Если бы не комары, ощущения вполне можно было назвать блаженством. Всего в километре с одной стороны гудело Ярославское шоссе, пылящее и перегруженное и МКАД с другой. Но это было в другом мире, на другой планете из другой галактики. Здесь был рай, ну почти, если не считать комаров. Палящее солнце с трудом пробивалось сквозь густую листву, по дороге теряя жгучесть, становясь ласковым и загадочным. Влажная нагретая земля щедро отдавала прохладу, остро пахнущую прелой листвой, хвоей, грибами и еще сотней чарующих запахов. Повсюду размеренно текла своя, особенная жизнь. Муравьи сновали по стволу дерева, деловито разнося огромные для своего размера грузы. Пичуги, перекликаясь в кронах деревьев, то затевали заливистый спор, то просто щебетали каждая о своем. Натужно гудели шмели, перелетая от цветка к цветку в поисках нектара. Любопытные белки носились вниз – вверх по деревьям, усердно трудясь над своими запасами. Комары и мелкие мошки плотно досаждали редким прохожим.
Елисею было хорошо, он не ощущал себя праздным зевакой, скорее созерцателем, почти летописцем. Сколько себя помнил, он всегда жалел, что не родился художником. В своих мечтах он целыми днями бродил по живописным уголкам полудикой природы, впитывал запахи, блики, звуки и нес к холсту, боясь расплескать по дороге. Затем медленно, капля – за – каплей отдавал полотну все увиденное, филигранно выписывая каждую травинку, каждое дуновение ветра. Лес всегда вызывал в нем самые сильные эмоции, был источником вдохновения, успокаивал душу, остужал разгоряченные тело и голову. Елисею нравилась любая живопись, где ярко выделялась индивидуальность художника, но особый, жгучий, почти болезненный интерес вызывали пейзажи. Он мог часами стоять у картины, не замечая ничего вокруг, пристально разглядывая каждый штрих, каждый мазок, наполненный энергией и фантазией создавшего его художника. Воображение раздвигало границы реальности и переносило его в глубь полотна. Картина оживала, обволакивала и затягивала страждущего путника отдохнуть под сень деревьев и шелест листвы. Он почти физически ощущал дыхание ветра, запахи трав и цветов, пение птиц и журчание ручья. Это был зыбкий, но вполне реальный мир. Мир тонких чувств и реализованных желаний, пропущенный через призму восприятия художника. Мир, где боль могла быть только щемящей, а печаль только светлой. И, странное дело, от одних картин Елисей отходил мрачный и опустошенный, полотна, подобно вампиру, забирали у него энергию, другие наполняли его жизненной силой и желаниями.
У самой большой стены в его комнате никогда не было мебели. Часто в полумраке, изнывая в ожидании сна, отбиваясь от гудящих, назойливых мыслей, Елисей вглядывался в блуждающие блики и тени, представляя себе полотно во всю стену с видом на лесное озеро в просвете между деревьями, потихоньку успокаивался и засыпал, убаюканный собственным воображением.
Разумеется, Елисей был обыкновенным человеком, почти таким же, как все. У него была не самая противная работа, позволявшая сносно существовать в этом мире. И, хотя с детства ему казалось, что он, скорее из мира другого, и внутренние часы идут медленнее, и совсем по другим законам, внешне никто ничего особенного не замечал, кроме разве что его не слишком обычного имени. Подобранные и отточенные с годами маски позволяли Елисею чувствовать себя более или менее адекватно в любой ситуации. Смена ролей даже забавляла его. Одно не давало покоя – все, что с ним происходило, казалось не вполне настоящим, написанным в никчемной пьесе патологически бездарным автором. Не хватало глубины, красок, сюжетная линия, тусклая и неинтересная, не предвещала ничего волнующего. Он постоянно чувствовал себя замкнутым в телефонной будке посреди оживленной площади, с тоской смотря на бурлящий за стёклами мир. Елисей постоянно пытался отыскать причину и суть своего существования. Иногда, бессонной ночью казалось, что он совсем близок к ответу, но всякий раз незримая стена не давала протянуть руку и коснуться Истины.
