Одинокое дерево, раскинувшее свою зелень в благоухающих предгорьях Лхасы, всегда рассказывало о чем-то случайно забредшим сюда одиноким путникам, закрывающим под его зелеными и мощными ветвями глаза, чтобы передохнуть….ненадолго….И люди рассказывали, что каждый, кто останавливался здесь, уходил отсюда просветленным обретшим определенные знания. Об этом месте ходили легенды, мифы..
И очень часто рассказывали о неком отшельнике, которого в народе называли «сыном дерева сего», о его знаниях, о его бесконечной Любви, о его глубоких глазах, о его поднявшейся Душе.
Ему всегда хотелось хоть однажды встретить этого отшельника. Он приходил сюда ранним утром, и поздним и вечером, и мог стоять под этим деревом часами в ожидании прихода этого отшельника. Но…каждая его попытка была обречена на провал. Шли годы, из маленького мальчишки, гонявшегося с бешенной скоростью по всем окрестностям, и умевшего в ходе своего бега заметить и пересказать все уведенное, он превращался в сильного юношу, с четкими очертаниями лица, с глубоким взглядом, немного худощавого, но ничуть не портящего его статный образ…Он чаще стал уединяться, он чаще проводил время в беседе со своей Серебряной Нитью, он не любил шум и болтовню…его называли «Чудаком». Он был красив, он нравился девушкам, его приглашали соседские юноши, но ни разу он не изменил своему верному образу жизни.
Каждое утро он шел высоко в горы…, чтобы прийти к своему заветному дереву, которое теперь стало для неким ритуалом. Когда-то он ждал здесь своего отшельника, он ждал его слов, он хотел что-то услышать…а теперь…все это ушло…осталось лишь дерево, которое стало чем-то родным, неотделимым, защищавшим его в течение многих ночей, когда не дождавшись своего отшельника он засыпал; в течение многих рассветов, когда он сам не знал о том, сколько хищников приближалось к его спящему телу…Оно защищало, дерево приняло его в свое лоно и стало его Матерью…Он часто рассказывал дереву о своих мыслях, о своих стремлениях, ему была не интересна мирская суета, и поначалу ему бывало как-то стыдно от того, что он не такой как все, что он отличается от всех тех, кто живет счастливо, кто умеет радоваться, кто может смеяться. А Дерево могло лишь слушать, не смея возразить, так как по воле Божьей, ему было дано лишь слушать…
Солнце начинало подниматься и озарять своими лучами все предгорья прекрасной и благоухающий Лхасы. Начался звон колоколов из недалеко расположенного монастыря, где обучались дети – будущие монахи, которые готовились стать аскетами на пути веры и знаний. Наш молодой «монах» по образу мышления, и «простой юноша из Лхасы» по образу жизни и обитания этим утром шел по долинам, которые излучали свет, красоту, благоухали словно цветы, раскрывающиеся ранней весной после продолжительных и суровых зим…он шел в своему заветному Дереву, чтобы отдохнуть, отдохнуть от шума, отдохнуть от людей, рассказать, попытаться вновь услышать, и почувствовать, почувствовать его любовь… Дорога была длинной, он останавливался, осматривал окрестности его любимой Лхасы, делал вдох полной грудью и продолжал свой путь. Вдалеке начинали виднеться ветви его Дерева, которое словно ожидало прихода сына своего…Вдруг юноша заметил кого-то, сидящего под этим деревом…Первая мысль юноши была несколько зловеща. Мы не преувеличим, если даже назовем природу данного чувства некой ревностью. Под его, его единственным деревом ..кто-то занял его место… ему вдруг стало жутко больно… Он ускорил свой шаг…по мере приближения к своему дереву, он уже почти бежал…в голове с бешенной скоростью проносились мысли…мысли…мысли…тысячи мыслей….он никогда не испытывал сего…его сердце стучало так, что он мог слышать каждый его удар….удар….в двух шагах от дерева он остановился. Он смотрел на старца, сидящего под деревом. Он знал одно – не было ни чувств, ни ненависти, ни злости, ни мыслей, ни любви, ни радости, не было его………………………………………………………………………………………………
