Голубка

Данькова Валентина
                Капризничает погода в моём родном Приазовье уже который год. Совсем стёрлись грани времён года. Затяжными и суровыми стали зимы. Без весны лето объявляется, - жаркое и сухое. Да так в силу входит, что долго не сдаётся осени…
                Но и она своё берёт. Прошедшая, например, прихватила у зимы почти месяц: долго стояли деревья в зелёном убранстве. Казалось,  зиме не бывать.  Раздолье было голубям, воробьям, синицам, воронам да сорокам – тепло и сытно.
                Только пришло время и зиме повластвовать: снега навалило, морозище ударил. В такие дни трудно приходится птицам: корма не добыть и не согреться. 
                Не видно стало воробьёв. Вороны сначала покричали осипшими голосами, сидя высоко на голых ветках соседней рощи, а потом молча, как чёрные призраки, заметались над домами…
                В огромном нашем дворе живут голуби.  Откуда взялась эта большая стая, не известно. Кажется, жили здесь всегда. Кроткие и доверчивые, они близко подлетают к людям, словно, ища помощи…
                С незапамятных времён человек и голубь – вместе. Дикие сизари, от которых произошли домашние голуби, обитали в горах и пещерах, где устраивали стоянки первобытные люди, кормились остатками их пищи. Позже голуби гнездились в постройках. А у некоторых  народов стали даже культом.
                Так вот, в углу нашего двора есть площадка, которая даже в сильные снегопады остаётся не запорошенной. Большим чёрным глазом глядит она из сугробов. И никакого чуда в этом нет. Просто там, глубоко под землёй, устроен колодец теплотрассы, подающей  горячую воду и тепло в дома. 
                На ней любитель- голубятник  устроил кормушку.  Утром и вечером каждого дня выносил незатейливую кормёжку. Стоило ему появиться у заветного места, тут же с крыш слетались голуби. Набиралась внушительная стая.
                Смелые ворковали у самых ног, беззаботно  склёвывая размоченный хлеб.  Другие кормились, словно воровали.  Вытянут далеко вперёд шею, клюнут и тут же настороженно проверяют, нет ли какой опасности.
                Этой суровой зимой тяжело заболел кормилец голубей. Увезли его в больницу. Осиротели птицы.
                Не знаю точно, на какой день после несчастья, увидела я: собрались голуби тихой стаей. Мокрые,
взъерошенные, голодные.  Подрагивая и шевеля распущенными крыльями, переминаются в безнадёжном ожидании…
                Взглянула я на эту компанию, словно иголкой в сердце кто кольнул.   Быстренько домой отправилась, собрала, что для корма годилось,  и – к кормушке.
                Подхожу тихонечко, боюсь потревожить. Но ни одна птица не улетела, а наоборот,  все подались ко мне, сгрудились и чуть ли ни из рук клюют.
               Для удобства я присела. Раскладываю корм, стараюсь, чтоб всем досталось. Уж закончила, подняться хочу. Гляжу, а под полой моего пальто голубка устроилась. Поменьше других, молоденькая, наверно. И так ей плохо, что даже не клюёт.
              Я медленно протягиваю к ней руку, а она  ещё ближе ко мне льнёт. Взяла её – не сопротивляется, только головку глубоко в крылышки спрятала.
             Что тут делать? Кладу её за пазуху, она лапками
в свитер вцепилась и устроилась удобнее. Слышу, кто-то 
говорит:
             -Не спасёте, заболела, видно, птица…
Это сосед по дому с работы возвращался и всё видел.
             -Неужели, ничего сделать нельзя? - Усомнилась я,- домой возьму, обсохнет…   
             -Я точно знаю, - перебил меня сосед,- «мерзлячкой» эту болезнь люди называют, всё равно умрёт. 
              Не поверила я.
             -Не может быть,- думаю,- отогрею, откормлю…  Высохнет моя красавица и ещё полетает, поворкует, пару себе найдёт, птенцов выведет…
             Просидела под пальто моя Гуля, так я голубку назвала, пока я по делам ходила.
             Вернулась домой, а она с рук не сходит, норовит на мне умоститься. И так трогательно доверие этой птахи  малой…
             Стала  я делать всё возможное, чтобы спасти птицу.             Три дня пестовала её, вроде бы, на поправку дело пошло. Оперенье подсохло и переливало зеленовато-сиреневым перламутром на шейке. Остальные пёрышки были сизоватыми. Видно, из породы сизарей моя Гулечка была. Аппетит появился у неё. Прихорашиваться стала:
распустит крылышко и старательно выклёвывает – чистится…  Радовалась я, глядя на неё, думала страшное позади.
           Только коварна, оказывается, болезнь и у птиц, и у человека,-  у всего живого…  Внешне всё в порядке, а внутри…   
           Прав оказался  сосед…  Не стало моей голубушки, как и кормильца голубей. Вот какая история. Поздно мы иногда приходим на помощь…