С годами он успокаивался, учился усмирять свои эмоции и только когда щемящая тоска, где-то в глубине становилась совсем уж невыносимой, Елисей бросал все дела и уходил в Лосиный Остров успокоить нервы и отогреть душу. Здесь он бродил между деревьями, старательно обходя стариковские дорожки, вдыхал чистый еловый воздух и старался ни о чем не думать. Затем пробирался к своему скрытому от посторонних глаз бревну и долго сидел с закрытыми глазами, весь обращаясь в слух и обоняние, позволяя своему воображению свободно парить в вышине, подальше от рутинных проблем. Иногда его незаметно настигала дремота, и Елисей уже не мог отличить вымысел от реальности, пока какой-нибудь резкий звук, или просто озноб ни возвращали его к действительности.
Так было и в этот раз. Какие-то нелепые, надуманные проблемы на работе совершенно вывели его из равновесия. Необходимость оправдываться, или что-то доказывать начальству просто унижало его в собственных глазах. Причем при полной уверенности в собственной правоте, Елисей не всегда мог сразу подобрать нужные слова, стремительность конфликта часто опережала его реакцию, и все обоснованные доводы произносились уже в пустоту на фоне отвратительного ощущения собственной неполноценности. Обида жгла его изнутри, заставляя еще долго объяснять воображаемому оппоненту свою правоту и ненавидеть себя за это.
Войдя в дом, Елисей снял ненавистный пиджак, вывернулся из галстука, тщательно вымыл руки и полез в холодильник за бутылкой запотевшего Останкинского «Байкала». Он не очень верил, что в этом напитке действительно есть целебные травы, просто вкус был приятный и на удивление одинаковый, в отличие от большинства Российских продуктов. К отечественным продовольственным товарам доверия было больше, но при общем консерватизме во вкусах Елисею сильно досаждало то, что он никак не мог надолго остановиться на каком либо продукте. Пельмени, молоко, йогурт, колбаса, даже конфеты постоянно меняли свой вкус, чаще всего в плохую сторону. Феноменальная особенность отечественной продовольственной отрасли… Однажды Елисей услышал историю, что в Германии, например, только кефира несколько десятков видов и старики до конца дней узнают знакомый с детства вкус.
Елисей принял душ, переоделся в любимый свободный льняной костюм, выключил сотовый телефон, тщательно запер дверь и не спеша, отправился в лес своим обычным маршрутом.
Национальный природный лесопарк Лосиный Остров похож на парк только на окраинах, где стоят резные деревянные скамейки, лучами расходятся ухоженные дорожки, а из цельных стволов дерева вырезаны и покрыты лаком сказочные персонажи. Излюбленное место отдыха молодых мам с детьми и пенсионеров по выходным и праздникам напоминает большой человеческий муравейник. У пьющих компаний, по-счастью, не хватает сил забраться глубоко в лес, они обсиживают ближайшие пни и бревна и стремятся скорее уйти из парка. Лес просто вытесняет их, как инородное тело. Даже человек, не верящий в экстрасенсорику и все такое прочее не может не почувствовать мощную энергетику Лосиного Острова. Это совершенно особое место, граница его воздействия ощущается сразу на входе и оно не отпускает ни на минуту. Неоднократно в различных газетах упоминались странные явления, возникающие обычно по ночам над Лосиным Островом. Очевидцы видели невероятное свечение в небе над лесом, традиционно приписывая это Неопознанным Летающим Объектам. НЛО Елисей не видел, но энергетику ощущал очень сильно. Малейшее недомогание словно испарялось, стоило лишь немного побродить между деревьями, прижаться к стволу или постоять у воды.
Небольшое проточное озеро возникло на месте старого песчаного карьера, когда много лет назад сюда перестали ездить грузовики. Со временем дорога заросла лесом, а карьер заполнился водой. Летом пологие берега превращаются в пляжи, становясь местом паломничества отдыхающих, а зимой вокруг деревянного схода вырастают «моржовые» палатки и по всей поверхности сидят над лунками нахохлившиеся рыбаки. Однако не всем нравится Лосиный остров. Некоторые люди, входя в парк, начинают чувствовать необъяснимое беспокойство, и чем дальше заходят, тем сильнее оно становится. Беспокойство перерастает в панику и выгоняет их из леса.
