Если так ждать

Светлана Кузнецова
Когда я подходила к подъезду, доставала ключи из сумки, я думала о письме. Мерзли руки. Я думала о нем на работе. И читая книгу в метро, и в пустом автобусе, по желтой пыли стекла ползли тени ветвей…
Никто не видел моего лица. Я подошла к своему почтовому ящику, опуская глаза, но сначала бросая туда взгляд, мучительный, быстрый. Его там нет, говорила я себе. Открыла ящик. Он был пуст. Я вложила туда ладонь. Но ведь раньше я находила там другие письма…
Ладонь сохраняла холод и шершавость этого ящика, темного и маленького, в который, быть может, завтра… упадет, сам не зная своего веса и необходимости, белый конверт с черными буквами.
Я не буду в состоянии сосредоточить на них взгляд, чтобы убедиться, что это не ошибка, я закрою глаза, мне будет казаться, что весь мир смотрит на меня, и видит свет моих глаз даже со спины. Хотя около ящиков никого не будет. Я буду пытаться совладать с радостью и из-за этого упущу момент, когда можно было бы понять или почувствовать что-то другое. Я буду исступленно улыбаться. Не выпадая из естественного бега времени, чтобы ничего не испортить окончательно, я донесу конверт до своей комнаты в крепко сжатых пальцах, и неся, буду ощущать остро, острей, чем сумку на плече, чем ботинки на ногах, буду ощущать присутствие письма, освобождение сна, осуществление. Редкость этого мига. Я буду оглушена. Я словно бы соединюсь с реальной жизнью, когда вдруг перестаешь видеть себя со стороны, и вдруг оказываешься в самой себе. Неся письмо, еще не открытое, но в мыслях уже яростно сдирая с него конверт, я вдруг перестану бояться, что оно не придет. Вся жизнь в один миг станет удачей. Конечно, я слишком потороплюсь, но я знаю, что не справлюсь с радостью, с ликованием, с гордостью. Почему-то неестественно медленно (и тоже теряя что-то при потере скорости) открою конверт и что-то оттуда достану. Скорее всего, это будет письмо, написанное на польском языке черными чернилами и неразборчиво. На одной или двух листах в клетку. Там могут быть еще фотографии, и какие-нибудь приписки на листочках.
Но, оставляя за собой все эти этапы, я еще не буду знать, в чем он осмелится признаться, каков смысл и значение того, что он написал мне. Поэтому я сяду на кровати, или где придется, и буду раскручивать строчка за строчкой, с максимальной скоростью. Расшифровывать и тихо смеяться от счастья. Буду искать. Буду ждать знака, намека, перечитывать места, где он проговорился случайно, важными будут и те, где он это сделал умышленно.
Я прочитаю его несколько раз, чтобы понять то, что ускользнуло, что хранится на полках фраз. Я вытащу его фотографии и его предпоследнее письмо. Он снова станет живым и присутствующим, он словно бы приедет в Москву.
И тогда в течение нескольких дней цветок будет расти гигантскими темпами, как младенец, пока не кончится вдохновение строчек. Придет момент, когда рост остановится, замрет, и заснет в моем конверте на две недели, в ожидании, пока там, на другом конце жизни и реальности, его разбудят нетерпеливые пальцы, овевая незнакомым воздухом и поднося к свету глаз.
Я сажусь в кресло, и мне снится. Я погружаюсь в реку времени, которая плывет передо мной, и мне видится.
Я не могу заснуть, потому что в снах встречаю его редко, а когда не сплю, он со мной. Единственно настоящим становится все, что связывает меня с ним. И моя любовь знает то, чего пока не знаю я, и обращаюсь к ней как к зеркалу, я начинаю видеть знаки.
И я дивлюсь, как независимо, как бы извне, приходят мысли, что мы будем вместе, - этого никогда еще не было (точно не было, я знаю, потому что давно этого ждала). Даже тогда, весной, год назад, когда я поверить не могла, что он такие вещи мне пишет.
Только одна мысль способна примерить меня с тем, что письма еще нет. Тот, кто делает со мной все это, делает это со мной не просто так.
Ждать можно очень и не очень. Что значит ждать письма? Ждать – это активная деятельность, это каждый раз надеяться, что чудо случится именно сегодня. А почему бы и нет? Но ни сегодня, ни вчера, ни в пятницу чуда нет. Это каждый раз спускаться к почтовому ящику, следить за временем, когда приходит почтальон. Это чувствовать минуты. Это впадать в отчаяние, терять веру и волей стараться ее вернуть. И жить ею. Снить об этом сны, считать дни. Это проклинать, это умолять. Кидать ключами в стену. Спрашивать «почему?» Видеть луну и просить ее передать ему привет. Это пытаться внушить себе, что я не жду письма. Чувствовать, как меня тошнит от этого вранья, и в конце концов в слезах признаться себе, что я нуждаюсь в нем. Чтобы знать больше. Чтобы потом делать глупости от счастья или от горя.
В лифте всегда приходят успокоительные мысли, и начинаешь что-то понимать: правду или хотя бы догадки о ней.
Лифт открылся на моем этаже, но на площадке его не было, даже не было его следов. Отец был дома и еще приехал брат, они спросили, почему я плачу.
Вчера я сняла квартиру. Сегодня пакую вещи. Без специального возбуждения, страха или тревоги. Абсолютно спокойно.
Пятница. Письма нет. Всегда кажется, что если утром не пришло, то ведь еще будет вечер. А вечером, даже если это пятница, сначала кажется, что надежды нет вообще, что это уже навсегда. Потом надежда переносится на следующий день. И хорошо, если он пролетает быстро, хорошо, если что-то отвлекает от ожидания, если ты замечаешь жизнь вокруг себя. Если это пятница вечер, то плохо дело, письмо не пришло на этой неделе, и надо ждать понедельника. На субботу мало надежды.
У меня есть одна его фотография, где он смотрит в объектив. На других – нет. Когда я посмотрю на нее, то некоторое время во мне живет удивительное чувство, что я не одна, что все вокруг меня озарено светом его присутствия. И в эти минуты, если вслушаться, то становится ясно, что письмо придет. Когда-нибудь, но непременно.