Глава XI
Действие комара, залетевшего в античную статую
Гоблин лежал (думал ли он?), развалившись на своей кровати среди одеял и подушек. В его душе играла поздняя осень хладной водой городских фонтанов, присыпанных желто-красной листвой. Муза благоденствия вошла в мир его мятежного беспокойства, но только на время, ибо совсем нежданно глаз его наткнулся на изъян, и мир обрушился на него, а муза ушла, хромая на левую ногу. Гоблин уставился в потолок, туда, где замер иссохший остов комара, прилипший к собственному непереваренному обеду. Жалкий останок, распластавший сухие крылышки в разные стороны.
"Как же я мог его раньше не заметить? – подумал Гоблин. –Наверное, его прихлопнул Фоменко сильным ударом свернутой спортивной газеты. Неужели он не знал, что комаров нужно выслеживать, заманивать и бить в укромных местах, там, где их следы потом можно будет стереть".
Но пожаловаться было некому. Незадолго до этого Фоменко съел яичницу, присыпанную перцем, кориандром и гвоздикой, и ушел, громко хлопнув за собой дверью. Гоблин встал на кровати и смахнул комара сухой тряпкой, но кровавое пятнышко на потолке осталось невредимым. При виде такой оказии он содержательно выругался, потому что прекрасно знал, что мерзкий след не даст ему покоя до тех пор, пока он его не забелит. Тяжело вздохнув, Гоблин плюхнулся на прежнее место и огляделся. Его окружали одни дефекты: немытый стакан, нестиранные носки, пылинка, севшая на полировку, комок грязи, налипший на подошву ботинка и вот теперь – убитый комар.
"Если бы я жил один, моя комната выглядела бы по-другому", подумал Гоблин. Но с ним жил Фоменко, который сеял книги, как споры (спорулирующий сосед). Грязные вилки Гоблин часто обнаруживал в шкафу среди своих выглаженных вещей. Сладкие чайные ложки независимо от его желания попадали в ботинки, крошки – за подкладку пальто, грязь с рук оседала на занавесках. Фоменко двигался и везде оставлял за собой таинственные знаки: присыпанные перхотью коврики, разноцветно-лабиринтовые клубки одежд, письменный стол в семечных кожурках, отпечатки пальцев на стеклах, жирные волосы на обоях, огрызки стриженных ногтей на полу. Гоблин замечал эти следы и немедленно взрывался, изрыгая слюну и остатки зубной пасты, но Фоменко спокойно отгораживался газетой, делая вид, что запоминает счет прошедших матчей. Тогда Гоблин смолкал и с отчаянным рвением принимался за работу. Он мыл, драил, чистил, стирал, соскабливал, выгребал, сметал, протирал, обрабатывал спиртом и ацетоном, посыпал "Бораксом", мазал все вещи китайским карандашом и средством от клопов. Матрасы, занавески, половики, дорожки и коврики тряслись три раза в день перед едой, которая для Гоблина была своего рода ритуалом. Проверив, не завелись ли за календарем насекомые, Гоблин мыл руки и, прежде всего, принимался за чистку картофеля. Он редко доверял это дело Фоменко, потому что тот, когда чистил, брызгал слюной, и ее капельки оседали на картошке, которая от его чистки катастрофически уменьшалась в размерах до тех пор, пока не становилась величиной с арахис. Когда за дело брался сам Гоблин, всё было по-другому. Он аккуратно снимал ножом тонкую шкурку, время от времени протирая картофелину влажной тряпочкой, потом разглядывал очищенный экземпляр на свет, изучая его поверхность и плотность мякоти. Это нужно было для того, чтобы определить точное время варки, а качественно приготовленная пища, считал Гоблин, – это сварение желудка и правильное формирование здорового мужского организма. Готовил он очень долго и так тщательно, что образцовые и десять раз протертые на терке блюда сияли. Их страшно было есть, потому что, казалось, они были созданы для того, чтобы их законсервировать и выставить под стекло на наиболее кричащей продуктовой выставке.
Когда Гоблин усаживался принимать пищу, он никогда не вставал из-за стола до конца трапезы. Его стул удобно придвинут к столу, позвоночник выпрямлен, имбирь под рукой, вскипевший чайник сохраняет тепло на специальной еле тлеющей плитке, свежая заварка набирает силу. Все продукты Гоблин резал со вкусом, экстравагантно и настолько мелко, что миниатюрные кусочки накалывались на один зубец его мельхиоровой вилки с выдавленными на ручке инициалами: Р. Н. Г. Даже обедая в одиночку, Гоблин соблюдал все правила этикета. Он ловко работал ножом и вилкой, и если попадалась мелкая косточка, он не снимал ее с языка пальцами, а сначала пережевывал остальную пищу, потом незаметно и ловко подгонял к обочине рта, чтобы затем аккуратно снять ее мягкой салфеткой. После еды вся посуда сортировалась, тщательно перемывалась с использованием моющих средств и соды и высушивалась в местах, обработанных антисептиком.
