А ты поедешь на флот.
Сейчас, если попытаться начать рассказывать о моей действительной службе, то будет трудно выбрать – с чего собственно начинать.
Можно, как в дембельском альбоме начать с повестки – смешно, но повестка моя, в самом деле, сохранилась. И лежит как раз в альбоме с фотографиями того времени. Хоть надо заметить, что самого дэмэбовского альбома – всё-таки не дембельского, на флоте так не говорят - у меня нет и не было, чисто из принципиальных соображений. Хотя сейчас смотришь назад и жалеешь – надо было делать. Хоть это занятие и казалось из глупейших. Но… время проходит и жёсткость былых суждений не вызывает отклика.
Прикольные были альбомы у пацанов, и если бы у меня был такой же, то это никоим образом не повлияло бы отрицательно ни на кого. Урод я был ленивый, вот и всё. Вот и все принципы. Хорошо, хоть фоток десятка два есть. А то вообще б…
Ну, да не об том речь.
Можно начать непосредственно с того, как вошёл в ворота своей первой воинской части…
Можно отбросить всё, как прелюдию и тогда уже придётся отталкивать от моего первого шага на палубу своего корабля…
Но… вот только… это будет не честно.
Армия началась для меня далеко не вдруг.
Так уж сложилось, что, будучи курсантом высшего инженерного училища, в городе Калининграде, я сразу, то есть ещё даже до начала учебного процесса фактически попал в самую что ни на есть настоящую армейскую (или лучше всё-таки - флотскую) атмосферу. Командиры, роты, служба, наряды, гальюн и камбуз, а даже самоволки… мало чем, положа руку на сердце, отличалось наше курсантское житьё-бытьё от взрослых флотских забот и будней – а мне ещё потом много лет удавались поводы всё это между собой сравнивать… Кардинальное значение и отличия имели только широты мест прохождения, а темп и заботы были очень схожи.
Ну, так что… я пожалуй и начну с тех лет юных, курсантских...
Причём, как кажется, даже нет необходимости соблюдать хронологию и связывать между собой какими-то объяснениями те или иные события. Ведь какая, по большому счёту, разница… было это тогда или после, или ещё даже после, чем после. Главное, по мнению большинства - и меня в том числе – это было в принципе…
Вперёд.
Сначала два сентиментальных эпизода…
Впрочем, это я так – больше предварять свои выступления какими-то комментариями не буду...
Калининград – это особенный город. Мало кто, если он там бывал, со мной в этом не согласится.
Ни на один город в мире он не похож, и никак не принадлежит ни Европе, ни Азии. Это отдельный континент, факультет сюрреализма. Город, в котором студенты технологического института, знают, что учатся в здании бывшего гестапо… где каждую Пасху на площади перед памятником Ленина появляется настоящий человеческий череп с вложенными в глазницы крашенными яйцами… где регулярно, опять же на Пасху, красят яйца бронзовым быкам, символизировавшим когда-то немецкое юридические обвинение и защиту… где, чтобы отыскать канализационную или водопроводную трубу, необходимо рыть геологические шурфы вокруг окрестных домов, но регулярно вызывать сапёров, ибо неразорвавшиеся с войны снаряды попадаются гораздо чаще, чем искомые трубы… короче, можно перечислять и перечислять…
Совершенно отличный от всего существующего на планете и по архитектуре, и по менталитету жителей.
Город, смешавший прошлое с настоящим, где есть то, чего в любых других местах попросту не бывает, ибо этого и не может быть никогда…
Почему я там оказался…
Я приехал в Калининград не только из-за своего отца, который всегда рассказывал о городе интересно, тепло и лестно, но, конечно, «большое спасибо» родному дяде Юры Клыкова.
Юра мой друган был в детстве, а дядя у него был моряком торгового флота – механиком, как помнится. И вот у Юрки был целый мешок дядькиных морских фотографий. Буквально мешок – в углу стоял, как у иных картошка… и фотки, с морей и континентов, зацепили меня, неокрепшего духом, по самое по глубоко – так, что решил и я стать моряком.