Елисей медленно шел по аллее, лениво играющей солнечными бликами, и полными легкими вдыхал лесной воздух. Запахи постоянно менялись, с каждым шагом появлялись, усиливались или пропадали. Было тихо, но лес ни на секунду не умолкал – тысячи звуков существовали сами по себе и сливались в единую симфонию, завершающую картину спокойствия и умиротворения. Со стороны донесся тонкий грибной запах и Елисей свернул с тропинки вглубь леса. Солнце сюда почти не пробивалось. От влажной земли исходил стойкий грибной дух. Подобрав подходящую палку, Елисей разворошил слежавшуюся листву и осторожно срезал ножом молодой крепкий гриб. Несколько минут любовался подосиновиком, поворачивал на свету, вдыхал терпкий грибной аромат, затем аккуратно положил его в небольшой пакет, найденный в кармане. Всего через полчаса пакет заполнился, грибы больше класть стало некуда, и Елисей вышел на одну из стариковских тропинок. Навстречу ему медленно, с видимым трудом шла пожилая женщина. В дрожащей руке она несла прозрачную сумку, на дне которой лежало несколько собранных вдоль дороги сыроежек и свинушек. Вид у женщины совсем не был жалким, однако у Елисея всегда сжималось сердце при виде стариков, собирающих грибы, чтобы хоть как-то сэкономить свои крохотные пенсии.
– Здравствуйте, Вы не избавите меня от этой ноши? – громко спросил Елисей, подойдя к женщине.
– От этих вот красавцев? – старушка удивлённо посмотрела на Елисея - Ты что же, молодой человек, грибы не любишь?
– Да нет, люблю, только вот готовить не умею. Обязательно испорчу, а жалко.
– Приготовить, значит, некому, – женщина покачала головой - Зачем же тогда собирал?
– Пройти мимо не смог – улыбнулся Елисей – Вот и срезал.
Женщина глянула лукаво.
–Старушку, значит, пожалел… Мне, конечно вглубь не забраться.
– Нет, что Вы, я просто… – смутился Елисей
– И обидеть боишься. Деликатный… Спасибо, от души даешь. Возьму. – Старушка собралась уходить.
– Гриб-то хороший, крепкий, да не червивый, потому ты и мимо не прошел. Пришла пора его срезать. Через пару дней пропал бы гриб и никому пользы не принес. Всему свой срок. Вот и наши дорожки пересеклись, помог бабушке. Счастливо тебе, может, еще увидимся.
Женщина медленно пошла дальше. Елисей постоял с минуту и двинулся своей дорогой. Старушка уже скрылась за поворотом, и Елисей направился в сторону озера. Немного в стороне, почти у самого берега в зарослях орешника лежало неприметное бревно. Со стороны озера разглядеть его было невозможно, зато, расположившись на поваленном и заросшим мохом стволе, можно с комфортом обозревать часть берега и аллею. Елисей никогда не шпионил, он наблюдал и думал о своем. Если вблизи от него кто-нибудь располагался, Елисей деликатно удалялся, чтобы невзначай не услышать чужих секретов.
День постепенно угасал, жара спадала и Елисей, утомленный мыслями о работе, незаметно задремал… Он снова стоял в кабинете, выслушивал очередной выговор, терялся под самоуверенным напором и начинал оправдываться. Чем дольше он это делал, тем противнее ему становилось, а начальник почему-то начинал смеяться, ненавистное лицо его темнело, теряло форму и оплывало, как свеча. Руки удлинялись, выползали из рукавов пиджака и, превращаясь в когтистые лапы, тянулись к горлу Елисея. Бежать было некуда. Вжавшись в угол, чувствуя противную дрожь, Елисей проснулся.
