^
Старый хомяк, набив полные щеки засохших зернышек гречихи, шлепал своими маленькими лапками вразвалку вдоль кромки поля. Его толстый белый хвостик то и дело мелькал между рыжей пожухлой травой и остатками сгнивших ржаных колосьев. Была осень, такая же рыжая и пожухлая, с тяжелыми проливными дождями, пронизывающими ледяными ветрами, с разбухшей от влаги остывшей землей, первыми заморозками и редкими проблесками острых желтых лучей заспанного солнца. Деревья поскрипывали от сырости и холода, роняя последние свои листья на разноцветный мох, а поля и луга опустели и почернели, осиротев без светлого, жаркого и душистого лета. Природа постепенно опускалась в долгую зимнюю пропасть, становясь слабее с каждым днем.
Эдра шла быстрым шагом, почти бежала по глухой тропе, вьющейся среди дубов-колдунов. Она то и дело останавливалась, чтобы перевести дух и оглядеться по сторонам, не идет ли кто за ней по пятам. Но в этом дремучем лесу она была совершенно одна, за бугристыми мшаниками мелькал лишь огненно-рыжий лисий хвост. Плутовка, видно, из любопытства сопровождала Эдру на тропе. Прижав уши к спине и вытянув по-змеиному свое гибкое тело лиса след в след кралась за старухой. Вдруг та резко остановилась и шумно выдохнула. Лиса от неожиданности села на задние лапы, потом быстро развернулась и молнией понеслась в обратную сторону.
Эдра подошла к огромному в три обхвата дубу, прислонилась спиной к сырой, обсыпанной лишайником коре и подняла свое морщинистое лицо к небу.
- Все! – полушепотом произнесла она, - Вот здесь я и буду ждать, пока не спустится ночь, и не загорятся звезды. Мне терять нечего, я свои дороги вдоль и поперек прошла!
С этими словами старая Эдра закрыла глаза, которые когда-то были темно-голубыми, скрестила руки на впалой груди и блаженно заулыбалась, притягивая к себе былые воспоминания.
Она очнулась, когда просвет между деревьями закрыли тяжелые черные тучи, и с неба посыпала мелкая снежная крупа. Суставы Эдры закоченели от холода и сырости, но она, сделав усилие над собой, оторвала свою спину от ствола дуба, протерла глаза руками и, сощурив их, начала напряженно вглядываться в глубину чащи. Вокруг не было слышно ни звука, абсолютно мертвая тишина. Лишь с неба падал мокрый мелкий снег, ложась на серый шерстяной платок старухи и седые волосы, торчащие из-под него. Медленно колючие осенние сумерки вползали в лес. Эдра продолжала вглядываться в темноту, едва дыша. Она слышала бешеный стук собственного сердца в своих ушах, и ноги ее дрожали от холода и напряжения. Вдруг старая женщина тихо охнула и отступила назад к дубу. По размытой тропе, припорошенной свежим снегом, завернувшись в темно-синий плащ, размашистым шагом и совершенно бесшумно прямо к ней шел он - Шардан. Он был высок ростом и широк в плечах. Его смуглое лицо - большой лоб, высокие, выдающиеся скулы, длинный прямой нос с резкими очерченными ноздрями, густые черные брови, сближающиеся к переносице и большие выразительные глаза стального цвета с темным ободком вокруг радужки – несло печать, силы, решительности и глубокой мудрости. Седые короткие волосы, вьющиеся крупными кольцами, обрамляли его голову, и над этими серебряными прядями возвышались мощные, завитые по спирали к вискам, светло-коричневые рога. Эдра почтительно и преданно склонилась перед ним, Шардан же ответил снисходительным кивком. Как давно старая женщина не видела его! С их последней встречи прошло лет пять или шесть. Он постарел и еще больше поседел, а складки в уголках широкого красивого рта удлинились и придавали печальное и усталое выражение мужественному лицу. Шардан приблизился к старухе.
- Здравствуй Эдра! – его тихий низкий голос согрел женщину своей энергией.
- Приветствую тебя, мой Повелитель! – дрожащим от волнения голосом ответила она, - Сколько воды утекло с нашей последней встречи, Шардан!
Он нахмурил властные брови и слегка качнул рогами.
- Это неважно. Важно сейчас, что мы встретились с тобой снова, женщина!
