Хек находился в зените своей славы и на вершине своего величия. Он прочно занимал место третьего человека в великой империи. Его боготворили и его боялись. Одно его имя вызывало священный трепет и среди своих и, тем более, среди врагов. Его летучий, мобильный отряд наводил ужас. Появляясь неожиданно, он наносил молниеносные и, почти всегда, смертельные удары. Мало кому удавалось спастись от этих ударов, а уж победить Хека не удавалось вообще никому. В ещё не покорённых землях матери пугали Хеком своих детей. О Хеке слагались песни. Хотя Хеку это было совсем не нужно, в него влюблялись женщины. Говорят, что одна девушка даже покончила с собой от любви к нему. Между прочим, Хеку это льстило. И сам он неоднократно и с гордостью пересказывал эту историю. Одного его жеста было достаточно, чтобы человека казнили или (что случалось гораздо реже) помиловали. Одного его слова было достаточно, чтобы началась новая война. Весь мир лежал у ног этого сурового, решительного человека с горящими глазами. И кто бы мог подумать, что Хек боится. Смертельно боится. Боится ночи…
Хеку снился сон. Страшный сон, один и тот же, но с разными вариациями, снился великому Хеку. Сначала редко, с годами всё чаще и, наконец, почти каждую ночь. И никак он от этого сна избавиться не мог. Ни изнуряющая гимнастика, ни вдохновенные молитвы не помогали. К вечеру Хек, и так мрачный становился ещё мрачней. Не случайно большинство смертных приговоров выносилось им после заката. Иногда он, наоборот, становился к вечеру разговорчивым. Старался задержать собеседников (в основном, своих подчинённых) подольше. До глубокой ночи. Но всё равно рано или поздно он оставался один. И рано или поздно, как бы он со сном ни боролся, усталые веки смыкались. И тогда приходила Она.
Поставьте, пожалуйста, Бетховена. 5-ю симфонию. У меня играет.
Слышите? Па-па-па-пам! Па-па-па-пам! Это – сама Судьба.
Страшное ведение, первый раз посетившее Хека в лагере атанов теперь являлось к нему в снах. Сначала Хеку снилось что-то привычное и, для него, не страшное, а главное, понятное и рациональное. Тренировки, походы, бои, охота, беседы с Шаманом, работа с подчинёнными. Всё шло нормально, и Хек успокаивал себя, что всё идёт нормально, что опасаться ему нечего. Он делал свои обычные дела, отдавал приказы. Но в глубине души он чувствовал смутную тревогу. Он прислушивался к каждому шороху, к каждому ветерку. И не мог, боялся поднять глаза к горизонту. И вот, в какой-то момент всё вдруг становилось не так. Люди, находившиеся радом с ним становились какие-то странные, невнимательные, переставали реагировать на его приказы. А потом вставали, глядя вперёд невидящими глазами, и куда-то уходили. И ни команды Хекка, ни даже его удары на людей не действовали. Все они уходили. Или куда-то проваливались. Или исчезали. Сразу или же таяли в воздухе. Бывало, они превращались а камень, в песок, в мышей, в деревья, в трупы…
И вот где-то далеко возникало нечто неуловимое и страшное. Хек слышал отдалённую, а затем всё более близкую тяжёлую поступь. Очень тяжёлую. При этом не очень громкую. И было понятно, что остановить чудовище невозможно. Как и убежать от него. Настигнет. Дрожала земля. Кренились деревья. Разбегались потревоженные белки. И над горизонтом поднималась Она – огромная, исполинская Бисда. Выше деревьев, выше гор. Обрамлённая рыжими волосами, каждый толщиной с хорошее дерево. С гигантским клитором, с будто бы ехидно и злобно улыбающимися розовато-коричневыми срамными губами. Бисда плавно плыла по воздуху, но её движение почти всегда сопровождалось тем самым тяжёлым топотом. А чем Бисде топать? У неё же ног нет! Глаз у Бисды тоже нет. Но Хек знал, что она видит его. Он чувствовал этот взгляд. Он знал, что она следит за ним. Он знал, что она пришла за ним. И он бежал. Она догоняла. А он бежал, зная, что всё равно догонит. Зная, что она может двигаться гораздо быстрее и что она специально даёт ему фору, чтобы помучить его. Зная, что бежать бесполезно, догонит. И всё равно Хек бежал. По лесу, по берегу, по песку, по снегу. Иногда плыл в воде, иногда – в моче – Бисда заливала его сверху. Он захлебывался, но плыл. В прочем он знал, что утонуть ему не дадут. Бисда выдернет его и из воды и из мочи и откуда угодно. И если удавалось выбраться на берег – он снова бежал. Бежал из последних сил. Спотыкался, падал, молился духам. И, когда сил уже не было и он падал обессиленный, она настигала его. И втягивала в себя, обволакивая горячей, похотливой отвратительной плотью. Одежда Хека как-то вдруг таяла. Гуй напрягался, упираясь в плоть и… Хек просыпался весь мокрый, в холодном поту и в той жидкости, которую изверг его гуй. Сгорая от стыда, боясь быть застигнутым (да!) Хек бежал к ближайшей реке, ручью, луже, чтобы смыть «эту мерзость», а потом долго молил духов избавить его от этого испытания. Но у духов вероятно и своих дел немало было. В лучшем, для Хека, случае, Бисда исчезала на ночь-другую, чтобы потом появиться снова, ещё страшнее, чем прежде.