Зубы стучали не от страха, а от озноба. Елисей открыл глаза и не сразу понял, где находится. Вокруг было сыро, темно и холодно. Проснувшись окончательно, он понял, что сидит на влажном бревне в зарослях орешника и по всей вероятности уже поздний вечер или, скорее, глубокая ночь. Елисей и раньше, случалось, дремал на свежем воздухе, действовавшем лучше любого снотворного после тяжелого дня. Но столь глубокий сон сморил его впервые. Оглядевшись вокруг, Елисей вдруг замер, совершенно ошеломленный. Он увидел озеро. Он не должен был его видеть, небо было затянуто тучами, но он его видел. От воды исходил странный мерцающий розовый свет, источника которого нигде не было видно, создавалось впечатление, что он под водой. Свет был не яркий, но шеренга берез на другом берегу стояла как на ладони. Елисей осторожно раздвинул ветви и выбрался из зарослей. Сделал несколько шагов, остановился и сильно ущипнул себя за ногу. Резкая боль доказала, что это не сон. За спиной черной стеной стоял лес, а впереди происходило нечто совершенно невообразимое. Вода светилась изнутри так, словно дно превратилось в алмазные россыпи. Собственно дна не было видно вовсе, а в воде происходило плавное движение. Искрящаяся и переливающаяся взвесь медленно поднималась вверх, но, не дойдя до поверхности, расходилась в стороны и уходила обратно, создавая мерцающий круговорот. Через некоторое время появились первые пузыри. Они грациозно поднимались на поверхность, переливались всеми цветами радуги и лопались, выпуская туманное облачко. Вскоре уже вся поверхность озера напоминала пузырящуюся под дождем лужу, а над водой медленно сгущался туман. Затем Елисей услышал звук. Ему показалось, что в кронах деревьев застонал ветер. Сначала тихо, потом все громче, переходя с ноты на ноту, многоголосными переливами раздаваясь в объеме, заполняя пространство чарующей струнной симфонией. Туман с озера клубами покатился на берег, освобождая место в самом центре, где сначала медленно, затем все быстрее стала разрастаться воронка, превращаясь в искрящийся водоворот. Донесся нарастающий гул, под ногами мелко задрожала земля, и из центра водоворота с ревом взмыл вверх водяной столб. Некоторое время он бешено вращался, затем с хлопком рассыпался, повесив в воздухе мириады искр. На месте столба в нескольких метрах над водой замедлял вращение сияющий кокон. Через несколько минут он остановился и из яркого света проступил величественный силуэт седобородого старца в сверкающих одеждах с жезлом в руке. Старец распрямил плечи, открыл бездонные синие глаза и поднял жезл. В небе, точно над ним стали таять и расползаться сизые облака. В образовавшееся пространство потоком хлынул холодный белый свет. Полная луна стояла в самом зените. Водяные искры смешались со звездами и медленно кружили в воздухе сказочной снежной феерией. В некоторых местах они стали собираться в спирали, раскручивались, увеличивая плотность, и через минуту со звонким смехом превращались в золотоволосых девушек в розовых туниках. Вскоре около десятка девушек таких похожих и в тоже время совершенно разных танцуя и играя, перемещались с берега на берег над озером вокруг старца, словно гравитации в природе вовсе и не существовало. Они собирали в ладони искры и со смехом пускали друг в дружку, сами же ловко от них уворачиваясь. Один из таких «снежков» угодил Елисею в грудь. По телу сразу разлилось удивительное тепло. Елисей закрыл рот и испуганно отшатнулся к деревьям.
– Не бойся – На плечо мягко легла ладонь – Пойдем со мной.
Елисей обернулся. Рядом с ним стояла молодая женщина. Ее взгляд, прямой и пронзительный проникал так глубоко, что становилось неловко. Однако он не пугал, не вызывал защитной реакции, а наоборот – успокаивал и снимал оцепенение.
– Кто ты? – Спросил Елисей, не узнавая своего голоса.
– Кристина. – Улыбнулась девушка, брызнув лучиками вокруг глаз.
– К р и с т и н а… – медленно повторил Елисей, пробуя имя на вкус.
– Пойдем. – Повторила Кристина и осторожно тронула Елисея за руку.
Совершенно сбитый с толку Елисей сделал несколько шагов и остановился, словно налетел на стену – старец в упор смотрел на него.
– Кто он, Кристина? – содрогнул воздух густой низкий голос.
– Это Елисей, отец.– Кристина посмотрела Елисею в глаза. - Он ищет Истину.
– Дайте ему напиться и пусть останется. – Старец отвел взор.