Ну, тут Калининград – самое оно…
Не знаю, что я сказал бы сейчас Юриному дяде, встреться мы… Детские грёзы уже как минимум дважды осуществились, но и плеваться за это в судьбу, когда сам на себя эту долю с таким упорством натягивал…
Но всё же, лучше бы дядя Леонид (надо же, и имя вспомнил!) свои фотки не племяннику бы отправлял, а раздаривал бы бабам, что ли… «Твою мать!» - сказал бы я ему, - «что ж ты мне, сука, всю жизнь испортила?!» (с) Да?..
Но начиналось всё смешно и романтично, и что самое главное - ОЧЕНЬ многообещающе…
«Сяду я у дома в красный трамвай…» (с)
Я ещё сдавал экзамены, когда однажды, после очередной какой-то вылазки, возвращаясь домой в красном трамвае, вдруг отчего-то крепко задумался… и забыл выйти вместе со своми пацанами на площади Победы. А очнулся только около КТИ (как раз то самое гестапо), То есть уже на следующей остановке…
А какие тогда были трамваи – загляденье, если вспомнить - полупустые ездили, из них девушки улыбались прохожим, и наоборот… Впрочем и трава была зеленее, это без вопросов…
Так вот, очнулся я на следующей остановке и вдруг понял, что грежу наяву – стоит около газетного киоска моя одноклассница Ирка Леонова (это за три тыщи километров от её родного города, в котором ей, по всему, и положено бы, кажется, быть…) я с ней только что в Джамбуле, около поликлиники виделся, и ещё подумал – до чего же красивая, блин, жаль я её больше никогда не увижу… жизнь – жестянка.
Трамвай стоял ровно столько, сколько понадобилось мне, чтобы прийти в себя, и, не торопясь в своём растерянном спокойствии, подняться с места и пойти на встречу… невозможному, или лучше сказать, невероятному...
Леонова выбирала газету, а я несколько минут стоял рядом, сравнивал её лицо с тем портретом, что хранился у меня в голове в архиве данных – и по всему получалось, что всё очень-очень похоже, не смотря даже на то, что она сама меня никак признавать не хотела, хотя уже два раза взглянула в упор, а не мельком…
Но я решил, что пора прояснить ситуацию – ведь был когда-то в неё по уши влюблён. С третьего класса, как минимум - на целых два, если не на три года… потом нас по разным классам растащили…
Или-или, короче!
В душе, конечно, понимал, что никакая это не Леонова. Но… в чудеса ведь тоже хотелось верить.
- Девушка, - обратился я к ней, и в тот же момент пожалел об этом, натолкнувшись на безразличный взгляд. Но продолжал, с решительностью обречённого - безо всякого выражения и тени эмоции договорил заготовленную заранее, но как уже виделось совершенно наивную и идиотскую фразу, - вас случайно не Ира зовут.
Когда девушка за это посмотрела не меня с презрительным ужасом, я готов был провалиться… Ну, и объяснять ей, как она похожа на мою одноклассницу, к тому же давнюю любовь, я стал бы теперь разве только под пытками. В голове мелькнула тень мысли о том, что какой классный, бля, был вечер, и надо ж было на эту суку нарваться – хоть и красавица, а ща пошлёт меня на три развесёлые буквы, и проводит с присвистом, за калининградками это ни разу не заржавеет…
…лицо девушки закаменело, она подняла голову и… как знаете в киносказках, когда заклятье с людей спадает… у неё вдруг проясняются глаза, и она с оглушительным визгом: «Валерка!!» бросается мне на шею…
Я от неожиданности чуть в киоск через стекло не впрыгнул…
**
На КПП перед главным учебным корпусом встретился мне один знакомый - старшекурсник. Рядом с ним крепкий, немного какой-то ощетиненный парень в гражданке. Я поздоровался. Оказалось, что это, мол, давний приятель-сокурсник моего знакомого. Он месяц как пришёл с армии, куда попал из-за отчисления из КВИМУ с третьего курса. Сейчас пришёл поговорить с начальником военно-морской кафедры Смирновым, от которого в очень большой степени зависит его восстановление…
И тут меня в двух словах посвятили, что своим отчислением он тому и был обязан, что ПОДРАЛСЯ когда-то со Смирновым, и вроде как просто из-за несовпадения взглядов на то, какой должна быть форма одежды…
Мой знакомый напутствовал парня:
- Ну, давай Серёга. Ты там поспокойней… Ты же знаешь, какой он – любит, чтобы перед ним во фрунт… Но мне кажется, что у тебя всё получится – два года прошло, и ты в армии отслужил… а он всегда к армейцам хорошо относился… попробуй.
