запись 10 дневник д. Петрова

Кузьмин С.В.
Нынче меня удивил и позабавил Аксель. Я давно заметил, что он немного похудел, и его лицо не покидает гримаса ужаса, когда он приносит мне в кабинет кушанье с кухни; приходящая кухарка готовит превосходно рагу из кролика и свиные котлеты.

– В чем дело, Аксель? Ты чем–то недоволен? – поинтересовался я, видя, как мой темнокожий слуга забился в угол. Белый тюрбан на его голове мелко дрожал.

– Ах, мой великий господин, не наказывай своего неразумного слугу! Я больше не могу работать у тебя, – Аксель упал на колени и умоляюще поднял руки, сложив их ладонями вместе.

– Почему, Аксель? Разве я плохо к тебе отношусь? – несказанно удивился я.

– Вовсе нет, о божественный мулла! Твоя ученость – глубже бездн Океана, твой ум острее Зуфагара, меча пророка. Подобно ангелам, очистившим Мухаммеда, ты даешь жизнь умирающим, но я не могу видеть, как ты губишь себя нечистой едой. Я все равно попаду в ад, ибо нахожусь среди нечестивого народа, но не могу допустить, чтобы мой господин погубил себя...

– Чем же? Мне уже интересно, – рассмеялся я высокому слогу Акселя.

– Ты должен знать, мой господин, что всемилостивый бог устами его пророка Мухаммеда предписывает не употреблять в пищу свиного мяса, говядины, кроликов, справедливо называя их нечистыми. А ты, мой господин, губишь себя этой едой. Пророк запрещает дотрагиваться до трупов и повелевает беспрестанно омывать свое тело, чтобы очистить душу...

– Ну-ну, Аксель, подожди. Вещи сами по себе ни чисты, ни нечисты. Грязь нам кажется грязной только потому, что она оскорбляет наши чувства или наш взор. Мысль о том, что прикосновение к трупу оскверняет нас, возникает только оттого, что сам вид мертвецов нам тягостен и неприятен. Но я врач, и это моя работа. Животные тоже сами по себе ничуть не грязнее нас. Если бы наше обоняние не протестовало против того естественного запаха, что присущ всем животным, то как бы мы узнали, что эти животные  нечисты? А кролик-то чем провинился? Чистейшее животное, между прочим.

– Господин! – взмолился Аксель. – Но он же – жвачное животное! Да еще копытное, как и свинья – это скопище бесов и джинов!

– Кто тебе сказал, что кролик – жвачное, и с копытами? – подрастерялся я.

– Книга Леви, по мудрости сравнимая с другими откровениями пророков, говорит, что зайца есть нельзя потому, что у него копыта не раздвоены и что он жует жвачку.

– А кого же можно употреблять в пищу? – заинтересованно  спросил я.

Аксель облегченно перевел дух, уверенно продолжил:

– Нельзя есть сокола, чайку, цаплю...

«Ну, этих и сильный голод не сам не захочешь», – подумал я.

– ...можно: курицу, голубя, утку, гуся, индюшку...

«Губа не дура», – хмыкнул я про себя.

– Из всех пресмыкающихся, ходящих на четырех ногах, можно есть только тех, у кого есть голени выше ног, чтобы скакать ими по земле; из них употреблять в пищу6 саранчу с ее породою, салам с ее породою, харгол с ее породою и хагаб с ее породою.

«Ого, саранча у них уже пресмыкающееся!» – восхитился я, а вслух сказал:

– Аксель, расскажи, что говорят про свинью, почему ее нельзя есть, – попросил я, надеясь пополнить свои знания и обязательно занести в свой дневник рассказ слуги.