «Капитан Жлобарёв. 16.VIII.1968-27.VI.2003». Жлобарёв обомлел:
- Это… Да как же это так?
- Да, вот так и бывает, - ответил ему, его же знакомый, - не справился с управлением и врезался в жилой дом. Хороший был мужик. У него на работе, девушки стол собрали: поедем помянём?
- Поедем…, конечно.
Жлобарёв сел в чью-то машину и через полчаса его привезли к его месту работы, в паспортный стол N-ского района. «Проходите, ребята, - просила одна из подчинённых ранее (или, может быть всё ещё подчинённых?) Жлобарёву женщин. – Мы накрыли у него в кабинете: думали так правильно». Вместе с остальными Жлобарёв прошёл в свой собственный кабинет, где стоял стол с водкой, закусками и с его собственной фотографией. Расселись. Жлобарёв оказался рядом со своим непосредственным начальником, майором Веским, который встал и, тяжело отдышавшись, начал: «Ребята… сегодня мы поминаем нашего сослуживца, да и просто нашего хорошего товарища капитана Жлобарёва. Что тут сказать…. Хороший был парень, крепкий мужик…. Как вас сейчас, я вижу перед собой его лицо. (При этих словах Жлобарёв вздрогнул). Побольше бы таких было и поменьше бы их погибало…. Светлая ему память»! «Нет, я сплю, - подумал всё также как и раньше здравствующий капитан Жлобарёв, - как же это всё может быть»? – и в отчаянии хлобыстнул водки. Поминки шли своим чередом: вставали люди, говорили. О Жлобарёве, о том, каким его знали, каким он был честным и хорошим человеком, рассказывали различные истории и пили, пили…. Капитан Жлобарёв, отказавшись от попыток разобраться в происходящем, поминал себя вместе со всеми. В голове у него помутилось, в ушах его то гудело, то квакало, то свистело, а то вдруг прорывался лихой канкан: «Пум-пум-пум-пум! Капитан на канапе! – Пум-пум-пум-пум! Капитан на канапе»! И посреди всего этого бреда только своя собственная фотография ясно стояла у Жлобарёва перед глазами, откуда на него смотрел серьёзный, немножко полный мужчина, в капитанской форме. «Боже, какой же я был красивый мужик! Капитан! К-а-а-пи-и-ит-а-а-а-н! – зарыдал Жлобарёв. – Скоро бы стал майором…. А теперь всё-ё-ё. И так вот глупо…. Глупо-то к-а-а-а-к»!!! Всхлипывая, он повалился на плечо сидящему рядом майору и затрясся всем телом, приговаривая: «За что? За что?»
- Ну, будет, будет тебе, - сказал майор Веский. – За что? Да ни за что. Просто, служба у нас с тобой такая. Ты вот, давай-ка лучше успокойся, тем более, что у меня к тебе серьёзный разговор есть. 
И, подождав, пока Жлобарёв успокоится, продолжал.
– Ты, ведь, наверняка, знаешь, что на место Жлобарёва много желающих есть. Ну, это по хую: они-то пусть желают, сколько влезет. Начальник-то я, мне и решать. Я за то, чтобы сюда тебя поставить. Я тебя знаю, почти столько же, сколько и Жлобарёва, вы, вроде как, дружили. В общем, ты мне подходишь: знаешь, для чего мы все работаем, лишнего не болтаешь. Так что решай.
- А что, тут решать, товарищ майор, - тихо ответил Жлобарёв, - спасибо вам, за доверие, обещаю его оправдать….
- Ну, вот и отлично. Ты сейчас иди отдохни денёк-другой, проспись. А я за это время всё устрою. Через два дня позвони мне. Лады?
- Так точно, товарищ майор….

III.