Парень сосредоточенно тончил губы, слушал, потом покивал головой и сказал:
- Ладно, пойду пробовать…
Когда он вошёл в здание, я спросил своего знакомого:
- А чо они подрались?..
Тот в ответ улыбнулся и даже гоготнул, прежде чем начал:
- …Смирнов однажды на построении схватил нашего Серёгу за не глаженный гюйс и стал, знаешь, так тыркать ему в лицо - под вид того, что… «что это, мол, за тряпка, товарищ курсант?!! Это что - гюйс? я вас спрашиваю?!!» А Серёга вообще-то никогда не отличался особой сдержанностью – и тут надо сказать, что строй просто замер… вся рота в ужасе ждала, чем всё кончится… И короче… Серёга не выдержал – естественно, все того и ожидали, кроме самого Смирнова, само собой – в общем, Серёга вывернулся… гюйс, там пуговицы - в разные стороны… и ка-ак уеБАЛ Смирнову в глаз!.. Тут народ, я тебе говорю, просто выпал в восхищении! А сам Смирнов, представляешь, хоть чуть только не упал, но, не задумываясь, тут же подскочил и влепил Серёге в глаз в ответку!.. Ну, и пока их растащили, они, понятно, ещё по паре раз друг другу по разным местам по****или – но фофаны потом были у обоих, что прикольно, под левым глазом… Потом это дело естественно замяли – сам понимаешь, преподаватель… и вдруг такая обоюдная драка…. Но Серёгу всё таки отчислили - за халатное отношение к посещению занятий на кафедре ВМФ… А теперь он хочет восстановиться. Но это возможно только если ему Смирнов индульгенцию на все грехи выпишет… хотя может и выпишет – два года всё таки прошло…
Между тем мы тоже вошли в учебный корпус, где за тяжёлыми двойными дверями сразу попадаешь в огромный красивый холл – прямо перед тобой центральная мраморная лестница, вокруг добротный морской антураж… а дверь на кафедру ВМФ от входа сразу направо.
Мы с моим знакомым остановились, чтобы почитать объявления и приказы, обычно во множестве вывешенные здесь в холле…
Вдруг дверь кафедры ВМФ с грохотом распахивается, все оглядываются – из дверей со зверским выражением лица и с отчётливым фингалом под левым глазом выходит наш Серёга, поворачивается и кричит в проем, в кафедру, басом:
- П И Д А Р А С!!!
С силой захлопывает дверь. На наше немое изумление отвечает лишь досадливой гримасой и выходит из училища.
Через секунду – то есть не успеваем мы даже как-то отреагировать, опять распахивается дверь кафедры, и из них вылетает Смирнов - тоже с фингалом, пожалуй ещё более отчётливым, чем у Сереги и тоже под левым глазом:
- ГДЕ ЭТОТ ПИДАРАС?!!!!
**
Короче, на романтику времени нет.
**
Ходили упорные слухи, что офицеры в училище - командиры рот и преподаватели на кафедре ВМФ попадали туда после того, как их списывали за провинности с действующего флота.
Это странно, учитывая реалии – ведь в последующие годы получить подобное тёплое место на берегу станет чуть ли не мечтой каждого. Но в то время вроде было так.
