Из серии «Юмористическая драматургия».
*******
Раннее утро. Плохо одетая старушка (С) выгуливает за домом маленькую собачку. Та игриво тявкает и виляет хвостиком. На горизонте появляется естественно нетрезвый участковый Василий Иванович Регуль (У) и напористо дует в свисток, сотрясая последние сны жителей близлежащих домов:
У: Ты что, милая, в корень оборзела? Куда всякие глупости в траву ложишь?
С: Это вы мне? (смущенно всматривается в подпершего дерево участкового).
У: Нет, к дереву. Гражданочка, почему пса выгуливаешь в не заранее отведенных для этого местах? Вам же платный выгул в соседнем микрорайоне построили! Что за народ? (харкает недовольной слюной).
С (теряясь в голосе): да я, это, только на минутку. Старая стала, ноги не носят. Да и денег на платный выгул нет. Пенсия маленькая, и ту который месяц не платят.
У (утомительно долго подкуривая): ее ноги не носят, а меня чего, на персональной «Волге» на бельэтаж возят? Да вам, уркам, что порядок обосрать, что наркоманию в подвалах разводить – все едино. Будем на пять суток оформлять. А шавка на мыло поедет. Или как?
С: за что, сынок? Я же только под домом, в первый раз…
У (достает из планшетки огрызок карандаша и выгоревший на солнце бланк протокола): «В первый – и последний», - знакомая отмазка. Так и запишем, «хотела…». Что ты там старая хотела? Витрину в обувном магазине разбить? Или рубероид с крыши стащить? Все вы, деникинцы, одинаковые! Тянут и тянут народное добро, аж зависть берет.
С (со слезами на глазах): да я заслуженная ткачиха, была …собачку на воздух вывела, всего на минутку. Сучка моя с этими петардами всего бояться начала.
У: заслуженная, была. Все понятно, опять пьяная. В общественном месте. Еще и нецензурно выражаешься. Так и запишем, «участкового при исполнении сукой называла». Подорвать грозилась. Да ты у меня месяц в одиночке гнить будешь!
Из арки появляется свежий перегар, за ним поспешает необъятная в обхвате дворничиха Клавдия Петровна Гак (К):
К: что за шум, а матов нет? (увидев Регуля, меняется в лице) Ба, знакомые все прайсы!
У: вот тебе, старая, и понятые на подходе. Попала ты, теперь одной бутылкой не отделаешься (радостно виляет хвостиком в направлении нужной цели). Сколько Лен, сколько Зин! Какими судьбами, кума? Али ты не помнишь?
К: как же, такую романтику в исписанном лифте не забудешь. Живу я тут, в дворницкой. Чего же не заходишь, герой-пограничник? Совсем забыл свою маленькую мышку, жеребчик? Хоть бы пивком когда поутру пригостил.
У (прикрываясь ладонью, шепчет в сторону): тоже мне мышка нашлась, с таким-то пышным хвостиком. Да эта задница ни в одну норку не влезет. (нарочито громко выдает): Вот видишь, кума, работаю я, не покладая глаз, но на бровях. Истомился весь. Город от бомжей, наркоманов и чурок всяких чищу. Так что, мы с тобой коллеги. Мусорщик я! Ты же знаешь, рад бы в рай да орехи не пускают.
К (обидчиво): ой-ой, ну и не надо. А это чего за Чебурашка с тобой, неужели…
У: она самая, можешь не сомневаться. И фото робот в наличии имеется.
С (мольба в голосе): доброе утро, Клавдия Петровна. Хоть вы ему скажите, что соседка я ваша, из третьего парадного. Помните, вы мне еще десятку с прошлого года должны? Да и здороваемся мы…
У (ржет на опережение): не надо мне ничего говорить, лучше помогите материально!
К: с каких это делов я тебя, старая, помнить должна? Ты что, родственница моя, или сожительница какая? Да и не брала я ничего – клевета наглая! Прошу мои слова занести в протокол: «Я совсем не знаю эту сумасшедшую».
У (радостно дышит на карандаш): так и запишем: «вымогала у добропорядочной гражданки деньги, оклеветала честь, совесть и достоинство оной». Как оной-то пишется, через какой «Макар»?
К (жует твердую карамель): она еще убить меня грозилась, сволочь, и пса своего бешеного на меня травила. Еле отбилась, только юбку порвала.
У: злостная порча личного имущества – на лицо. Вернее, на эту самую…
С: да помилуй Господи, когда же это?
К: было, было. На майские, или в августе – не помню уже, но было! Помнишь, как на собрании жильцов выступала, предлагала уменьшить зарплату пьющим дворникам? Это меня, значит, трудового человека, без куска хлеба голодом умертвить? А пса в наморднике выгуливать надо!