Одна из сестер Кристины потянула Елисею тонкий хрустальный бокал, охваченный ажурной серебряной инкрустацией, на дне которого пузырился прозрачный янтарный напиток. Елисей нерешительно протянул руку.
– Пей. – Сказала Кристина и улыбнулась. – И ничего не бойся.
Елисей осторожно поднял бокал к лицу. От напитка исходил странный, но приятный запах жасмина, горькой полыни и еще чего-то незнакомого. Жидкость слегка обожгла рот, онемел язык, закружилась голова, и на секунду потемнело в глазах. Всего лишь на секунду… Спустя мгновение Елисей почувствовал, как огненный шквал рванулся изнутри по всему телу, заполнил его и заколол в кончиках пальцев. Больно не было совершенно. Тело окрепло, но почти потеряло вес. Елисей открыл глаза. Буйство красок и света сразу же ослепило его. Темноты больше не существовало, мрак рассеялся, как утренний туман. Он видел каждую песчинку, каждый листок на дереве. Он видел дуновение ветра и движение воды. Он видел все. Слух поразил еще больше - океан звуков громких и едва слышных бурлил в полнейшей какофонии. Постепенно каждый из них занимал свое место, отделялся от остальных. Все обретало значение, имело причину и следствие, суть и предназначение, заполнялось всеобъемлющим Знанием.
Елисей почувствовал, что под ногами больше нет земли, а Кристина легонько сжала его ладонь. Перед изумленным взором простирались леса и поля, реки и озера, горы и моря, города и континенты. Они становились все меньше, сливались воедино под голубой дымкой и постепенно превратились в одну из сверкающих звезд. Вскоре исчезли и звезды, холодный мрак заполнил пространство, поглотив все, даже время. Воцарился первородный хаос… Бесконечно мало, или бесконечно долго ничего не было. Затем где – то в бездонных глубинах, в самом сердце небытия зародилась светящаяся точка. Она быстро росла, раздвигала пространство, превращаясь в невыносимо слепящий клокочущий шар. Достигнув критической массы, шар взорвался. Огненным вихрем сметая небытие, стремительно расширяясь, заполняла пространство новорожденная вселенная. В черном безбрежии вспыхнули первые звезды. Они горели, сгорали, взрывались или остывали и превращались в планеты нескончаемо долго, пока одна из них ни покрылась голубым покрывалом, и появилась жизнь. Стихия буйствовала, рождала материки и океаны, сдвигала горы и моря, создавала первые живые организмы. Менялись эпохи, успокаивалась Земля, развивалась жизнь. Зеленели леса и извергались вулканы, возделывались поля и разливались реки, росли города и бушевали войны. Гармония вытесняла хаос, и хаос поглощал гармонию…
Елисей снова стоял на земле, наваждение проходило.
– Что это было? – прохрипел он.
– То, что ты искал – сказала Кристина – Рождение гармонии, возникновение и развитие вселенной. Вечная борьба добра и зла, борьба гармонии с хаосом. Чтобы увидеть гармонию и отделить от хаоса нужно время – это время поисков Истины. Предназначение и смысл существования человека – создавать и дарить гармонию тому, кто Истины не видит, творит хаос. Ты видел рождение гармонии и вторжение хаоса. Иди и делай, что должен.
Шатаясь, как пьяный, ничего не разбирая перед собой, Елисей пришел домой. Не раздеваясь, он упал на диван и забылся сном дерганым и тревожным.
Наутро мучительно болела голова, все произошедшее казалось красочным фантастическим сном. Елисей позвонил на работу, сказался больным и поехал на Большую Дмитровку. Там он купил кисти, краски, мольберт, холст и, взяв такси, вернулся домой. Сделав подрамник, Елисей натянул холст и начал писать. Время остановилось… Опомнился он только лишь, когда через пару недель позвонил начальник с требованием объясниться. Высказав, наконец, все, что так долго копилось, Елисей с улыбкой положил трубку и оглядел комнату. Незаконченный портрет золотоволосой девушки в розовой тунике стоял на мольберте, а во всю стену висел холст с видом на лесное озеро в просвете между деревьями. Казалось, вот-вот дунет ветер, и задрожат, как живые, филигранно выписанные листья и побегут по комнате солнечные блики…