В Москву я прибыл 12 августа часов в семь утра. Внешний вид мой был опрятно-примитивным – потертый джинсовый костюм и новая дорожная сумка через плечо. В сумке лежали: белая рубашка, тренировочный костюм, по паре свежих трусов и носков, футболка и книга «В.Г. Белинский. Избранные статьи». Я прихватил ее, потому что приметил в оглавлении статью «Взгляд на русскую литературу». Своего взгляда на литературу я еще не сформировал, так что решил: если на экзаменах поинтересуются, я поделюсь взглядами «неистового Виссариона».
После загадочного климатического воздействия мой организм еще не совсем окреп. Поэтому мне было не по силам двигаться в общем потоке прибывших. Я отошел в сторону и переждал. Потом вышел на площадь трех вокзалов. Я решил продвигаться к институту пешком, все равно в такую рань делать там было нечего.
Что же я почувствовал, соприкоснувшись со столицей? Откровенно сказать - чувство гордости. Москва соответствовала статусу столице. Все тут было с размахом – проспекты, площади, дома, памятники и, естественно, выпирали главные признаки цивилизации – контрасты. Помню вышел я на Тверскую. Стали открываться магазины, разворачивались летние кафе, пара крепких парней выкатили на тротуар две кадки с пальмами. Чуть подальше, прямо на ступеньках национального кафе сидел старый грузин в домашних тапочках на босую ногу и, щурясь от удовольствия, наблюдал как, молоденькая официантка мыла стекла. Стекла были высокие, девушке приходилось подниматься на цыпочки, юбочка поднималась, и грузин щурился. Ох уж эти юбочки. Запахло кофе и беляшами. Я шел и разглядывал номера домов. Мне нужен был №25. Возле большого ярко-желтого зонта молодой негр расставлял пластмассовые стулья. Негр был трудолюбив, это выражалось в тщательности, с которой он обтирал каждый стул и строго симметрично устанавливал их по окружности столиков. Одет трудяга был ярко, с фееричной фантазией и в то же время опрятно. «Это Москва! – восхищенно подумал я. – У нас такую работу выполняют полуживые бомжи, глядя на которых хочется лечь и умереть». Я приостановился, поднял руку и выкрикнул:
- Хай, мэн!
Негр распахнулся в улыбке и помахал мне тряпкой:
- Доброе утро!
Голос у него был мягкий и певучий.
- Как работа? – осведомился я.
- Клево! – заверил чернокожий.
И я пошел дальше, отсчитывая дома по Тверскому бульвару.
Дом №25 скрывался за зеленью палисадника, в центре которого на постаменте возвышался бюст. Издали он не был похож на Горького. В его облике не ощущалось ни бури, ни песни, в общем, страсти не чувствовалось. Скорее наоборот, он был какой-то утонченный и глубокомысленный. Я зашел в скверик через маленькую калитку в железной ограде и подошел поближе. Оказалось, что это был бюст Герцена. Я достал бумажку, на которой моя знакомая поэтесса написала адрес. Там значилось: Московский литературный институт им. А.М. Горького, Тверской бульвар, дом 25. «Может быть переименовали?» – подумал я и направился к зданию. С этими переименованиями одна морока. В свое время я учился в Ленинградском институте культуры им. Н.К. Крупской. Там готовили культурно-просветительных работников. А недавно приспичило меня по малой нужде прямо на площади Суворова, ну я и завернул по старой памяти в институт. Смотрю, только это уже и не институт, а Российская Академия Культуры. Бегу по коридорам, лица все те же, только вместо вывески «Кафедра Культурно-просветительной работы» шикарный постер «Кафедра менеджмента и шоу-бизнеса». И еще нужно отметить, что туалеты в Академии нисколько не чище, чем были в Институте.
Но вернемся к московским проблемам. На фасаде небольшого желтого дома я обнаружил две доски, которые все объяснили. Литературный институт носил имя А.М. Горького, а вот дом в котором он располагался был знаменит еще тем, что в нем в 1812 году родился А.И. Герцен. Все встало на свои места, и Герцен и Горький уже оставили свой след в русской литературе, теперь очередь была за мной. Я сместился к информационной доске и тщательно изучил вывешенные объявления. Прием документов на заочное отделение начинался с 10 часов, значит еще через два часа, это первое, что я почерпнул, изучая доску. Второе, я обнаружил свою фамилию в списке под заголовком: «Проза. Руководитель семинара Фигень А.Ю.» Странная фамилия руководителя меня насторожила. «Уж не приятель ли он того Штангельциркуля из «Знамени», - подумал я. И наконец третье, мне предстояло выдержать пять испытаний:
1) Творческий этюд
2) Изложение
3) Русский язык и литература (устно)
4) История Отечества
5) Итоговое собеседование
«Главное написать этюд на пятерку, - заверяла меня моя поэтесса, - понравится этюд, на остальных вытянут». С этим я приехал, ошеломить всех этюдом и ощущать заботу о гении вплоть до «Итогового собеседования».
Напоследок я еще раз изучил список своего семинара. Из двадцати фамилий претендентов, всего за семью явно скрывались мужики. Чертова дюжина оставалась за бабами. Значит примерно 1 к 3. Неплохо, подумал я и решил истратить лишние два часа на поиски общежития. Адресом и подробным описанием маршрута меня снабдила все та же поэтесса. Я снова вышел на Тверской бульвар.
Негр уже расставил все стулья и теперь скоблил прилегающую территорию аккуратными грабельками. Мы поприветствовали друг друга широченными улыбками. Неграм, как мне кажется, у нас живется легче, чем, скажем нам, не неграм. Ну, допустим, захотел бы этот негр, поступить в литературный институт им. А.М. Горького, и вот ходил бы он по приемным комиссиям, изучал расписания экзаменов, мучился на творческом этюде, сдавал «Историю Отечества», на теле которой, и это не секрет, сплошные белые пятна. Так ведь нет, он не хочет, он скребет себе дорожки и скребет, на свежем воздухе, цветасто разодетый, а потом будет приносить пиво молоденьким девочкам, и они будут хихикать и просить его дать прикурить, чтобы он не думал, что они еще маленькие и ничего не умеют. Господи, как хорошо быть негром в нашем Отечестве, думал я, спускаясь в метро.