Одинокие
Юра человек грустный. Выжатый. Забывший вдохнуть. Пучок редких вороньих волос. Печальные залысины – последствия несбывшихся надежд. Блестящий лоб, а на нем прыщики выступают, замурованные в трещинах мозговой коры детские желания, непосредственность которых так раздражает супругу. От водки серо-зеленые блюдца в пол лица наливаются влагой. Смахивая тонкой рукой слезинки, Юра возвращается домой со второй смены и не хочет возвращаться, потому что там нужно опять становиться мужчиной, сильным и храбрым. Опорой для жены и полугодовалой дочери. А Юра хочет просто быть человеком без четких половых признаков, обязывающих к определенным нормам поведения. Он опирается спиной на тополиный ствол и до крови сжимает кулаки.
.Я сегодня смеюсь над собой.
Мне так хочется счастья и ласки,
Мне так хочется глупенькой сказки,
Детской сказки наивной, смешной…
Напевает Юра мягким грудным голосом. Тополь аплодирует ему тихим шелестом и небо наверняка понимает его в отличие от жены, пугающе холодной, пестующей свои подозрения в теплице недоверчивой души. Она боится, что после родов Юра остыл к ней из-за раздавшихся бедер, растяжек и сдобной полноты, возбуждающей мужчин с твердой конституцией. Она ревнует Юру к работе, к пробегающим под окнами старшеклассницам. В ночное кормление она, не включая свет, отдает дочери грудь на маленькой кухне, высматривая его среди искажающих форму обладателя гиперболически огромных теней. А вдруг его ножом пырнули в живот или того хуже. Под пошлым лунным светом он стаскивает трусики с какой – нибудь крашеной шлюхи, как когда – то стащил с нее? Гримаса боли парализует лицо и в желудок девочки течет отравленное ненавистью молоко. Юрина жена прижимает дочку и повторяет глупое и неуместное «нечего», представляя, что она уже одна. Синяки от усталости на ее миловидном лице светятся в темноте жаждой страдания. «Это судьба всех матерей» – думает она, кутая мокрые ледяные ступни в одеяло. Тем временем пьяный Юра, вволю наплакавшись, сопит под мудрым деревом. Ноги его в новых туфлях мирно покоятся в луже. Он тяжело дышит, дуя щеки, и по мутной реке пузырящейся слюны, берущей исток в уголках губ, в золотых корабликах плывут Юрины фантастически красивые сны, а из потайного кармана ветровки в руки бесстыжих малолетних воришек – месячный заработок: жалкая горсточка денежек, на которую так много всего необходимо купить. В этот миг дернется Юрина жена всем телом, погружаясь разумом в череду разноцветных слайдов. Вот на одном она в больших красных бантах держится за колошину вельветовых брюк отца; а на этом они всей семьей сфотографировались на память о море. Фотограф запечатлел, как волна накрывает их с головой. Следующий уж совершенно неправдоподобный: она в коротком синем платье на сильных Юриных руках летит над катком, под гром оваций и единогласное решение жюри о вручении золотой медали этой талантливой паре.