С (совсем сникла): я как лучше хотела…да и тех, кто только ничего не делает. Сил нет с такой квартплатой бороться…а собаку намордник враз задавит.
У: ничего не знаю, твои проблемы. Закон – не дышло, как съел, так и вышло! Решили: чистой воды покушение на убийство (достает наручники). Да ты у меня на Север поедешь, пять лет баланду из унитаза хлебать. Ничего, в архиве покопаюсь – обязательно из нераскрытых парочку влепим. Ну, там, грабеж какой, или пару карманных краж. А упрешься – почки откажут. Обе! А мне за раскрываемость – премию пожалуют…или маузер именной. С рюмкой не цепочке.
С: помилуйте, товарищи, за что же на Север?.. Я больше так не буду. Никогда.
К: тамбовский волк тебе товарищ! Будешь знать, как меня при всех убивать.
У: а больше и не надо (выхватывает из планшетки чистый лист бумаги и протягивает старушке) – пиши явку с повинной. Все пиши! Как покушалась, как ларьки по ночам грабила. Только правду пиши, потом подкорректируем.
С: помилуйте, люди добрые, какую явку, какие ларьки? Да я только…(хватается за сердце и неестественно валится на землю).
К: хорош придуриваться, Каренина. Как по заслугам отвечать, так все мертвые.
У (еще сильнее дует в свисток): запрещаю умирать! Только этого мне на участке не хватало. Гражданочка, срочно приказываю вернуться на место (наклоняется к старушке, щупает пульс, слушает сердце, шарит по карманам).
К (злобно иронизируя): ты бы ей еще искусственное дыхание сделал, Дюймовочке прибацанной (давится очередной карамелью). Тоже мне, Мата без хари.
У (расстегивает на старушке блузку): надо будет – и сделаю. Обязательно сделаю. А ты че стала, гиена, за пособничество и наговор в тюрьму захотела? Бегом медпомощь вызывать. Только мигом!
К: больно нужно (нехотя идет в сторону предполагаемого таксофону). Больно умные все стали, аж плюнуть не в кого.
У (вдогонку): да пошевеливайся живее, корова навозная!
Клавдия принципиально медленно скрывается за поворотом, участковый пытливо рассматривает через расстегнутую блузку наколку товарища Сталина в петле.
У: еще и американская шпионка!
После – припадает к губам старушки, но дует почему-то в себя. Собачка скачет рядом и радостно виляет хвостиком.
На дороге случайно появляется карета медпомощи, невдалеке останавливается, но никто не торопится выходить. Регуль отрывается от старческих губ и стильно дует в давно поникший свисток. Выходят два санитара (С1, С2), оба в черных халатах и красных китайских кедах. Спиртом разит – за версту. Причем, техническим, но от обоих. Со стороны видно, что эта встреча для них так же неинтересна, как и для участкового Регуля долгожданна.
С1 (ковыряясь в носу): что тут у вас за бардак происходит?
С2: медовый месяц на холодной траве до добра не доводит – застудиться недолго.
У (поправляя планшетку и сбившуюся набок фуражку): ребята, наконец-то! Вот, задержанная шпионка коньки отбросила – это же полный ЧеПец. Помогите – за мной не заржавеет (недвусмысленно щелкает себя по горлу).
С1: щас, на рогах в рай прилетели. Или она напасть может, или кого укусить.
С2: с этими задержанными – одна морока. Вон, давеча, ветерана в овощном всей бригадой отлавливали, так он по вентиляции удрал. Кто нам за это заплатит?
У (торопливо): ребятки, родненькие, не обессудьте. Говорю – отблагодарю, как положено (снова щелкает по красному от предвкушения кадыку).
С1: положено…кем положено?
С2: а положено у нас на все (беззубо ржет).
Санитары нехотя начинают суетиться, хватают старушку и растягивают в разные стороны за ноги. После матерной переклички, удачно сговариваются и несут в сторону машины. Правда, по дороге роняют и волокут по земле. Вскоре «пациентка», слегка шевелясь и постанывая, с тяжкой раскачки забрасывается в кузов медпомощи.
У (облегченно): куда ее теперь, ребятки? В морг или…
С1: или, как получится…с бензином кругом проблемы – так что где-нибудь по месту, на чужом участке катапультируем. Это не наши проблемы.
С2: а как с этим делом? (щелкает по горлу)
У: все путем, мужики. Вот вам, подлечитесь (оглядываясь по сторонам, протягивает две скомканные десятки).
С1: это чего, скромная милостыня…или взятка при исполнении?