В ту ночь Бисда загнала Хека на высокую гору. Хек карабкался по склону, обдирая в кровь руки и колени. Как ни странно, эту боль он чувствовал и во сне. Иногда нога соскальзывала. Вниз катились камни. Иногда растение, за которое хватался Хек с корнем вылезало из почвы и Хек чудом удерживался на склоне. Иногда он хватался за колючки и шипы больно впивались в руки. А сзади топот и дыхание страшной Бисды. Да, дыхание. Влажное, горячее. Но до гребня уже осталось ещё немного. Последнее усилие… И Хек стоит на верху, как выяснилось не горы, а плоскогорья. Вдаль до горизонта простирается безлесая равнина, поросшая густой, мягкой травой. В нескольких шагах от себя Хек увидел пожилую женщину. Высокую, прямую. Совершенно голую. Ветер развевал длинные седые волосы. Лицо старухи было спокойно и торжественно. Было ясно, что находится она здесь не случайно и что сейчас произойдёт нечто очень важное. И тут Хек узнал старуху. Ну, конечно же, это Ива, старая Ива, считавшаяся мудрой, Ива, с которой советовались все вожди. Даже самодур Клыкастый уважал и побаивался её. Ива, которая ушла вместе с Ершом и другими смутьянами. Насколько было известно Хеку, Ива умерла за два года до захвата вельками города устагов. Но вот сейчас она стояла перед ним живая и нагая.
– Ива! Спаси меня – закричал великий Хек, упав на колени, – за мной Бисда гонится.
Хек только через мгновение сообразил, что впервые за много лет употребил запретное слово. Значит, в мыслях он всё время называл её именно так.
Ива молчала какое-то время. Пауза была долгой, но Хек не мог её молчание. Так он и стоял на коленях, не в силах вымолвить слово.
– Бисда… – задумчиво произнесла Ива…– Мужчина обычно стремится к бисде, а не бежит от неё. Бисда… Что может быть лучше? Вроде бы ничего особенного. Просто щель в нижней части туловища женщины. Любой женщины. А в мире мало что может сравниться с ней по важности и великолепию. Только Земля, Солнце, вода и гуй. Бисда начало жизни. Все мы вышли из бисды. И я. И ты, Хек, тоже когда-то вылез из бисды своей матери. А за 9 месяцев до того, один мужчина вставил в эту бисду свой гуй и двигал им в бисде до тех пор пока из него не полилась белая жидкость. А если бы это не произошло, тебя бы не было. И Шаман в свое время появился от того, что кто-то подвигал взад-впёрёд своим гуем в бисде женщины по имени Буанга. И так же как ты и я он появился на свет из бисды. Шаман придумал, что бисды и гуи надо прятать. Какая чушь! Зачем же прятать самое красивое? Посмотри даже на мою старую бисду. Разве не великолепна она? Разве не напоминает нежный бутон цветка? Бисда – радость. И для женщины и для мужчины. Для женщины радость – её бисда. На протяжении почти всей жизни, начиная с подросткового возраста, когда девочка, однажды прикоснувшись к своей бисде, вдруг чувствует, сколь приятно это прикосновение и потом, когда она становится старше и первый гуй нежно, но решительно входит в неё, заполняет её собой. И потом всю жизнь. А в глубокой старости женщину греют воспоминания о гуях, побывавших в её бисде и о той радости, которую женщина при этом испытала. И дети окружают эту женщину и почитают бисду из которой они появились на свет. А внуки почитают бисду из которой появились их матери. Бисда – великая радость для мужчины. Сколько наслаждения получает мужчина даже просто от вида бисды. А как приятно мужчине прикасаться к бисде, гладить пушок на лобке, запутываясь в нём пальцами, наконец, погружать палец в тёплую, манящую глубину. А как вкусна бисда! Вкуснее любых лакомств, слаще лесных ягод. Ты не понимал мужчин, которые лижут у женщин между ног. Ты удивлялся, неужели им вкусно. Представь себе, да. Но тебе этого уже никогда не вкусить. А как приятно вводить в неё гуй, чувствовать, как она раздвигается, чтобы принять его, как облегает его со всех сторон своей мякотью! Какое наслаждение в этот момент доставляет любое движение мужчины или женщины! Сколько изобретательности можно проявить во время мёпа! Сколько существует поз, сколько существует вариантов движения, сколько ласк. И вот высшее наслаждение, когда откуда-то из глубины поднимается неведомая и сладкая сила, которая заставляет тебя стонать и биться в конвульсиях, будто ты болен. Но ты здоров, счастлив, полон сил. И, наконец, эта сила прорывает что-то, как весной река прорывает ледяной затор и горячая живительная влага устремляется в лоно женщины, чтобы дать новую жизнь. В прочем, тебе это всё никогда уже не пригодится. Ты отказался от простой радости мёпа. Ты способствовал тому, что многие другие люди лишились этой радости. А многие лишились и самой жизни. Тем кто чтит бизду, кто любит бисду, тем она дарит огромную, ни с чем не сравнимую радость. Но тот, кто отвергает бисду, кто брезгует биздой, тот, рано или поздно, сам оказывается в огромной Бисде.
Сказав эти слова Ива повернулась, и сверкая круглыми, гладкими как у молодой ягодицами пошла прочь. Пошла вдаль по зелёному лугу, по мягкой травке из которой выглядывали разноцветные цветы. А Хек, не в силах двинуться, так и остался стоять на коленях.
И тут вдруг резко потемнело. Исполинская Бисда, заслонив собою небо, спускалась на Хека. И спустилась. И поглотила его. Но в этот раз всё было по-другому. Хек вдруг с удивлением обнаружил, что в Бисде, оказывается, есть зубы. Огромные, длиннее самого высокого дерева каждый и острые, как у волка. И вот первый зуб вонзился в Хека. А потом Бисда стала Хека грызть, жевать, перемалывать. Никогда в жизни Хеку не было так больно. Он кричал от боли и ужаса, а огромные зубы перемалывали его кости.
Утром Хека нашли в его землянке мёртвым.
14.05.2003. 15.50. Реховот