Сельва пахла остро и пряно, словно соус кампучечос, изобретение толстого повара Луиса. Сезон дождей только что закончился, и буйство зелени превосходило все возможные представления, возникающие в воображении, если просто произнести: «буйство зелени». На самом деле это напоминало сильно заросший водорослями аквариум, где и воды почти не осталось – одна растительность. И в этой влажной зелени – десятки тысяч крупных и мелких тварей – птиц, зверьков, земноводных.
Марк лежал в гамаке, подвешенном в большой палатке, и вспоминал, как год назад почти в это же время они с Фионой были в африканской саванне. Сафари – красивое модное слово. А им было жаль зверей, по которым за заплаченные ими же деньги полагалось стрелять из затаившегося в кустах «лендровера». Вот они и не убили никого – специально промахивались, вызывая раздражение Махмуда и Эмбо, своих проводников, опасавшихся., что белые не заплатят им обещанную премию. Но парни получили сполна – по полсотни баксов в рыло. А Фиона категорически заявила, что ноги её больше на сафари не будет.
И вот теперь они отправились в амазонскую сельву. Решили, что именно тут природа нетронутая и прекрасная, словно сады Эдема. В итоге оказались среди какого-то супа из воды и травы, в котором кишат москиты, змеи, водяные крысы и прочая наглая и странная фауна. Правда, индейский поселок им понравился – кучка хижин на столбах, красивые девчонки с красно-коричневой кожей и обнаженной грудью, пожилые матроны, сидящие на пристани с трубками в зубах, и угрюмые круглолицые мужчины, ловко управляющиеся с долблеными лодками. Один такой привозил им рыбу, пока он три дня жили в самой новой хижине, ожидая спада большой воды. Только тогда можно было попасть на островок, на котором Джинджи собирался разбить их лагерь. С Джинджи они не знали бед – он был знаком с этими местами сызмальства, и умел развлекать богатых туристов так, что воспоминаний тем хватало надолго.
И вот теперь Марк лежит в гамаке, окутанном противомоскитной сеткой, слушает звуки ночной сельвы и вспоминает Фиону. Он знает, что больше никогда не увидит её. Не увидит ладную фигурку, затянутую в эластичные брючки и свитерок из тонкого трикотажа, светлые волосы, которые она так сексуально заправляет за маленькое розовое ушко. Не услышит слегка хрипловатый голос, распевающий забавную песенку про лилового какаду. Почему лилового? Марк не знал.
Вчера Фиона исчезла. Вместе с Джинджи и их единственной лодкой. Они просто уплыли и оставили его тут одного. Выбраться с острова он не сможет – река кишит кайманами, а построить лодку или плот ему не под силу. Да и инструмента нет никакого, так что даже срубить одно из огромных деревьев он вряд ли сможет. И никто никогда сюда не приплывет, и даже не проплывет мимо – Джинджи несколько раз упомянул, что это ответвление реки неизвестно никому, кроме него и индейцев. Но индейцы сюда не плавают – боятся речного духа Карумбы. Наверняка этого духа выдумал сам Джинджи, чтобы никто не мешал туристам развлекаться на острове.
Марк закинул руки за голову. Гамак закачался. Сколько он протянет без пищи? Месяц? Они забрали все консервы, оружие и даже удочки. Да, продуманно… Когда они вернутся сюда через месяц, смогут забрать его тело, чтобы доказать, что он погиб, заблудившись в сельве. А они искали его, но нашли слишком поздно.
Такая вот милая у него жена, жалевшая антилоп и зебр.
Сколько она посулила Джинджи? Наверняка, немало. Но для неё это будет не проблема – его денег хватит и на то, чтобы заплатить за его смерть, и на дальнейшую безбедную жизнь, и на путешествия. Фиона так любит путешествовать… А может быть, они собрались жить вместе – Джинджи и Фиона? Нет, Фионе не нравятся смазливые шустрые брюнеты, она предпочитает блондинов скандинавского типа. Так что выберет себе парня со стальными глазами и волевым подбородком. С такими деньгами и внешностью ей это будет несложно. Странно, но Марк не испытывал никакого отчаяния. Возможно, оно ещё придет, через день или через неделю.
А пока он просто закрыл глаза и крепко заснул.
На куст около палатки села выпь, взмахнула пестрыми крыльями так, что с ветвей полетели брызги воды, и закричала протяжно и хрипло. Но Марк даже не пошевелился.