С2: да ты что, начальник, и нашей смерти хочешь? Федя, выгружай тухлую мякоть обратно! Нечего казенные апартаменты за так обссыкать.
Из кабины появляется очень уж крупный Федя и за ноги пытается вытянуть старушку на проезжую часть, временами злобно поглядывая на участкового.
У (расточительно вздыхая): погодите, я скоро (тут же отворачивается и принимается расстегивать штаны. Вскоре из пристегнутого булавкой кисета выуживает сложенный пополам полтинник).
С1: ментовского стриптиза нам только не хватало.
С2: Федь, остынь пока. Можешь пока бабе искусственное дыхание сделать – ей уже без разницы, не отбрыкается.
Федя мычит и запихивает старушку обратно. Санитары принимают из рук участкового полтинник, но нагретые ранее десятки возвращать не торопятся. Следует короткий матерный диалог, первый санитар в сердцах выбрасывает десятки на землю, второй тут же их подбирает и возвращает (одну) Регулю. Медпомощь с мигалками срывается с места в направлении ближайшего магазина, а участковый радостно трет замусоленный отпечатками пальцев лоб. Собачка с лаем срывается за медпомощью и…скрывается под колесами иномарки.
У: фу-уф, пронесло. Проблем мне с утра не хватало – еще целый день впереди. Всю заначку выжали, гады больничные. А еще и медики, клятву Соломона давали.
На горизонте, шатаясь и сплевывая, появляется Клавдия Петровна Гак. Ее мутно разящие водкой и пивом глаза выражают полное непонимание международной обстановки, а руки теребят заскучавший без мяса беляш.
У: тебя только за смертью посылать. Что, дозвонилась?
К (жирно проглатывая калории): не-а, двух копеек не было. Да и номер забыла.
У(шепчет в сторону): вот бестолочь.
К (вытирая об себя руки): что, убегла преступница? Э-эх, говорила тебе…ничего, щас к ней домой отведу (пошло виснет на Регуле и пытается чмокнуть в покосившийся погон).
У: не убегла, а отъехала…в мир иной. На карете, с оркестром и цветомузыкой. Кстати, с тебя полтинник, санитарам целую сотню отдал.
К: денег нет…и не бывает. А натурой – хоть щас отдам (лезет пальцами в кобуру).
У: «натурой»…это ты и так отдашь, мне бы денег.
К: схоронили, черти, голубку нашу (искренне плачет). Меня не могли подождать?
У(прижимает к небритой щеке): ну, ничего, ничего, не стоит так расстраиваться… Теперь я тебя вмиг поправлю. И утешу.
К (отстраняясь от слез): это ж, помянуть бабку не мешало. За упокой хапнуть…Хорошая соседка была. Приветливая…
У: ничего, ничего (лезет бабе под юбку, та щекотливо регочет). Э-эх, где наша не пропадала?
К(подмигивает в сторону арки): там – не пропадет, это уж точно. Только бутыль взять надо, на стол поставить. Чтобы по-людски…
У: все будет, рыбка моя…фаршированная. На то я и закон, чтобы все чин-чинарем делать: и выпить, и постелить!
К: на то я и баба, чтобы чисто густо, а блюсти…эту, как ее, чем замуж выходят…
Обнявшись, поборники нравственности и чистоты удаляются в сторону поспешно открывающихся магазинчиков и разливаек. Как говорится, по просьбам трудящихся. Туда, где хищно бродит наркомания, преступный элемент и нелегалы. Туда, где в корень распоясались старики и творят, что хотят. И, главное, где хотят. Игривая собачонка, хромая, не понимает всей сложившейся ситуации и игриво скачет возле Клавдии Петровны и даже норовит вскочить ей на руки. Та неуклюже брыкает «шавку» ногами, а участковый Регуль игриво метит в животное из табельного оружия. Все весело смеются и скулят. День обещается быть хорошим…
Опускается траурный, но салатово-розовый занавес. На нем – красный крест и логотип «Муниципальной скорой помощи», реклама водки «Довгань», лозунг «Заплати налоги – и мри спокойно». На сцене появляются трезвый, но придурковатый участковый, еще больше пьяная Клавдия Петровна с годовалым ребенком на руках, санитары выносят на носилках старушку, которая радостно машет зрителям и смачно жует бутерброд с ливером. Рядом скачет собачонка, и все норовит выхватить деликатес из цепких, не отягощенных сердечным приступом, рук. Вскоре появляется Федя, с интонацией, но заикаясь, вычитывает гениальные строки из Маяковского «Про что-то там хорошо и всегда плохо».
Аплодисменты перерастают в бурные овации и сливаются с выкриками «Даешь пенсию» и «Руки прочь от нашего бутерброда». Звучит легкий еврейский вальс.