В душ Гоблин ходил четыре раза в день, распаривая свое тело докрасна, надраивая и вычищая поры. Свои белесые волосы он намывал самим дорогим шампунем, потом полоскал бессчетное количество раз, при этом слегка массируя кожу. Про чистку зубов и говорить нечего. Зубная щетка торчала у него изо рта так же часто, как сигарета у заядлого курильщика.
Это был культ здорового тела, навеянный реставрированной скульптурой Агесандра, Полидора и Афинодора, доминирующей идеей дикого пляжа на центральной улице города среди поголовно вшивых жителей. Парковое однообразие аллей петровского периода с подстриженными на конус кустами, под которыми мочится непричесанный шизофреник. Стоит подумать об этом, как тотчас вспоминается милое и приятное слуху контральто клавесина, звучащее под мягкими подушечками пальцев красавицы в рюшах и белых буклях, а за окном гроза и поваленные цветущие абрикосы, пожираемые мокрой тлей.
Когда Гоблину было двенадцать лет, он часами висел на турниках и брусьях, после чего непременно принимал холодный душ. На славу обсохнув, он долго стоял перед зеркалом, с интересом разглядывая лениво растущие мышцы пубертатного периода. Случалось, что родителей не было дома. Тогда Гоблин раздевался догола и подолгу наслаждался изяществом и обтекаемостью своего взрослеющего тела. Не удовлетворившись этим, он выходил с возникшей эрекцией на балкон, рискуя быть замеченным случайными прохожими.
Гоблину удавалось всегда держать себя в форме не только благодаря правильному питанию и выдраиванию тела до блеска (если бы было возможно, он стянул бы с себя кожу, обнажив естественную пульсацию работающего организма). Еще он своевременно ходил в туалет, потому что был убежден, что нельзя терпеть, ведь из-за этого может растянуться мочевой пузырь.
Гоблин не разрешал, чтобы Фоменко причесывался его расческой, мыл руки его мылом и вытирался его полотенцем. Каждый раз после душа Гоблин контролировал уровень шампуня в бутылке, помечая его рисками. В связи с этим, невольно вспоминается итальянская принцесса с богатой родословной и роскошным генеалогическим древом, которая уволила свою лучшую посудомойку за то, что та отпила несколько глотков яблочного сока из помеченной бутылочки. Гоблин, скорее всего, был родственником принцессы, а если нет, то из той же породы. Наверняка они вместе мылись в одной ванной одним мылом, а потом по ошибке надевали трусики друг друга, вычесывали друг у друга блох и вшей, любуясь вдаль с одного и того же мезонина. У них были одинаковые бритые собаки, которые скрещивались в чистых помещениях, но гадили везде, даже на паркете.
Гоблин периодически взвешивал зубную пасту на сверхчувствительных весах, нормируя ее потребление, а заодно контролируя ее возможную утечку. Он знал, что Фоменко способен на всё.
В их 50-й комнате стоял холодильник, куда многие жильцы сносили продукты, чтобы те не портились. Если на улице была зима, то мясо выкидывали в деревянный ящик за окно, а если жара, то несли к Гоблину в холодильник. Чтобы не попутать свое и чужое, Гоблин вывешивал на свои консервные банки специальные бирки. На мешки с мясом, лежащие в морозилке, он ставил инициалы и всякий раз подписывал: "суп-набор", "огузок трехлетнего бычка", "индюшачьи ножки", "свиная грудинка". Однажды в комнате Гоблина произошел крупный скандал. Дело в том, что из холодильника исчез пакет под номером три, "бараньи ребрышки". Чтобы увидеть чудеса, не нужно отправляться в кругосветное плавание, вещи часто сами перемещаются с места на место, а то и вовсе исчезают. Гоблин предположил, что, готовясь к вечеринке с участием звезды с ногтями лимонного цвета, пивные пальцы которой знали шелест карточных колод, кто-то впопыхах схватил из холодильника пакет, не обратив внимания на предупреждающую бирку. А ведь он точно знал, сколько именно ребрышек там было, и из какой части грудной клетки они были вырублены!
После этого происшествия Гоблин собирался совсем закрыть доступ чужих к своему холодильнику, но ему всё-таки пришлось уступить. Теперь всё изменилось. Гоблин сам стал размещать продукты в холодильнике. С этой целью он завел хозяйственный журнал, куда аккуратно записывал порядковый номер клиента, происхождение и тип продукта, вес брутто и нетто, дату приема и выдачи, скрепляя дело личными подписями. При выдаче Гоблин снова тщательно перевешивал продукты, сверяя брутто с цифрой, указанной в журнале и вычитая массу намерзшей ледовой корочки. Если всё в порядке, он отрывал этикетку, клиент расписывался в получении и удалялся с такой гримасой, словно только что проглотил десять таблеток рвотного средства.
