Поездка в метро для него была экзотикой. Он делал Это не чаще, чем раза 2 в год. Во-первых, потому что у него была машина, а во-вторых, потому что он не любил духоты и скопления народа. Но иногда, в плане экзистенциального опыта, он спускался и совершал путешествие по подземным магистралям столицы. Как правило, поездка ко всему прочему была сильным эротическим переживанием. Не было исключением и сегодня.
Как известно, в 6 вечера на Кольцевой линии Московского метрополитена наблюдается максимальное скопление народа. Можно ничего не делать – просто стоять и ждать, пока поток людей, здоровых, сильных, по античному цельных и ясных, не снесет тебя, тщедушного и нелепого интеллигента либо в вагон подошедшего поезда, либо на эскалатор, либо еще ниже по лестнице – в переход на другую станцию. Можно полностью отдаться волнам, забыть об ответственности, возложить свое тело и душу на алтарь массового сознания пассажиров этой совершенной системы. Это все равно, что достичь нирваны после десятилетия медитации в тибетском монастыре. Это абсолютно то же, что войти в транс после многочасового кружения в длинной юбке под заунывную турецкую музыку. Я уже не говорю о галюциногенах. Это просто не идет ни в какое сравнение.
На сей раз обстановка располагала к спокойной и вдумчивой рефлексии. Он просто стоял на Комсомольской-кольцевой и смотрел вверх. Над ним огромная люстра раскачивалась под действием сквозняка, и он думал, что когда-нибудь, когда его здесь не будет, она все же упадет и превратит в бесформенную кашу нескольких людей.
Потом он посмотрел вперед и не увидел ничего интересного – кафельная или каменная стена с названиями станций линии. Тогда он взглянул направо и увидел жопу, сильно затянутую белыми штанами. Жопа, естественно, была женская, иначе, я не стал бы писать об этом. Иное было бы слишком интимным. Точнее, жопа была даже не совсем женская, она принадлежала юной девочке, и что-то во всем этом было нелепо.
Девочке было лет 18, и она была похожа на его первую женщину – рост у нее был метр семьдесят два, большие мечтательные глаза, черное каре, породистые черты лица и небольшие, но славной формы сиськи. Но главное, естественно – глаза – в них одновременно было много чего – и страх, и желание того, чтобы ее наконец трахнули, и какая-то абстрактная тоска, и мечта найти идеал, и еще много чего, не такого, кстати, банального.
Единственное, что смущало, это была ее одежда. Белые брюки так стягивали жопу, что она казалась непропорционально большой по сравнению со всем остальным телом. Он испугался, как бы жопа не перевесила и она не упала с перрона под поезд. Но она стояла крепко, потому что у нее было 2 ноги, довольно тонкие в бедрах, но зато ниже колен они срослись и превратились в рыбий хвост. А поддерживать равновесие ей помогали растущие из лопаток 2 крыла наподобие лебединых. Она была вынуждена ими периодически махать, что было очень приятно окружающим, потому что эти движения способствовали притоку свежего воздуха.
Что за ерунда? Конечно, у нее были нормальные ноги, и не было крыльев, это он просто фантазировал, превратив ее одновременно в ангела и русалку. Образ получился слишком тяжеловесным и перенасыщенным, и он без грусти отбросил его. Он смотрел на нее строго и задумчиво, и она смотрела на него также.
Подошел поезд. Он сделал шаг навстречу ей, и тут поток входящих людей закрутил их и унес в поезд. Сзади его кто-то так яростно припихнул, что если бы он почувствовал чей-нибудь член внутри своих, так сказать, чресел, его бы это уже не удивило. Он с усилием обернулся и увидел, что это была большая круглая женщина с пятью сумками в двух руках. Когда он повернулся к ней, она засмеялась.
Руки у него висели вдоль туловища и одна из них уперлась во что-то гадкое и твердое. Что-то очень эластичное. Он отвернулся от толстой женщины и посмотрел вниз перед собой. Перед ним стояла русалка-ангелица и смотрела на него. А рукой он трогал ее прекрасную жопу. Она смотрела на него и ждала, пока он с ней познакомится, чтобы через дней 5 они могли хорошо потрахаться, потом повстречаться еще около двух лет и разойтись навсегда. Умудренными, чуть менее молодыми, немного более грустными, с капелькой яда в душе.
Он стоял и держал ее за жопу до следующей станции. По-моему, это была Курская. Она чуть-чуть приоткрыла рот и немного прикрыла глаза. Она повернула голову в направлении его лица. Тогда он сказал ей: Почему если я просто хочу с вами познакомиться, вы сразу мечтате, чтобы я вас трахнул?
Дверь открылась, и она вытекла из вагона вместе с группой выходящей людей и исчезла навсегда. А он поехал на Таганскую, думая о том, какая у нее эластическая жопа, как будто силиконовая.
Поздно вечером он стоял на улице. Над ним было свинцовое небо, не низкое, не нависающее, но все равно тяжелое. Слева была большая стройка – строительство Сити, делового центра, состоящего из небоскребов, справа – Москва-река, а еще дальше, на другом берегу – дом, где когда-то жила его первая любовь, девочка с глазами, внутри которых было так много всего. Ему было грустно. Впереди была ночь.