Клюкин сидел возле сторожки и угрюмо смотрел на кусок шлака, валявшийся прямо на въезде в гаражный кооператив. Водители матерились, объезжая препятствие, но сторож не реагировал. Он только что заступил на дежурство и пребывал в отвратительном настроении. Сегодня эта дура, жена напарника, позвонила не без десяти семь, как он просил его разбудить, а без двадцати.
"Конечно, что ей десять минут, если она встаёт в пять утра… В Интернете, видишь ли, сидит. А что бабе там вообще делать? И ведь несколько раз повторил: без десяти, без десяти! Да что с курицы возьмёшь… Надо починить будильник. Не хотел этим сволочам в мастерской пятёрку дарить, но придётся. И каждый хочет урвать! Я его до перестройки у алкаша за рубль купил, а теперь надо на ремонт целых пять выкинуть!"
-- Привет! Ты чего такой грустный?
К сторожке подошёл один из клиентов, тех, что за мзду растыкают на ночь свои машины в проездах.
-- На вот, утешься, -- подмигнул он, протягивая Клюкину деньги, и пошёл забирать машину.
"Утешил… Сам на иномарке ездит, а меня рублём хочет утешить. Во жлоб! Не мог с вечера расплатиться. Ряшка -- скоро лопнет, а рубль никогда вовремя не заплатит. Расстаться не может!"
-- Доброе утро! -- мимо, кокетливо улыбаясь и покачивая бёдрами, проплыла хорошенькая румяная брюнетка.
-- Что-то поздно ты сегодня, -- Клюкин попытался изобразить улыбку, но губы не послушались.
"Ох-ох-ох! Вся из себя гордая, прямо из штанов выпрыгивает от счастья. А чем тут гордиться? Цветами торгует. Сам видел. А всем заливает, что она "хозяйка предприятия". У неё, видишь ли, "целый штат продавцов". Будь моя воля, я бы вас, кровососов, к стенке… И покупателей туда же, не знают, куда деньги девать, так на цветочки выбрасывают…"
-- Ну, ты решил? Будешь с нами ворота делать? Афганец нашёл заказчика. Завтра прямо с утра начинаем. Он уже и деньги дал на металл, -- худой чернявый мужик нетерпеливо переминался с ноги на ногу, ожидая ответа.
-- Не, ребята, без меня.
-- Что так? Или бабки не нужны?
-- Бабки, говоришь?! А ты знаешь, сколько твой Афганец себе отхватил в прошлый раз? Он же вас, дурачков, за нос водит! Не, я не такой идиот. Мне и одного раза хватило, чтобы понять.
-- Подожди… он что, дал тебе меньше, чем договаривались?..
-- Ещё не хватало! А ты подсчитал, сколько он сам получил?
-- Да пошёл ты… -- мужик сплюнул и побежал к своему гаражу.
"Беги-беги! Как это там… про дураков и воду… Или то про обидчивых?.. Ч-чёрт, не вспомню… И всё из-за этой курицы.
Интересно, а где напарничек? Опять на завод попёрся? Работай или тут, или там. Не нахапается никак! Взял моду в последнее время -- приходить к обеду. И с председателем, гад, договорился за моей спиной. Мало ли что на заводе аврал! Какой там может быть аврал, когда страну про…ли!".
Он снял побитую молью вязаную шапочку, похожую на носок, почесал лысину и, нащупав прыщик, сковырнул его.
-- Куда прёшь, ур-род?! -- Клюкин вскочил и опустил шлагбаум перед мордой грузовика.
-- А в чём дело? Мне надо мешок сахара в гараж закинуть.
-- За въезд на территорию грузовиком гони трёшник!
-- Это кто ж такую хрень придумал?!
-- Ну не я же! Распоряжение председателя.
-- На, подавись! -- водитель выбросил в окошко деньги, и Клюкин ловко подхватил их, отпустив верёвку шлагбаума.
-- Чем давиться-то? Это ж не в карман, а в казну…
Грузовик рванул вперёд.
-- А кви… -- хотел было крикнуть Клюкин, но передумал. "Забрать, что ли, себе? Так у этого кугута на морде написано, что заложит… Самогонщик чёртов. Нет, выпишу лучше квитанцию".
Направляясь к сторожке, Клюкин пнул кусок шлака -- и взвыл. "Совсем говнодав развалился… -- подумал он с сожалением, рассматривая открывшуюся пасть белой гигантской кроссовки. -- Хорошо, что газету затолкал внутрь, а то бы пальцы сломал. И то правда, кто тебе отдаст хорошую вещь! Я их на своей "Волге" и по знакомым, и в аэропорт, а они… Сбагрили мне какую-то рухлядь, пару мешков тряпок -- разве что машину протирать -- да обувку негодящую. Жаль, ботинки кожаные продал… ничего были".
