Иные, нелюбимые. газета Зарубежные задворки

Neivanov
Иные, нелюбимые.

Господи, как же я их любил! Особенно, когда соберётся их путём загадочным и таинственным много – не много, но, хотя бы, не мало. Ведь редко, но бывало же, бывало! И, что любопытно, никаких проблем, мол, ой, сколько вас тут! И как же всем место найти?! Нет, ничего подобного, всё прекрасно организовывалось, все как-то рассаживались или там, вы уж простите, раскладывались. Короче, распихивал кого - куда и всем было хорошо, а мне – лучше всех.

Я с такой нежностью к ним относился, просто, можно сказать, по-отечески! Это, когда их совсем мало – по-отечески, а когда понемногу соберутся, так даже где-то и по-сыновьи. Обнимешь их, бывало, (а приятно, чёрт подери) и спрашиваешь с мягким укором: «Ну, родимые, где ж вы раньше-то были? А? Я тут так мучался без вас, как же мне вас не хватало!» И скупую, мужскую слезу смахнёшь ненароком, незаметно так, будто нос зачесался...

А какие красавицы были, У-у-у-у, нынче таких нет. Нет, нет, днём с огнём, в музее разве что. Кому они мешали, я вас спрашиваю!? Ведь все, все полегли! И за что? За очень сомнительную идею. Как всегда.
Теперь спохватились многие, сомневаются, мол, может, и не стоило, ведь хороши же были и внешне и вообще, внутренним, так сказать, содержанием, да что уже сделаешь? Нет их больше. Нет и всё.
А какие были лица! Одухотворённые, живые. Даже, я не побоюсь этого эпитета, радостные, не в пример современным то! Одни Братья Гримм чего стоили! Я, помню, просто заново в их сказки влюбился!
А Шуман! А Гаусс, помните Гаусса? И эта, как там её, лупоглазенькая, зеленоватая такая, помню, тоже ничего! С ней и в кабак не стыдно было закатиться, лупоглазенькая, так что? А кто без греха, тот пусть и не идёт. Но братья Гримм, они были как-то, вот, убедительнее, масштабнее, даже крупнее, я бы сказал...

А теперь пришли ЭТИ. Их никто не любит, хотя они везде. Даже в отпуск куда поедешь – они тут как тут, вернее, там, как там. И приходит их меньше, и уходят они быстрее, и нет у меня к ним родственных чувств, а главное – у них ко мне. И выглядят они хуже, и жить с ними противно, а без них – вообще немыслимо, и называются они как-то нелепо, с издёвкой – ЕВРО.


В память об ушедших Немецких Марках ( DM ) я приведу имена тех, кто был на любезных моему сердцу портретах:*

5 ДМ - Писательница Беттина фон Арним из Франкфурта, ставшая писательницей лишь после смерти мужа.
10 ДМ – Математик и физик Карл Фридрих Гаусс; (напомню: единица магнитной индукции - Гаусс, постоянная Гаусса, теорема Гаусса и список очень велик;
50 ДМ – Архитектор Бальтазар Нейман;
100ДМ – Пианистка, лучшая исполнительница Брамса, Шопена, Бетховена, музыкальный педагог (и лишь только после этого) жена композитора Роберта Шумана;
200 ДМ – Один из основателей науки гематологии, лауреат (совместно с Ильёй Мечниковым ) Нобелевской премии в области медицины за открытия в иммунологии Пауль Эрлих (кстати, единственный правоверный еврей в этой компании);
500 ДМ – Художница Мария Мериан, родившаяся в 1647 году и переехавшая позже во Фризляндию и далее в Голландию
1000ДМ – И, наконец, «сказочная» купюра, на которой изображены братья Якоб и Вильгельм Гримм. Мы знаем их, как авторов известнейших сказок, но сказки были их «побочным продуктом», а главным образом они были филологами и германистами и занимались историей языка.

* Данные о портретах приведены по материалам русскоязычной прессы в Германии

P.S. Любопытно то, что обстоятельные немцы перед началом употребления новых денег сделали сравнительный тест качества купюр DM и €. Марки победили по всем параметрам. Они успешнее выживали после стирки, глажки, купания в стрёмных жидкостях и прочих издевательств, а монеты не вызывали аллергию у продавцов. Только вот судьба их была предрешена. Они пали жертвой объединённой Европы.