Эдра подобострастно заглядывала в его глаза и ждала его решения. Шардан вздохнул и раскрыл плащ. Из-за полы плаща показалась маленькая детская голова с двумя жиденькими рыжими косичками, курносый нос и испуганные зеленые глаза. Это была девочка лет шести, худенькая и очень хрупкая. Она судорожно цеплялась маленькими белыми пальцами за голенище сапога своего хозяина. Эдра ахнула и всплеснула руками. Шардан же посмотрел на ребенка сверху вниз и едва заметно улыбнулся.
- Можешь забирать ее. Она готова служить людям, как подобает, по совести и чести!
В глазах старой женщины заблестели слезы.
- Господи! Деточка, как ты выросла! Иди сюда ко мне, радость моя, иди, не бойся, твоя Эдра очень соскучилась по тебе!
Но девочка не двигалась с места. Приоткрыв свой пухлый ротик, она удивленно и пугливо поглядывала на старуху, продолжая прижиматься к ногам Шардана. Он аккуратно разжал своими большими сильными руками цепкие пальчики и легонько подтолкнул рыжее создание вперед. Девочка захныкала и попыталась снова спрятаться за темно-синим плащом Шардана. Но тот был неумолим.
- Ступай, Ириана! – тихо, но властно произнес он, - Отныне ты будешь жить с Эдрой!
Ребенок тяжело, совсем не по-детски вздохнул и позволил старой женщине обнять себя. Эдра нежно прижимала девочку к груди и гладила дрожащими морщинистыми руками ее рыжие косички. Шардан смотрел на эту сцену, опустив голову и нахмурив брови.
- Вам обеим пора идти. Но прежде, чем ты уйдешь, Эдра, я хочу тебе сказать, что мы больше никогда не увидимся. И с нынешнего дня ты отвечаешь во всем за Ириану.
Старуха тревожно поглядела на своего повелителя.
- На все твоя воля, мой господин! Девочка получит все, что нужно, я буду очень стараться. Но как я смогу поручиться за то, что кто-то однажды не обидит ее жестоко?
- Я позаботился об этом, - ответил Шардан, скрестив руки на широкой груди, - Ириана приобретет силу Солнца в двенадцатое весеннее равноденствие ее жизни.
Эдра заволновалась, и лицо ее и без того бледное побелело еще больше.
- О, Шардан, ведь это будет так не скоро! А ну, как я умру раньше времени? Что тогда будет с ней?
- Не печалься, женщина! Об этом я тоже не забыл. Ты получишь энергии еще на десять лет вперед, но поэтому я сегодня с тобой прощаюсь, ты не вечна.
По худым щекам Эдры покатились слезы. Он всхлипнула и начала вытирать их темными ладонями. Ничего непонимающая девочка бросала удивленные и наивные взгляды то на нее, то на Шардана.
Близилась ночь. Желтая луна начала выглядывать из-за свинцовых туч, отбрасывая слабые блики на сырые стволы мертвых деревьев. В глубине леса замелькала чья-то тень. Шардан тревожно оглянулся по сторонам.
- Скажи мне, женщина, тебя точно никто не видел? Я чувствую, что кроме нас здесь есть кто-то еще!
- Что ты, что ты, мой Господин! - Эдра испуганно замахала руками, - Хороший хозяин в такое время собаку на улицу не выпустит! Нет тут никого. Это же Сонная лощина! Сюда без заклинания ни один человек не войдет!
- Хорошо, Эдра, будем надеяться, что нас никто не видел. А теперь слушай меня внимательно. Я отдаю в твои руки талисман Ирианы – красный камень Солнца, - с этими словами Шардан снял со своей сильной загорелой шеи большую золотую цепь с крупным ярко-красным рубином и положил ее на ладони старой женщины, и та почувствовала через камень горячую энергию повелителя.
- Как только Ириана переступит порог своего тринадцатилетия, пускай отведает она твоего сна-дурмана, а ты вложишь этот камень ей в грудь, между ребер. Таким образом она окончательно соединиться с силой Огня и Солнца. А до той поры зарой камень в землю и присыпь золой, и никто не должен знать о нем, никто. Как только туман окончательно закроет горы, наше племя уйдет на север. Мы больше не увидимся. Но, если Ириане вдруг понадобится помощь, приди снова в Сонную лощину и оставь мне знак, я сам ее найду.
Эдра тяжело вздохнула и бессильно опустила голову. Пряди седых волос закрывали ее щеки.
- Мне страшно об этом говорить, мой Господин, но вдруг Ириане суждено будет пасть от руки какого-нибудь негодяя, что тогда?
