Петрович прятался от Марьи Степановны и мира, забившись в темную подсобку.
Он запрокидывал в зубастую глотку стакан за стаканом и чесал волосатое крыло.
- Херувим херов,- изрекал Петрович, поплевывая через левое плечо на бюстик Бильжо.
Бильжо шевелил гипсовыми бровями и молча хмурился.
- Володя, а где жизнь?! Жизнь где, тебя справшиваю, овца ты юбилейная?
Володя молчал.
Кто знает - может, из солидарности с Андреем Бильжо, а может, потому что он был уже не в состоянии.
- Мудак ты, Володя. Трагический. Такую страну прое@ать...- всхлипывал Петрович. - Но все равно с Днем тебя, Ульянов. С Рождением.