Очухавшись, Юра, виновато уткнувшись в пол, замычит «прости» молчаливо жарящей картошку жене. Она напряжется в ожидании поцелуя, когда Юра подойдет и обнимет ее. Почувствовав напряжение, Юра выдохнет ядовитое облако и, ссутулившись, пойдет в ванну стирать вместе с пеленками обосцанные брюки. И наверно тогда бросив на стол ложку, Юрина жена убедит себя окончательно в измене мужа. «Ветровка в грязи, туфли то – же, зарплаты нету, перегар – трахался под кустом». Она возьмет только самое необходимое: ползунки, памперсы, баночки для сцеживания, прокладки на каждый день. Первый раз за пол года очутившись на улице у нее закружится голова и плотное скопление многоэтажек попытается раздавить ее и ребенка. Сев в такси Юрина жена проглотит тошноту, назовет адрес мамы и как ей покажется уедет навсегда. Там в таком теплом и уютном доме за чашкой чая, покачивая старую колыбельку, извлеченную из сарая Юрина жена услышит приблизительно такое: «Доченька, у тебя есть мы. Забудь, он не стоит твоих слез». Заплакав громче, Юрина жена заметит след семейного счастья в сплоченности и неразрывной связи с родителями. Она вновь ощутит себя счастливой, как после каменного клейма в паспорте. Засыпая, мама Юриной жены, предварительно поцеловав ее, подумает о горькой судьбе всех матерей и, обозлившись на мужа, отвернется к стене, нажав экземным пальцем на черную точку крылышка божьей коровки ночника. Настоящая божья коровка слетит с ночника и поползет в поисках самца по синтетическому ворсу настенного ковра, роняя микроскопические слезинки в вековую пыль. Отец Юриной жены дождется храпа супруги, встанет, расправит плечи, улыбнувшись, сверкнет железным зубом, почешет яйца, из - под кровати вытянет недовязанную сеть, которую обещал сам себе позавчера ночью довязать. На кухне, включив «Голос Америки», он в замечательном настроении проведет последующие пять часов. С возрастом Юрин тесть научился пропускать скандалы по ненатянутым нервам, оставаясь спокойным. Он отвлекался воспоминаниями о тех гигантских окунях, попадавших в его браконьерские приспособления.
Щелкнет замок. Юра вытрет кухонным полотенцем мыло с ладоней. Его опохмелка кривым взмахом воробьиного крылышка обратится в следующий день пьянства. Расположившись на полу пока не заставленной гостевой комнаты, поджав худые волосатые ноги, Юра разведет ацетоном белоснежную эмаль. Как бы ни было, а оконную раму красить все равно нужно. Надышавшись паров, он упадет с подоконника и одурманенный проваляется до утра, распространяя по квартире болезнетворные флюиды несчастья. Юрина мама обычно избегающая встречи с невесткой, подчинившись зову материнского сердца, помчится на маршрутке в другой конец города к сыну, в новый микрорайон. Перемазанного краской с кистью в руке, Юрина мама обнаружит Юру спящего в маслянистой бледно – желтой рвоте. Она просидит с ним до позднего вечера, сетуя на тяжелую материнскую долю, как в детстве качая его на коленях, прижав грязную голову к груди. Когда она убедится, что здоровью сына ничего не угрожает: дыхание ровное, лоб не горячий, тогда, поцеловав Юру в губы Юрина мама на цыпочках выйдет под теплые летние струи. Сбросив с туфлями сорок лет жизни, стареющая женщина пятнадцатилетней девочкой беззаботно запрыгает по лужам. Часть уродующих лоб гнойников исчезнет на некоторое время. А дома Юрин отец курит одну за одной, проклиная жену за постоянные измены. Он в очередной раз подумает о петле и эта мысль успокоит его. Юрин отец не раздеваясь ляжет на маленький диванчик – Юрин диванчик. Свернувшись отвратительным белесым калачиком, погрузившись в суицидальное наслаждение он заснет, так и не дождавшись жену. В эту же ночь мама Юриной мамы, то бишь его бабушка, в далекой деревне зацепится парализованной ногой за ступеньку крыльца и ударится виском об порог, а лучший Юрин друг изменит жене с бывшей любовницей. Утром Юрина мама, поддавшись дочернему инстинкту, взяв отгул на работе сядет в междугородный автобус. Уже к вечеру его отец, терзаемый угрызениями совести, отправился за женой. Юре ничего не сообщат и он вечер понедельника будет звонить родителям в пустую квартиру. Потом он не выдержит, купит в универсаме много пива. По мере опьянения Юра все чаще хватается за трубку, но не добирая тещин номер бросает ее снова на телефон, от чего тот в конце концов сломается. На том конце Юрина жена вздрагивает от каждого случайного звонка, Юрина теща не уговорит дочку прекратить бессмысленное дежурство: «Ведь на улице такой замечательный вечер». Тогда решившись на хитрость она позовет в гости влюбленного в Юрину жену соседа – хорошего парня. Скорее всего он отважится пригласить ее в кино. У билетной кассы ослепленный удачей и собственной смелостью он раздавит каблуком забеременевшую от моли божью коровку.