- Этого не случиться никогда! Мы спасем ее, что бы ни произошло! Случится другое: у нее никогда не будет ни мужа, ни детей, как бы она к этому не стремилась! Однако, она человек, и в один прекрасный день, пусть и не надолго, но чувства могут восторжествовать над предназначением. В таком случае спасти ее будет намного сложнее. И все же, все же…,- Шардан бросил задумчивый взгляд на крошку Ириану.
Девочка высвободилась из объятий старой Эдры и попыталась снова прижаться своим маленьким худеньким телом к ногам повелителя, цепляясь руками за голенища его сапог. На какое-то мгновение в стальных глазах Шардана промелькнула тоскливая нежность, но он тут же изобразил на смуглом красивом лице сердитую гримасу и аккуратно, но настойчиво оттолкнул Ириану от себя.
- Нельзя, малышка! Со мной теперь тебе нельзя! И не вздумай лить слезы, ты уже большая и сильная! Теперь твоя родня – это Эдра. И ты должна слушаться ее во всем. Ты поняла меня?
Ириана тряхнула рыжими косичками в ответ и тихо всхлипнула. Эдра сняла со своей седой головы теплый шерстяной платок и укутала им девочку, хотя та попыталась сопротивляться, смешно морща веснушчатый носик и вертясь на месте.
Шардан запахнул полы темно-синего плаща и глубоко вдохнул морозный ночной воздух. Он поднял свою рогатую голову и посмотрел на звездное небо. Где-то, в лесной чаще ухнула большая сова.
- Все, ступайте, пора! – с этими словами он протянул большую крепкую ладонь на прощание старой женщине. Эдра схватила ее двумя руками и прижала к своим бледным сухим губам.
- Прощай, мой Господин! Мне будет тебя не хватать. Я буду помнить о тебе всегда и повсюду!
Шардан ласково потрепал Эдру по плечу, погладил рыжую голову Ирианы и с грустью произнес:
- Мне тоже будет вас не хватать! Удачи вам и счастья! Помните о самом главном!
Он резко развернулся и широкими шагами стал удаляться по тропе в глубь леса.
Девочка заплакала, теперь уже громко, сквозь слезы повторяя имя того, кто заменил ей отца и мать. Эдра заторопилась и повела ребенка за собой в обратную дорогу, на ходу вытирая ей слезы. Когда они вдвоем вышли на опушку леса к полю, то женщина увидела, как туман начал медленно затягивать заснеженные вершины виднеющихся вдали гор.
**********************************
Старый мельник Грумми бежал со всех ног через опустевшее поле, перепрыгивая сырые кочки рыхлой земли, словно мальчишка. Его всклоченные седые волосы развивались по ветру, он прерывисто и тяжело дышал, однако хода не сбавлял. Грумми на бегу пытался застегнуть потертую овечью безрукавку, но толстый и отвислый живот не позволял ему это сделать. В конце концов старик в сердцах плюнул, махнул грязной рукой куда-то в сторону леса и выбежал на узкую каменистую дорогу, ведущую к его мельнице. Было уже совсем темно, когда он, спотыкаясь на каждом шагу и посылая в ночь проклятия, очутился на пороге своего старого, осевшего полукаменного, полудеревянного дома. Собаки рвали цепь и заливались бешеным злобным лаем. В окнах дома замелькал тусклый свет. Грумми рывком отворил тяжелую дубовую дверь и тут же столкнулся на пороге со своей женой Аттой. В отличие от мужа Атта была высокого роста и худая. Ее можно было бы назвать красивой, если бы не печать вечной усталости и недовольства на бледном хмуром лице и не погасший взгляд выцветших серо-голубых глаз. Женщина держала в вытянутой руке свечной фонарь и сердито смотрела на мельника.
- Ну и где тебя носит, старый? - произнесла она низким с хрипотцой голосом, - Полночь скоро, а ты только на порог явился!
- Уйди, женщина, с дороги! Я тебе сейчас такое расскажу, отчего кровь в жилах застынет!
- Так ты меня напугать решил, на ночь глядя? – тихо засмеялась в ответ Атта, пропуская мужа в дом.
- Глупая, глупая баба, - бормотал Грумми и метался из угла в угол по темному проходу между маленькой кухонькой и чуланом, - говорили мне не жениться на сестре ведьмы, да только я, дурень, не послушался! Что смотришь, женщина? Будто не знаешь, о ком я говорю! Я в лесу твою сестрицу видел! Черт меня дернул тащиться через лес! И знаешь, с кем я ее видел, знаешь?! Правду люди говорят, твоя сестра настоящая ведьма! Она путается с самим Рогатым! – при этих словах мельник Грумми выпучил глаза и поднял толстый указательный палец вверх, после чего трижды плюнул через левое плечо и перекрестился.