Итак, спустя два дня капитан Жлобарёв был назначен на своё же место начальника паспортного стола N-ского района вместо усопшего самого себя. В первый день своей новой службы, капитан заново познакомился со всеми своими бальзаковскими женщинами, при чём на их лицах он не прочёл ни смущения, ни даже удивления, а только лишь приятно пощекотавшее его кокетство, к которому предшественник Жлобарёва, видно, привык и поэтому не замечал. Пройдя в свой кабинет, капитан Ж. уселся за письменный стол, привычным движением выдвинул ящики и с удовлетворением отметил, что всё осталось на своих местах. «Хорошо, - подумал Жлобарёв, - так я быстрее войду в курс дела». Затем капитан Ж. приступил к выполнению своих привычных каждодневных обязанностей: приёму просителей. Просители следовали один за другим, как обычно усиленно моргали глазами, облизывали губы, то хрипели, то пели фальцетом, и капитан Жлобарёв стал уже привыкать к своему новому положению, как вдруг один из них после обычного и не вызывающего подозрений «разрешите войти», сказал такое, что едва не вызвало в голове у капитана серьёзного психического недоразумения.
- Я был у вас две недели назад по поводу прописки. Вы мне сказали, что….
- У кого ты был две недели назад? – заорал Жлобарёв.
- У вас, у кого же ещё… Вы, наверно, просто забыли…
- У меня? Что ты мне мозги пудришь!? Я здесь только с сегодняшнего дня!
- Я не понимаю… Неделю назад вы мне сказали, чтобы я принёс сертификат…
- Ты, что, ****ь, - вышел из себя Жлобарёв, - охуел совсем! Ты что мне тут несёшь?! Капитан Жлобарёв, который здесь был до меня погиб в автокатастрофе пять дней назад! Я сам был у него на похоронах! А ты, сука, из меня мудака лепишь! Что, ты, *****, не видишь, что перед тобой другой человек?! Слепой, *****? А?!
И так как проситель не отвечал, а только смотрел на него абсолютно безумными глазами, Жлобарёв продолжил.
– Так ты у меня будешь годами прозревать. Что ты вылупился? Ты хоть понял, что ты здесь на****ил? Я тебя теперь только в зоне пропишу. Что стоишь?! На *** пошел!!!
- Быстро!!! Ножками!!! Ножками!!! – крикнул Жлобарёв вдогонку несчастному просителю.
Потом со всего размаха плюхнулся на стул, взял телефон и позвонил одной из своих подчинённых женщин: «Клавдия Николаевна, принесите мне документы на подпись»! Семеня ногами и виляя толстым крупом, подчинённая женщина принесла документы.
- Вот, пожалуйста, некоторые из документов ваш предшественник уже подписал.
- Спасибо, Клавдия Николаевна, я разберусь.
Женщина ушла. Жлобарёв запер дверь, и, вдохнув полной грудью терпкий и призывный аромат духов, принялся за работу. Из лежащей от него справа на столе пачки документов он взял один и быстро расписался: «Жлобарёв». Потом сверил подписи на новом и старом документах, остался доволен результатом и продолжил: «Жлобарёв». И вновь – «Жлобарёв». И ещё раз – «Жлобарёв». А потом (вы не успели и глазом моргнуть) – «Жлобарёв». «Жлобарёв», «Жлобарёв», «Жлобарёв», «Жлобарёв», «Жлобарёв» - эй, начальник, поща… - «Жлобарёв», «Жлобарёв», «Жлобарёв», «Жлобарёв», «Жлобарёв», «Жлобарёв», «Жлобарёв». Капитан Жлобарёв трудился, и в процессе труда на него сходило удивительное умиротворение. Он чувствовал, что на его пухлых плечах помимо капитанских погон, лежит тяжелый крест, который мы, как и раньше, назовём крестом государства и его, государства, государственных интересов. Но он также знал, что когда он в сто тысячный раз напишет «Жлобарёв», то количество перейдёт в качество, и капитан превратится в майора. Тогда он пойдёт на повышение, а на его место придёт другой Жлобарёв, а за ним третий и четвёртый…. Жлобарёв (а теперь я имею в виду: Жлобарёв Второй) ощущал себя частью в вечном круговороте мироздания, а человек, приветливо глядящий из рамки на стене, казалось, говорил: «Да будет так».