Так было раньше, а теперь Гоблин лежал на кровати, не в силах оторвать взгляда от комариного пятнышка на потолке, которое в его глазах выглядело более значительно, представляя собой крупный пробел в интерьере и побелке. Еще один труп в комнате, повисший рядом с люстрой, пурпурный слепок жужжащего полета, вмещенный в лакированную рамку для неприятных натюрмортов. Разместившись в позе, удобной для наблюдения, Гоблин извивался и корчился в адских муках неустроенности, потому что этот дефект окружения глодал его изнутри. Он словно похудел за пять минут. Его глаза заблестели в скромной оправе похудевших щек. Гоблину показалось, что его тело воняет потом и тухлятиной. Обычное иллюзорное состояние завладело им, то состояние, когда люди сходят с ума оттого, что увидели змею под кроватью, а утром оказывается, что ее горящие глаза не что иное, как пара цветных стеклышек, подобранных детьми во время весеннего половодья. Гоблин посмотрел на свои коротко остриженные ногти и увидел под ними миллионы толпящихся микробов, создающих невыносимую свалку. Под ногтями сталкивались горы, и планеты давно сошли с привычных орбит. Гоблин проник в свой организм изнутри, вдохнул зловоние извивающихся кишок и увидел озерца мочи, собирающиеся в почках. От нервного напряжения у него закружилась голова, и начали дрожать руки. Ему захотелось срочно почистить зубы. Так бывало с ним и раньше, когда комариное пятно вроде этого щелочью выедало изнутри его плоть.
Гоблин встал с кровати и потянулся к штативу с принадлежностями для чистки зубов. Он снял колпак и судорожно стиснул в руке тюбик "Колиноса". Если бы он не был закрыт, то зубная паста наверняка заляпала бы половик. Потом Гоблин взял фиолетовую щетку (фиолетовый в моменты крайнего смятения) и, задыхаясь, выскочил в коридор. Комариное пятно прожигало его селезенку. Он подбежал к раковине и открыл оба крана. Вода безудержно хлестала, брызгая ему в лицо и на одежду. Гоблин лихорадочно отвинтил крышку тюбика и, наверное, забывшись, выдавил чуть ли не половину оставшейся зубной пасты на щетку. Та липла к мокрым щетинкам, потом, не удерживаясь, падала в раковину, плямкая, как экскременты душевнобольного. Гоблин судорожно запихнул зубную щетку в рот и начал чистить зубы с таким рвением, что десны начали кровоточить. Жжение во рту прошло. Паста очистила ротовую полость, но внутренности продолжали изнывать от грязи. Гоблина трясло. У него возникло нестерпимое желание почистить всё, весь организм до последней клеточки, вымести отмершие аксоны, отполировать пищевод, желудок и кишки. Он почистил небо, маленький язычок, там где рождается французский "R", и принялся засовывать щетку всё глубже и глубже в глотку, словно зонд. Туман перед глазами был похож на что-то. Теплое зелье, лазоревый туман пролеска, там, где не верезг вокруг, а вереск. Когда Гоблин терял сознание, он думал только об одном: "Нужно вычистить всё, нужно вычистить всё..."
Вечером на пустой этаж 4.5 ступила нога палестинца. Джамаль измерил мертвые лестницы, и ботинки его простучали гулким черно-белым эхом в ухающих пятичасовых коридорах. Санблок был в полном порядке. Гангренозные влажные пятна расползлись по стенам. Всё те же четыре ладейно-симметричные раковины смотрели в потолок крестообразными глазками сливных отверстий. Дверь в туалет была приоткрыта, и муравьи шуровали по протоптанной извилистой тропинке в засаленную отдушину.
Труп Гоблина, опрокинутый набок, подкошенный, словно оловянный солдатик с зубной щеткой во рту, оригинально украшал интерьер, став частью локального рельефа. Раскрытый рот окаймляли засохшие сгустки "Колиноса", и зубная паста, подкрашенная кровью израненных десен, заляпала пол. Он лежал в луже, настоящий барельефный ансамбль, вылепленный на стене Собора Парижской Богоматери. Очевидные жилы на его каучуковой шее натянулись, как канаты, а сам он превратился в уникальное судно, плывущее под парусами клейменных раковин. Грот, кливер и бизань – всё ему в подмогу, лишь бы покрепче подул ветер, и тогда можно сорваться и полететь по волнам, зарывшись в пенном сиянии зубной пасты. Чайки никогда не закричат над его головой. Только муравьи шажками портовых грузчиков будут охранять его покой.
Джамаль вернулся в свою комнату, чтобы снять с гвоздя ключ от 55-й. Теперь пришла его очередь убирать останки.