Атта поставила фонарь на кухонный стол и сердито уставилась на мужа.
- Что ты несешь, старый олух? Видать, обпился пива у стекольщика Гарга и теперь слов своих не разбираешь! И какого лешего тебя понесло через лес?
- Атта, Атта! Думаешь выставить меня дураком, зря стараешься! Ох, плохо мне, в груди жжет, и дышать тяжело! – Грумми стал медленно оседать на пол, ловя воздух ртом и закатывая глаза. Его лицо сильно побледнело, а толстое дряблое тело затряслось от судорог.
Жена не на шутку испугалась и бросилась к старому мельнику. Благо, что сил у нее было еще предостаточно. Атта подхватила своего нерадивого мужа под руки и потащила на низкую дубовую кровать, стоящую по середине маленькой комнаты. Повалив мельника на кровать, женщина открыла кованый сундучок, расположенный на стенной полке у изголовья, и достала оттуда небольшую флягу, обтянутую сморщенной бычьей кожей, откупорила горлышко и поднесла ее к ноздрям дергающегося Грумми, а затем влила содержимое фляги в рот сквозь стиснутые желтые зубы супруга.
Через мгновение судороги перестали мучить мельника, и он изможденный открыл слезящиеся глаза. С укором и беспокойством Атта смотрела на него.
- Скажи, мне, Грумми, ты заходил в Сонную Лощину?
Но Грумми лишь слабо отмахнулся и замычал. Женщина покачала головой и тяжело вздохнула.
- Старый ты олух! Да если бы не снадобье Эдры, ты бы Богу душу сей же час и отдал! Вот до чего доводит тупое любопытство. Ну, ничего, с восходом Солнца все позабудешь! - последние слова женщина произнесла почти шепотом. Они не предназначались для ушей мужа.
Тем временем мельник окончательно пришел в себя, расслабился и заснул непробудным сном, даже ответить ничего не успел.
Атта просидела до самого рассвета, не сомкнув глаз на маленькой кухоньке, глядя в мутные стекла окошка на покрытые туманом горы, покуривая трубку. Тяжелые, гнетущие мысли доводили ее до головной боли, заставляли гнать сон прочь.
************************************
Холодное бледно-желтое солнце медленно поднималось над крышами селения.
Священник сельского храма епископ Агур с самого рассвета находился в его стенах. Он метался по залу церкви от алтаря к входу и обратно, стуча коваными каблуками своих сапог по мраморному полу. Епископ Агур пребывал в неистовстве и страхе. Он кутался в ризы своего церковного одеяния. Черные глаза священника то раскрывались на выкат, то сужались до маленькой щелочки. А с тонких бескровных губ срывались страшные проклятия. Каждый раз после произнесенных жутких слов Агур останавливался у алтаря перед распятием и яростно крестился.
- Мой сон, Боже Всемогущий, мне виделся сон! Я чувствую, они вернули ее, они вернули! Проклятие! Чертово рогатое племя! Ненавижуууу!!! – завывал епископ, стоя на коленях перед распятием и потрясая худыми кулаками в своды храма, - Я утоплю ее в огненной лаве, я сожгу ее на позорном столбе, я разорву ее сердце и скормлю воронам! Проклятая ведьма Эдра, я доберусь до тебя и до твоей девчонки!
Внезапно Агур прервал свои ужасные речи. Он медленно поднялся с колен, отряхнул полы священного одеяния и злобно улыбнулся.
- Я натравлю на вас мой народ, - полушепотом произнес епископ, - Я буду медленно травить вас людской ненавистью и праведным гневом Божьим! Ты не получишь свое двенадцатое весеннее равноденствие, Ириана!
К полудню по селению поползли слухи, что старая Эдра притащила с болот дочку болотных духов. Первая, кто появился на пороге дома колдуньи, была ее сестра Атта. Женщина сразу поняла по хмурому виду родственницы, что разговор предстоит тяжелый, и молчаливым жестом пригласила Атту в хижину. Жена мельника неуверенной поступью зашла на кухню и села на грубо сколоченную лавку перед окном. Она шумно вздохнула и огляделась по сторонам. На протянутой под потолком дубовой балке висели перевязанные пенькой засушенные травы, плетенки лука и чеснока. На приколоченных к темным стенам полках стояли банки, корзины и глиняные кувшины, расписанные причудливыми узорами. В зеве покосившейся от старости печи тлели угли, а на столе, прикрытый холщовым полотенцем, стоял горшок с дымящимся запахом гречневой каши.