Солнечным утром Юрина жена отхлестает соседа подаренными розами по щекам (С женской физиологией не знакомого), а сам Юра помятый и опухший протянет дрожащее заявление на недельный отпуск за свой счет. Бригадир сурово подпишет и участливо глядя в спину удаляющегося Юры подумает о сыне, проходящем курс лечения в ЛТП.
Держась за трамвайный поручень и размышляя о свободе Юра сделает неоднозначный вывод: свобода – бездонная ужасающая пропасть, из которой если ухнул, ох как сложно выкарабкаться,. В семье он не дышал, но она не давала ему и задохнуться, а теперь эта свобода раскрывает настежь горло, освобождая доступ к дистрофичным легким оглушающе звонкой порции независимого воздуха. У Юры кружится голова и чтобы хоть как – то унять галопирущее сердце он пьет разливное пиво из треснувшей стеклянной банки. Горько ему сладкое и сладкое и дальше тоже самое? Безвольной ластик, жаждущий стереть все одним резким движением затекающей шеи. Забавный факт: сосед, мечтающий переспать с Юриной женой – двоюродный брат лучшего Юриного друга. Когда он заклеивал ранки, оставленные колючими шипами, а Юра хлебал разбавленное пиво, Юрин друг продавал привлекательной девушке, будущей жене двоюродного брата, мужские джинсы. Собственно к нему и приехал Юра с целью напиться до чертей. Мужская солидарность характеризуется количеством выпитого. Эта позиция отличает взрослого мужчину от мальчика. В Юрином случае при всем стремлении к чистоте оба остаются неряхами. Меланхолики неопрятны. Юра – ребенок и Юра – взрослый ходят в одинаково дырявых носках. И причина Юриного надлома кроется в упорном нежелании взрослеть в том виде, в котором он уже повзрослел. Щетинистый второй подбородок, нависающий над поясом джинсов жирок, упрямое стремление напиться с другом. Юра - натуральный мужчина – мямля, теленок с подпалинами мечтаний, сжимающими незаменимую составляющую человека; что – то, называемое душой. Юрина душа летает при покоящемся теле в поисках поддержки у себе подобной. «Мои уехали к теще, пока я рамы крашу, поехали ко мне». «Я не могу, спасибо. Мне честно нужно домой». Через пол часа невменяемый Юра орет на автобусной остановке о предательстве, о том, как он в одночасье все потерял – все! Юра сладко страдает, а его друг, как настоящий, помогает ему в этом своим отсутствием. Причем он ему совершенно не нужен в облике реально присутствующего друга. Юре достаточно знания: вот у меня есть друг. Надо бы ему позвонить, давно не виделись. Поэтому он сухо врет «дела нормально. Не звонил, потому – что сломался телефон». И от недосказанности Юра грызет ногти. Ему срочно требуется выпить, чтобы утихомирить бушующий во рту словесный океан. А потом в домашнем кругу обвинить друга в зазнайстве и высокомерии. Или в более покладистой компании вылить ведро обиды на непритязательных собутыльников. «Значит ты не поедешь со мной»? «нет, Юра, не поеду». «Все, пока. И забудь мой телефон»! Любая женщина ревнует мужа к друзьям. Но в данном случае ревность напрасна. Юра не нуждается ни в друзьях ни в семье. Единственной составляющей его жизни остаются переживания о потерях. Утрата заменяет ему общество. Когда Юрин друг засмеется над очередным анекдотом, а жена Юриного друга выслушает печальный рассказ подружки о старшем брате – алкоголике, а Юрина жена встретит в поликлинике обманутую на рынке одноклассницу – Юра, поддерживаемый бабушкой своего друга перешагнет на автопилоте порог своей квартиры, а сосед мамы Юриной жены по ошибке вломится в дом к будущей жене и добрые хозяева оставят горемыку ночевать; в далекой деревне бывший муж мамы жены Юриного друга выбъет передние зубы Юриному отцу.