И в принципе допускаю, ибо времена очень изменились. Это видно хотя бы из примера эволюции отношения к двум известным морским факультетам – Радиотехническому и Управлению морским транспортом. Ещё в начале девяностых конкурс на радиотехнический был не менее десяти человек на место, а в УМТ мог попасть любой, кто не сумел набрать необходимых баллов - то есть в управленцы стекались посредственности. Теперь же всё наоборот – УМТ-эшники числятся в перспективных и преуспевающих, а радисты вообще перестали существовать как класс, хотя факультеты ещё почему-то остались…
Вообще-то, я тут недавно справлялся у людей, знающих предмет – они мне подтвердили, что тогдашние наши представления о флоте, провинностях и списаниях на берег в самом деле не соответствовали действительности… Но, короче, вот военные легенды Калининградского Инженерного Морского Училища (КВИМУ)…
Один наш капитан третьего ранга, по кличке Пельмень, очутился в преподавателях, попав в историю, которую нужно было бы вписать в анналы…
Ещё будучи действующим моряком, он однажды предстал перед непереносимым искушением. Заступив дежурным по дивизии (а может по штабу), он случайно – может, нет, но стал свидетелем того, как в некий сейф поставили литр этилового спирта, шила по-нашему, в стеклянной бутыли, едва вместившейся там, и заперли…
Так вот, оставшись один на один с сейфом и имея в перспективе скучное дежурство в безрадостную ночь с субботы на воскресенье и без каких либо перспектив, он круги наматывал вокруг сейфа, раздумывая, как бы взять, да и вынуть из него веселящее содержимое. Но ключей ему не оставили, а взломать опечатанный сейф – преступление… И всё таки он к исходу вечера додумался – под сейф он подставил чистый тазик (обрез), и стал стучать сейфом о стену - наклонял сейф, отпускал его, наклонял, отпускал. Бутыль, в конце концов, разбилась, шило стекло в тазик, Пельмень процедил жидкость, и ночь пролетела как в сказке…
В понедельник ему вставили, по не могу, потому, как в сейфе размокли и пришли в негодность какие-то секретные документы, оставленные там до понедельника… Пельменя понизили в звании и списали на берег.
Другой преподаватель был когда-то командиром корабля. И по легендам, он во время учений стрельнул торпедой по береговому кафе, приняв его огни за пароход условного противника – и хоть торпеда не была боевой, но, поговаривают, доставила немало переживаний и посетителям, и персоналу...
Соврал бы ещё что-нибудь, но уже ничего не помню…
Безусловно самым ярким представителем военно-морской касты был начальник ОРСО капдва Бойко.
Это человек-легенда.
Спросите любого квимовца, и вам с улыбкой подтвердят, что большего перца никто в жизни и видеть не мог.
Поразительно, как человек умел органично нести полную чепуху типа «эй, вы трое – идите сюда оба!», не разу не выйдя из образа, и, причём, на протяжении не дней, не месяцев – лет!!
Первая встреча с ним была по поводу развода на работы. Он сам повёл некое подразделение первокурсников к придорожной алее и объявил, что им необходимо выкопать канаву «вот от этого дерева и до вечера».
Курсанты восхитились, но начали копать… Правда потом вместо водопроводных труб, предположительно проходящих в этом месте, начали высвобождаться из земли неразорвавшиеся снаряды времён войны…
Сапёры приезжали раз пять.
Канава рисковала остаться не выкопанной. Бойко нашёл простое решение: «найдёте ещё снаряд, выкладывайте его в один ряд, к приезду сапёров завтра»… По-честному, снаряды всё равно не взрывались – ведь среди нас нашлись ублюдки, которые били по ним ради адреналина лопатами.
Вообще интересных фраз им (Бойко) было сгенерировано тысячи, жаль я тогда не взялся их записывать…
Войдя однажды к нам в кубрик, он сразу метнулся к старой тумбочке, открыл её и повернулся с поднятым вверх и хищно изогнутым указательным пальцем:
«Ручка на тумбочке должна быть ЧТО?..»
И мы с ужасом и недоумённо силились понять, чего он хочет. Бойко провозглашает:
«Правильно – БЫТЬ!»