Эдра сходила в чулан и принесла небольшой бочонок свежего душистого хмельного пива. Она выставила перед сестрой деревянную кружку и заполнила ее до краев золотистым пенящимся напитком.
- Угостишься? – осторожно спросила женщина, тревожно поглядывая на Атту.
- Не откажусь! – низким голосом ответила жена мельника, взяла своими загрубевшими руками кружку и несколькими большими глотками осушила ее, словно мучилась жаждой.
Затем она медленно вытерла тыльной стороной ладони влажные от пива полные губы и бросила усталый взгляд на старшую сестру.
- Ну, и где она?
- Кто?
- Девчонка?
- Она спит, еще не просыпалась. Всю ночь плакала!
- А чего ей плакать, не в рабыни же попала, - сердито буркнула Атта.
- Маленькая она еще и совсем беспомощная, я ей вместо отца и матери буду!
Атта пристально смотрела в тревожные глаза Эдры, а та пыталась отвести взгляд, затем села напротив сестры и принялась разглаживать сухими ладонями складки на своем сером переднике.
- Послушай, Эдра, откуда она взялась, девчонка эта?
- Так я ее в лесу подобрала, когда хворост собирала. Сидела она под старой елью, глазенки свои грязными кулачками терла и плакала. Заблудилось, в лесу-то страшно, холодно. Думается мне, родителей ее разбойники убили, что с Песчаных Холмов спускаются.
- Зачем она тебе? – с недоверием спросила жена мельника.
- Пусть у меня живет! – махнула рукой Эдра, - Одной-то тоскливо, своих детей не нажила, так пусть она вместо дочки будет.
- А если за ней кто из родных явится?
- А вот, когда явится, тогда и посмотрим!
- Сестра, сестра! – покачала головой Атта, - Мудрая ты и умелая, как старая лиса, да только врать не научилась! Чую я, что девчонка эта не просто так на голову тебе свалилась. Или не слышала, что люди про вас в селении говорят.
- Ничего не знаю и знать не хочу!
- Так ведь слухами земля полнится, сестра!
- Пусть плетут пустое! Ребенок не звереныш, приживется! – упрямо стояла на своем старая женщина.
- Эдра! Люди ходят к тебе и уважают тебя, но побаиваются, сама знаешь, за что!
Хозяйка дома резко вскочила со своего места и быстро, зло заговорила, сдерживая крик:
- Как же, знаю я, чья это работа! Не иначе, как первый сплетник на селе, твой муженек растрепал весть на всю округу! Язык ему мало отрезать, так еще гвоздем к доске приколотить!
- Видел он тебя! – перебила сестру Атта, - Видел! В Сонной Лощине он был, ему потом плохо стало, чуть концы не отдал! Я его твоим зельем отпоила. Не под елкой девчонка сидела, а Рогатый тебе ее передал, Рогатый!
- Тише, тише! Молчи, сестра! Неправда все это, дурак твой муж, что в Лощину поперся! Хорошо жив остался! Забудь что он тебе говорил, не навлекай беду. Девочка все равно при мне останется, так надо!
Эдра села рядом с Аттой и обняла ее за плечи. Жена мельника немного успокоилась и даже тихо рассмеялась.
- Ну, сестрица, ты даешь! Делай, что хочешь, тебе виднее. Если что надо, помогу, чем смогу, но большего не жди! А дурню Грумми язык я не отрежу, он и так проснулся и ни черта не помнит, что с ним было. Оно и хорошо. А слухи по деревне и собаки пролаять могут! Правда? Ну-ка, налей-ка мне еще пива, больно оно у тебя терпкое.
И сестры сидели и пили хмельное пиво, ели гречневую кашу, тихо беседовали и перебрасывались шутками, как будто ничего и не произошло. А потом, когда за тусклым окошком кухни посыпал мелкий голубоватый снежок, и солнце переложило свой рыжий туманный бок через полдень, женщины встали тихо и прошли в маленькую комнату, поглядеть на девочку. Увидев ребенка, безмятежно спящего на большой подушке и посапывающего вздернутым веснушчатым носиком, Атта побледнела и нахмурилась. Но ничего не сказала и вышла вон. Одно лишь почувствовала жена мельника, что девочка эта послана старухе Эдре с какой-то большой целью, что она перевернет все с ног на голову, и безмятежный и ленивый покой людей селения отныне закончится.