К Шолохову
Очерк получил Диплом Второй степени в номинации «Публицистика», заняв второе место в областном литературном конкурсе в честь 110-ой годовщины со дня рождения М.А.Шолохова.
Наверно, можно понять второкурсников литфака Таганрогского пединститута, готовящихся в поездку в станицу Вёшенскую осенью тысяча девятьсот семьдесят второго года.
В научной! студенческой экспедиции планировалось собирать казачий фольклор, познакомиться с прототипами героев произведений М.А.Шолохова. А нам доподлинно было известно, что многие из них ещё живы. Но главное – это встреча с ним, великим земляком, писателем с мировой известностью, который не так давно стал лауреатом Нобелевской премии.
Он примет нас, молодых фольклористов, и будет говорить с нами! Мы волнуемся, обсуждаем вопросы, подготовленные для беседы, ещё раз перелистываем «Донские рассказы», вспоминаем колоритные образы «Тихого Дона», «Поднятой целины», - ищем реминисценции народного творчества.
Вообще-то, подготовка шла всё лето. Я очень внимательно с карандашом перечитала сборник «Донских рассказов», изданный в тысяча девятьсот шестьдесят пятом году московским издательством «Детская литература».
Сборник открывался рассказом «Родинка», написанным Шолоховым в тысяча девятьсот двадцать четвёртом году, когда ему было всего восемнадцать лет.
И в нём, первом же, обнаружила художественные приёмы, характерные для устного народного творчества: сказок, сказаний, былин.
Прежде всего – это повествование, характерное для сказов, в основу которого положен такой синтаксический приём как инверсия. «По кочковатому летнику, по колеям, ветрами облизанными, мышастый подорожник кучерявится, лебеда и пышатки густо и махровито лопушатся».
Автор использует и довольно распространённый в фольклоре сюжет: нечаянное убийство героем близкого родственника, оказавшегося в стане противника и узнавание его по каким-то признакам.
Описывая поведение банды, автор сравнивает её с волчьими повадками. Как коршун, налетает атаман банды на молодого командира эскадрона. Но этого автору мало, и волк, и коршун – типичные персонажи фольклора появляются, как говорится, вживую в ходе развития действия, усиливая эффект.
В рассказе используется и такой художественный приём, присущий фольклору, как описание природы, словно готовящейся к предстоящим трагическим событиям или предвещающей их.
«За перелеском кто-то взвыл по-звериному и осёкся. Солнце закрылось тучей, и на шлях, на лес, ветрами и осенью обтерханный, упали плывущие тени».
Употреблена и народная примета: родинка у отца и сына – к счастью.
И Николка Кошевой напоминает героя народных преданий: плечист, не по годам выглядит восемнадцатилетний командир эскадрона, уже два года сопутствует ему удача в борьбе с врагом.
Повествование в этом и других рассказах Шолохов ведёт так, словно накручивает тугую спираль переживаний, а затем отпускает её, взрывая их. Рвут они сердце читателя, бьют по болевым точкам, заставляя размышлять, искать истину.
И невольно обращаешься к Шолоховским жгущим словам: «Не может быть художник холодным, когда он творит! С рыбьей кровью и лежачим от ожирения сердцем настоящего произведения не создашь и никогда не найдёшь путей к сердцу читателя. Я за то, чтобы у писателя клокотала горячая кровь…».
Наша озабоченность, связанная со сборами, не сбивала ощущения приподнятости. Оно переполняло нас во время подготовки, в дороге и достигло наивысшего напряжения, когда мы переезжали Дон по понтонному мосту, а на противоположном берегу уже виднелись казачьи курени станицы Вёшенской.
Вообще-то, как нам сообщил казак-попутчик, мосту этому чуть больше десятка лет: подарок Н.С.Хрущёва, гостившего у Шолохова.
Мост к его приезду смонтировали военные, не тащить же руководителя государства паромом, а убирать посовестились. Вот так и обзавелись казаки удобной переправой.
Огромна наша область, соразмерна с некоторыми европейскими государствами. От Таганрога до Вёшенской свыше четырёхсот километров, поэтому мы прибыли вечером и успели лишь устроиться и поужинать.
Спала я, как обычно на новом месте, беспокойно. Едва рассвело, поднялась – сон пропал совсем. До планируемого подъёма оставался час. Одевшись, отправилась в маленькое утреннее путешествие.
Широкие станичные улицы ещё пустынны, но уже шла перекличка петухов: каждый стремится отметиться и утвердиться. На казачьих подворьях - движение: хлопают двери современных куреней, лязгают засовы, стук подойников, - хозяева управляются…
Первое впечатление! Ничем и никем не определяемое. Как радар, настроенный на восприятие малейших колебаний среды, я раскрылась навстречу новому. Казалось, здесь всё должно быть особенным! Это хотелось ощутить, осознать и запечатлеть…
Спускаюсь к реке. Дон! Приветствую его, опускаю ладони, ощущаю трепет ответного прикосновения… Шепчу:
- Великий, Батюшка…
Он отвечает неспешным, негромким всплеском… «Тихий»… Это имя сейчас подходит более. Ласковая, не очень широкая, спокойная река. Великим Дон, похоже, был в прошлом: небольшой пологий берег взмывает крутояром и, чтобы разглядеть его вершину, запрокидываю голову.