В среду Юра опять напьется, не вынеся пульсирующей боли в висках, отсутствия денег, осознания полнейшей пустоты вокруг и сыплющейся снежком с дрожащей головы крупной перхоти. Юрины родители вернуться из деревни и мама подаст на развод. Юрина теща, убирая в спальне, найдет сеть и порвав ее выбросит на помойку, а тесть обрадуется неожиданной схожести жизненных позиций с Юриной мамой. Юра докрасит рамы, вяло доест пересоленный картофель, залезет в наполненную ванну и крутя в руках лезвие запоет:
Как трудно на свете этом
Одной только песней жить.
Я больше не буду поэтом,
Я в море хочу уплыть…
Тупо расчесывая восполенную кожу, Юра вдруг резанет узкое запястье с тыльной стороны. Кровь моментально его отрезвила. Тут он спохватится и решив восстановить прежние жизненные линии первым делом отправиться к другу. Подгоняемый беспокойством и стыдом он встретится на бульваре прогуливающихся под ручку, почерневшую от усталости маму и тестя. Клокочущей чьей? Ненужной им правды он сметет родственников под землю. Они униженные по раздельности поедут в метро, в то время, как отчаявшаяся ждать Юриного звонка жена потеряет сознание. В обществе горя и своего друга он поведает о происшествиях трех предыдущих дней. Друг, пряча нос в домик ладоней постарается прогнать селящееся в душе отвращение в Юре. Он на одной лавке с ним, не лучше. «Знаешь, Юра, я жене в правду изменил». Окрыленный искренними помыслами о праведности, Юра выскажет другу претензии и обвинит в измене. Не прощаясь, Юра побежит, обгоняя усиливающийся ветер. Сейчас он в том состоящими, когда кажется, что мир можно переделать. Юрин друг, зацепившись за торчащий из скамьи гвоздь, порвет штаны, а жена Юриного друга выслушивает по телефону анонимный монолог тетки Юриного бригадира через носовой платок, искажающий голос. Выпив еще Юра разобьет телефон. Ему столько надо сказать жене. О любви к ней, какая она красивая и хрупкая. Юра верит, что сделает все для ее благополучия. Правильно расставляя по дороге на почту слова Юра почувствует, как чешутся на лопатках места из которых обычно вырастают крылья. Подсознательно же он ничего не хочет возвращать, испытывая наслаждение от жгучих бальзамов, выдуманных несчастий, как и его отец, натирающий мылом бельевую веревку.
У окошка, выдающего жетоны, он наступит на ногу медсестре, которая произвела первый забор крови у его дочери. Так бывает: когда долго готовишься к важному разговору и в воображении нужные формулы соединяются верно, на деле - язык заплетается и не выходит ничего путного. Юра теребит провод, ожидая, когда поднимут трубку. Он повторяет заготовленый текст, представляя лицо жены, выкладываясь полностью на алтарь самопожертвования. Больше никаких пьянок, поздних прогулок. Помощь вовсем и вся душа без остатка только для нее. Стекла кабинки запотевают от перегара, но пока никто к трубке не подходит. Юрин бойцовский запал исчезнет, как только из аппарата донесется знакомое «але». Юра поймет, что сказать ему нечегол, кроме «извините, я ошибся.» «Алле. Юра, Юрочка, родной мой, я еду, слышишь, я люблю тебя». «Извините, я ошибся». Вечером патруль заберет Юру в вытрезвитель, а сосед мамы Юриной жены помереет купленые на рынке джинсы. Юрина мама вытащит Юриного отца из петли. Юрина жена вернется домой. Рано в четверг, покормив дочку и сварив макароны, она будет высматривать его из окна. Последним произнесенным Юрой словом окажется матерное ругательство. Подозревающий всех и вся, а в первую очередь самого Юру, Юрин друг воткнет ему в горло перочинный ножик. Жизнь потечет своим чередом.
Со временем Юрина жена выйдет замуж за сына Юриного бригадира. Юрин отец жениться на медсестре, а Юрин тесть поймает 20 – киллограмового сома. Юрина мама уедет в далекую деревню, теща займется макраме. Юриного друга опустят на зоне, а его жена уедет за границу с его бывшей любовницей. Короче все будет хорошо…
Только Юрина дочка до десяти лет не перестанет громко плакать во сне, видя сутулого удаляющегося в сторону бульвара невысокого отца.