….для этого нужен лучший нож, Император всех ножей. Не штык-нож, казённая сталь которого слишком хрупка и ненадёжна. И не пошлый, тонкий католический кинжал, отвратительный, как язык змеи.
Обоюдоострое, широкое лезвие, тяжёлое, что бы при хорошем ударе ломались кости. С хищными зазубринами и кровостоком, слегка искривлённый, тускло сверкающий символ истинной власти, знак превосходства грубого насилия над покорным ему трусливым бытиём.
Недостойные, слабые руки никогда не позволят себе потревожить такой нож. А если никчемное любопытство, всё же, пересилит, злой металл без труда вырвется из дрожащих объятий, отсекая глупые, беспокойные пальцы, усмехаясь их брызжущим, липким воплям.
Только руке твердой и гордой он готов подставить свой надёжный, обвитый кожей фаллос рукоятки. Только так, ощущая сухость уверенного захвата, становится он смертоносным продолжением лучевых костей, разящей дланью, указующей ничтожествам их место.
Он не признаёт слов, кроме проклятий и стонов битвы, для него нет другой пищи, кроме последнего вздоха раненых, и нет ножен, лучше горячей, агонирующей плоти.
Вот он лежит, на бархате алтаря, под эффектно направленным лучом, пренебрежительно отрешённый от сотен тысяч вожделеющих и маслянистых взглядов. Даже через странный прозрачный колпак он чувствует вонь потеющих ладошек, слышит, как колотятся от кровожадных грёз трусливые сердца. Никто, никто в бесконечно тянущейся веренице любопытных, не взглянет на него, как на равного. Никто не пройдет, не облизнув, украдкой, пересохшие губы, не сжав, напряжённо, кулачки от несбыточного желания.
Нож дремал под негаснущим светом, как до этого дремал в сумрачных дворцовых покоях, а потом в душных объятиях песков, а потом снова в каких-то глухих тайных комнатах очень и очень долгое время. Но однажды шаги разбудили его. Не бесцельный топот зевак, и не шарканье вечных старух, а твёрдый, уверенный стук, отлетающий от стен знакомым эхом. Нож в предвкушении осклабился всеми зубцами.
Незнакомец шёл, не глядя по сторонам, а только внутрь себя, безошибочно приближаясь к цели. Глупый, хрупкий куб несколько удивил его, единственного взмаха хватило, что бы превратить призрачную преграду в поток звенящих осколков. Коротко улыбнувшись, он приветственно положил руку на прохладный металл.
Стеклянная крошка разметалась по полу, но странный звон не прекращался. Нож ощутил, как знакомо сомкнулись вокруг рукоятки крепкие пальцы. Большего ему не требовалось.
Первой отлетела к стене старуха с повязкой на руке, вздумавшая орать. Нож рассёк ей лицо, глубоко, поперёк. Следующими были двое в пятнистой одежде, в ужасе отмахивающиеся гибкими чёрными палками. Нож, жадно, как молодой любовник, вгрызался в их хилые тела, щёдро орошая место своего заточения.
Сбрасывая с себя струи крови, нож снова привыкал к давно забытым ощущениям. Мерно покачиваясь, он чувствовал крепкую ладонь своего старого хозяина...