"Баба-Яга, костяная нога,
Космы торчком,
Зенки пучком,
Нос крючком…"
Проворные пальцы сыпали и сыпали малину в лукошко. Некогда было даже утереть слезы, катившиеся по щекам. Вредные мальчишки не давали ей проходу. Сегодня они бежали за девочками до самого леса, распевая противными голосами: "Баба-Яга…" При подружках Ягода делала вид, что не обращает на обидчиков внимания. Но потом, когда все разбрелись по густому малиннику и она осталась одна, обида пролилась горькими слезами. А в голове, помимо воли, все вертелись обидные слова: "Баба-Яга…" Ну и ладно!
Подволакивая негнущуюся ногу, Ягода пробиралась сквозь колючие заросли все дальше. Мало в это лето малины, а набрать надо полное лукошко, иначе мачеха и на порог не пустит. Вредная она.
А матушку свою Ягода и не знала. Говорили, что она умерла родами.
Дальше и дальше уходила Ягода в глубь леса. Сказки про Бабу-Ягу, которая якобы живет на болоте и съедает детей, забредших к ее репищу, давно не пугали ее. Она ведь уже большая, а сказки – это для малышей, чтобы не ходили далеко в лес.
Под ногами захлюпала вода, но впереди виднелись еще кусты малины, и Ягода поковыляла к ним, стараясь ступать на кочки и думая только о том, чтобы наполнить лукошко. Обобрав малину с очередного куста, она вдруг заметила, что малинника вокруг больше нет, ничьих голосов давно не слышно, а в лесу стало почти совсем темно.
Оглянувшись Ягода поняла, что не знает, в какую сторону ей идти. Покричала, но никто не откликнулся. Делать нечего. Она подобрала подол рубашки, чтобы не измочить, и побрела наугад, думая найти местечко посуше, чтобы переждать ночь.
Ухнул филин. Корявые ветки деревьев казались уродливыми руками, тянущимися из темноты. Страшно. Но ведь никакой Бабы-Яги нет, и бояться нечего.
Уже совсем стемнело, когда Ягода выбралась на сухой пригорочек. Но только она собралась прилечь в траву, как чья-то костлявая и сильная пятерня ухватила ее за плечо. Девочка сначала так испугалась, что не смогла даже закричать. Невесть кто тащил ее за собой по кустам, ветки царапали лицо, дергали за волосы. Лукошко с малиной выпало из руки и исчезло в темноте.
Но прошло совсем не много времени, и Ягода опомнилась. Страх прошел, осталась только злость. Она уцепилась свободной рукой за подвернувшуюся ветку и крикнула:
- Отпусти! Отпусти меня сейчас же!
- Это еще почему? – раздался хриплый женский голос.
- Отпусти, а то я тебя…
- Что?
- Я тебя… съем!
- Хм. А кто же ты такая?
- Я?.. Я – Баба-Яга! – выкрикнула Ягода.
- Очень интересно, - пробормотал голос.
И Ягоду потащили дальше.
За заросшим плетнем открылся неширокий двор, посреди которого темнела приземистая изба. Ягоду втолкнули внутрь. Она чуть не упала, но удержалась на ногах. Засветился фонарь, и Ягода увидела высокую и тощую пожилую женщину, опирающуюся на клюку.
- Значит, ты – Баба-Яга? – сказала женщина, поднося фонарь к самому лицу Ягоды. – А я тогда кто? – она громко захохотала, но, взглянув на девочку, вдруг резко оборвала смех.
Свет фонаря осветил и ее самое.
Сельчане по нескольку раз на дню напоминали Ягоде о ее уродстве, но она и без них знала, как выглядит. Не раз сматривала на свое отражение в гладкой воде озера, скрипя зубами и сдерживая слезы. И вот теперь на нее смотрело ее собственное лицо: под нависшими бровями косые глаза, один из которых явно незрячий, крючковатый нос, впалые щеки, широкий рот с тонкими губами, крупные кривые зубы. Правда, лицо это было больше, чем у Ягоды, и испещрено морщинами, а в черных космах, обрамлявших его, густо блестела седина, но это было то же самое лицо.
- Вот, значит, как… - пробормотала женщина и вдруг обняла Ягоду, прижала ее к себе и заплакала.