Клюкин уселся возле сторожки и вздохнул.
"Живут там, небось, припеваючи!" -- с завистью подумал он о своём приятеле, которого несколько лет назад проводил за бугор.
"Да-а… Живут. Тьфу ты, и что мне одни гадости на ум приходят? Потому что недоспал… Скорей бы этот бездельник приходил, я бы хоть в гараже вздремнул полчасика. А о чём хорошем можно размышлять в этой сраной жизни? Жена бывшая достаёт… Чуть ли не каждый день звонит: то доложи денег на шубу дочери, то отвези внучку в поликлинику… Две бабы в доме, а за ребёнком присмотреть некому. И где я им денег наберу? За хату года два уже не плачу -- нечем! А дочка? Кобыле тридцать лет миновало, а работать не хочет. Нигде! Сидит у матери на шее. В последнее время так совсем оборзела -- пьёт. Это ж стыдно кому-нибудь сказать, допилась до белой горячки. А с другой стороны, что ей остаётся делать, если дома сплошные скандалы… Эта идиотка, бывшая жена, кого угодно до белой горячки доведёт. У тебя, говорит мне, всю жизнь одни бабы на уме, поэтому и дочка такая. Ну не дура ли? Вот бери, говорит, и забирай её. Куда заберу, в свою однокомнатную квартиру?! О-ох, не везёт мне с бабами…
А одна так вообще заявила, что от меня плесенью воняет. Я ей говорю, это не от меня, а от одеяла марселевого. За гаражами, говорю, нашёл, на свалке, какой-то дурак выкинул совершенно новое одеяло! Я его постирал, конечно, но запашок всё же остался. Возьми, говорю, сама постирай -- это бабское занятие. Так она посоветовала завернуться в него и улечься на свалке, чтобы наконец выспаться. И смылась. Миллионерша с голой задницей!"
Клюкин достал клетчатый носовой платок и собрался высморкаться, но тут же спрятал назад. По направлению к шлагбауму, со стороны улицы, шла стройная молодая женщина.
"Боже, какие ножки! А фигурка, а походка… О, заметила, заме-е-етила! Ишь, как попой завиляла: туда-сюда, туда-сюда… Чует златогривая кобылка, на расстоянии чует племенн… И зачем я, идиот, с утра переоделся в рабочее…"
Лицо Клюкина преобразилось до неузнаваемости: жёлчное выражение мгновенно улетучилось, уступив место ласковой, всё понимающей и всё прощающей улыбке; в глазах заплясали, заискрились тонкие золотые лучики и устремились навстречу незнакомке тёплым, мягким, манящим светом.
Молниеносным движением он стянул с головы уродливую шапочку, поднялся, сделал шаг навстречу незнакомке и, изящно изогнув шею, застыл в вежливом полупоклоне.
Женщина остановилась и смущённо улыбнулась ему.
-- Дедушка, можно мне позвонить из сторожки? -- кивнула она на дверь.
-- Нет! -- рявкнул Клюкин и выставил вперёд ногу в рваном башмаке, как бы преграждая путь к сторожке. Лицо его обмякло и стало похожим на куриный потрошок.
-- Это служебный телефон! -- крикнул он вслед уходящей женщине.
Клюкин трубно высморкался на землю и достал носовой платок. "Вобла астраханская! Жердь пересохшая! Да у такой старой клячи дедушка давно уже в могиле сгнил!" Он подошёл к водопроводному крану и напился из пригоршни. Тяжело опустившись на какой-то ящик, Клюкин горестно уставился на своё отражение в луже.
-- Спишь?
Клюкин вздрогнул и открыл глаза. Перед ним стоял напарник.
-- Ты посмотри на время! Я не собираюсь каждую смену за тебя отдуваться…
-- Но я же просил, потерпи до конца месяца. У нас на заводе сейчас…
-- Да пошёл ты со своим заводом! Жаба задавила? Небось, деньги уже девать некуда!
-- Иди в гараж, подрыхни. Только не очень долго, тут мне шабашка подвернулась, надо одному клиенту свет в гар…
-- О! Не нажрёшься никак! Ну и наро-о-од… Да что вы пашете на этих сволочей? Они же накрали у вас, а вы им задницу лижете. Ох и быдло! Да я с голоду подыхать буду, но ни за что…
-- Так, кончай трепаться, дуй в гараж…
Матерясь и проклиная тупых, жадных, беспринципных скотов, из-за которых он, да что там он -- весь народ влачит жалкое, нищенское существование, Клюкин потащился в гараж. Спать.