По обрывистому склону на участке метров в сто пятьдесят до самого верха - зелёные дебри. Слева и справа склон почти лыс – трава, редкие кустики, деревца, глина, суглинок, песчаник.
«Деревья, похоже, насажены, - предполагаю и тут же угадываю: - там Его дом.
Увлекаемая не сознаваемым движением чувств, взбираюсь по петляющей тропке наверх. Справа, в глубине тенистых деревьев, неожиданно встал высокий сплошной забор – тупик. В замешательстве разглядываю его издали. В это время к калитке подъехала машина «скорой помощи»… Доносятся негромкие реплики, непонятная суета, но за машиной происходящее не видно…
- Может, там - какое-то предприятие, - предположила я.
Машина вскоре уехала, а мне взгрустнулось: кому-то в это погожее сентябрьское утро было плохо. Пока шла к месту нашего пристанища, небо над станицей неожиданно было разбужено рокотом самолёта, летящего на север.
«Не в Ростов», - мелькнула мысль…
Я рассказала обо всём увиденном проснувшимся сокурсницам. За суетой никто особого значения этому не придал.
Встреча с писателем была назначена на утро, и мы, наскоро позавтракав, стали готовиться. Ещё раз проверили магнитофон и фотоаппарат, уточнили вопросник.
Но нас ждало глубокое разочарование. На звонок, предупреждающий секретаря Шолохова о нашем визите, мы получили отказ.
Оказалось, Михаил Александрович в выходные дни охотился в Чёрных землях на сайгаков. Он был уже не молод, болел, и с ним случился тяжёлый сердечный приступ. Самолётом его отправили в Москву. «Клокотала его горячая кровь» в сердцах созданных героев, истощая собственное…
Но лично я, кроме огорчения от отказа, ощутила, как царапнуло моё сердце сообщение об охоте. Охота с машины да ещё на редких животных…, как-то не соотносилась с тем образом писателя, который у меня сложился. Эта «царапка» мелькнула и исчезла, а другая, – отказ в посещении усадьбы, осталась.
Хотя возражения членов семьи Шолохова, конечно, понятны, ведь, дом – не музей. Тяжёлое состояние мужа, отца, а мы - гости незваные…
Нужно отдать должное нашему руководителю. Валентина Григорьевна
Чеботарёва, понимая, какой след в наших душах молодых максималистов может оставить отказ, сделала всё, чтобы нас приняли в усадьбе.
В назначенный час мы стояли у забора, уже знакомого мне. Говоря откровенно, меня он несколько озадачил. Сплошной. От кого? От любящих земляков?..
Им-то, пожалуй, грех выражать недовольство. Михаил Александрович использовал любую возможность, чтобы благоустроить станицу, сделать комфортнее жизнь односельчан. Как депутат Верховного Совета СССР он многое делал для того, чтобы на улицах хуторов и станиц Вёшенского района сияли огни. Средства от всех полученных им премий отдавал на строительство школ. Как нам пояснили коренные жители, молодой сосновый лес, опоясавший станицу, по которому мы прогулялись и даже видели грибы, - его инициатива. Ведь, почва в этих местах песчаная, в чём мы убедились, сходив на хутор Кружилинский, где родился писатель. Там встречались нам песчаные накаты, сигналя о том, каким мог быть здесь пейзаж, если бы ни воля человека.
С годами, конечно, я осознала необходимость забора, прочувствовала и то, что земляки бывают разные. А тогда…
У нас было время пройтись вдоль него. Несмотря на трепетность момента, мы пытались отыскать щель, нашли и по очереди заглядывали, пытаясь узнать больше, чем это кем-то планировалось.
Наконец, калитка открылась, и мы ступили на дорожку, ведущую к дому. Слева от неё – большой немолодой сад. Вообще-то, усадьба вся засажена фруктовыми деревьями. И от них, и от забора – тень, прохлада.
Справа и в глубине - хозяйственные постройки, птица, домашний скот, - всё необходимое. Не обращая на нас внимания, несколько человек, работники, управлялись по хозяйству.
Дом тоже произвёл впечатление… С колоннами. Он выбелен желтоватым и светло-коричневым, излучает тепло и свечение. Даже удивительно, как это получалось в окружении старого сада. У дома – клумба с цветами, яркими, осенними.
-У нас в селе точно такой дом культуры, - шепчет сокурсница.
Мы с широко распахнутыми глазами: удивлены, стараемся, как можно больше увидеть.
Посовещавшись с кем-то, сопровождающий провёл нас в дом. Несколько минут постояли в тишине большого холла.
У меня вдруг возникло ощущение человека, попавшего в дом в отсутствие хозяев с непонятной целью. Возможно, то же почувствовали и другие. Не сговариваясь, долго извиняемся за беспокойство и благодарим.
Бросив прощальный взгляд на широкую лестницу, ведущую на второй этаж, представляю Михаила Александровича, спускающегося по ней…
Мне так и не довелось видеть его. На фотографиях он красив: высокий лоб, открытый взгляд умных искрящихся глаз, - лицо одухотворённое, мудреца…
Некоторое время идём молча: переполнены. Бережно несём сокровище. Потом бессвязно всплескивается в каждом: а видели? а заметили? - словно закрепляя в памяти на долгие годы. Сожалеем, что не состоялась встреча, сопереживаем… Но настроены на работу – предстоит встреча с земляками писателя, с теми, кто вдохновил его воспеть нашу малую Родину.