Старец был одет в какие-то лохмотья, в руках держал что-то вроде прутика, на голове был расположен предмет, чем-то напоминающий головной убор. По-видимому, он был очень стар. Тысячи морщин словно рубцы покрывали его лицо и шею. Было сложно предположить сколько ему лет. Несмотря на его столь склонные года, можно было разглядеть прямые черты лица, строгий лоб, тонкие губы и глаза…, которые казались пустыми……………пустыми….в них не отражались ни годы, ни страдания, ни радости, в них не было жизни. На секунду юноша замешкался – он предположил может старик слеп. И после стольких минут молчания и созерцания старика, которые казались вечностью для юноши, он увидел приоткрывшиеся губы старца и голос…, который казалось доносился откуда-то издалека, но никак не из тела, расположенного напротив юноши: «Отнюдь. Я не слеп. Мой Мальчик, я вижу тебя. Я смотрю на тебя сегодня, я смотрел на тебя вчера, я смотрел на тебя, когда ты родился, я видел тебя каждый раз, когда ты приходил сюда. Я каждый раз приходил к тебе, но ты меня не видел. Ты так ждал меня, что стал не замечать моих приходов. Ты так жаждал нашей встречи, что каждый раз твой разум кричал тебе о том, что здесь никого нет. Ты был слеп. Ты не хотел видеть. Ты боялся увидеть меня, ты хотел, но и избегал нашей встречи. Сегодня ты был пуст. Ты был пуст, когда шел сюда. Ты не думал о том, чтобы встретить кого-то. Ты шел сюда без помыслов – и чистых, и грязных. Почему-то люди считают, что помыслы бывают чистыми, грязными; какие-то действия человека правильными, а за какие-то его ругают. Хотя…мне всегда хотелось задать вопрос – а судьи кто? Я долгое время бродил по деревням, я долго искал человека, которого все остальные могли бы назвать судьей; я просил показать их человека, который и определил что хорошо и что не совсем. И знаешь, мне отвечали по-разному, иногда меня просили не портить им сложную жизнь, иногда говорили, что я сошел с ума раз ищу этого человека, а иногда вообще ничего не говорили….Мне кажется не говорили те, кто знал, что все это миф, что все это выдумка, что все придумано человеком для удобства, правда уже неизвестно кто это сделал первым, а кто продолжил – за ними ведь целая вереница изобретателей….не хотели говорить, потому что появлялась опасность разбить всю систему, систему, которая уже вжилась и ее ликвидация могла бы повлечь за собой хаос в понимании человека и просветления в понимании нас….Как же мы запутались в своих выдумках. Словно дети, желающие спрятать любимую игрушку от чужих глаз, да так сильно, что потом невозможно найти, мы запутались…мы придумали столько дел, чтобы голова была занята чем-то…чем-то…но только не этим…..когда разум освобождается, и мысли начинают двигаться в направлении осмысления Этого, что-то обрывается, срывается…и почему-то человек назвал это «депрессией», или еще тысячу разных именований болезни Человечества, природа которых захоронена в действии «не думать». Я знаю, что все когда-нибудь проснется, проснется и оживет; существующая система сгинет, потому, что ее исход уже близок, она прогнила вся изнутри и не сможет существовать долго. Я знаю, что это будет. Я знаю, что люди станут замечать окружающих, станут видеть их, научатся слушать друг друга. Остановится ход сотней людей, не желающих знать и помнить. Я буду там, я буду это видеть, я жду этого.
Да…Мне тяжело. С годами мне все сложнее и сложнее пребывать в этом теле, которое словно машина состарилась и не выполняет своей работы. Но я буду ждать, я смогу дождаться, потому что я верю, я верю в Человека….»
Юноша стоял не двигаясь. Он смотрел на своего Отшельника – того родного, самого близкого, того, для которого он жил на этой земле. Он смог лишь прошептать, чуть шевеля губами: «Я так долго тебя ждал…..»