Не все и не всегда могли понять его, но вот жесток он был, прямо скажу – в меру… Хоть боялись его жутко, особенно курсанты младших курсов, но наказания редко отличались друг от друга – «ТРУДОТЕРАПИЯ» и всё. Это было его ноухау, его принцип воспитательной работы - и теперь не могу не согласиться с действенностью такого воспитания…
Раз он поймал моих сокурсников Калугина и Горшкова – те прогуливали лекции, к тому же перекуривая в неположенном месте. Вообще-то за подобное можно было ожидать всего – даже отчисления, если на то пошло… Бойко потащил обоих на задний двор общаги, показал им на огромную лужу, которая там по обыкновению после каждого дождя разливалась. «У лужи должно быть ЧТО?.. Правильно – СТОК! По исполнению доложить». Минут десять, не больше, ушло на исполнение, то есть на откапывание желобка, по которому лужа благополучно стекла в канаву. Пошли докладывать, полагая, что так просто это дело не кончится – а Бойко просто им кивнул: «Молодцы». И всё.
Причём именно с этой лужей и с рожами этих самых курсантов у него должны были оставаться совсем недавние и неприятные воспоминания…
Калугин незадолгим стянул из химлаборатории металлические натрий и калий. По идее натрий должен бы в воде взрываться. Ради пробы закинули по хорошему куску прямо с пятого этажа в ту самую лужу, благо она была прямо под окнами, и стали ждать… Тут же из-за угла появляется Бойко, видит свесившихся из окна Калугина и Горшкова, которые от неожиданности забыли спрятаться и потеряли дар речи – Горшков только слабо что-то мычал и делал рукой предупреждающие знаки – типа, «туда не ходи»… Но Бойко, естественно, наоборот заинтересовался, подошёл к луже, вгляделся в плавающие по поверхности булькающие блестящие кусочки… Рвануло так, что брызги долетели до пятого этажа. Горшков с Калугиным понеслись сломя голову куда-нибудь прятаться. Вслед им неслось что-то угрожающее, типа: «Еб вашу в бога в душу!!»
Хоть взрыв безобидный – только столб брызг, но неприятный, конечно же.
Только Бойко тогда в роту так и не поднялся…
Говорят, какой-то полудурок из абитуры хотел убить его, сбросив на него с того же пятого этажа ведро со строительным мусором… Не знаю, но кажется, за это уже можно было бы и башку оторвать… Бойко пытался отыскать идиота, но и даже здесь не особо усердствовал.
Надо ещё вспомнить, что внешность у начальника ОРСО была устрашающая – топорщащиеся черные усы, вытаращенные глаза, плюс громкий, очень резкий голос… Прозвище носил – ТАРАКАН.
«Таракан, таракан, тараканище, почему у тебя такое ****ищё…» - примерно такие стихи испещряли дверцы кабинок в курсантских туалетах. Боже мой! И мы ещё считали себя остроумными.
А этот человек как самый великолепный актёр играл свою сумасшедшую роль, ни разу не сбившись, почти не повторившись – а мы всё принимали за чистую монету…
«Товарищ курсант – вы в строю или кто?», «Вы курсант или где?» - ведь абсолютно все перлы мы впервые услышали от него и он как истинный коллекционер гордился своим лексическим сокровищем, выдавал его на гора всегда только вовремя и только к месту, и радовался вместе со всеми, если попадал в цель.
А в цель он попадал почти всегда.
Чёрт меня подери, как я однажды смеялся, услышав, как он пересчитывал строй – отсчитав по фронту одиннадцать и в глубину восемь человек, он вслух поинтересовался, сколько будет, если эти два числа перемножить. Наш зам комроты - не помню уже фамилию, афганец – не моргнув глазом, твёрдо говорит: «Сто восемь». Бойко спокойно повторяет и заносит в журнал: «Так, запишем - сто восемь»… и идёт дальше, не обращая внимания на потешающихся курсантов.
Только через год я заподозрил, что он прикалывается. Месяц наблюдал за ним. Потом вдруг случайно оказался у него дома и тогда уже всё понял.
Никогда не забуду, до какой степени он потряс меня - умный, правильный человек, знающий офицер и прекрасный семьянин.
Потом я уже всегда видел, с какой иронией он носил свою «тараканью» маску…
**
Если кто не знает – раньше Канарские острова не были для россиян вожделенным курортом. Большинство наших сограждан вообще не подозревали об их существовании. Зато они были очень неплохо известны нашим морякам – точнее рыбакам. Зачастую Лас-Пальмас был единственным портом захода за полугодовой рейс.
То же самое было и с курсантами.
Намаявшись в морях, ребята, наконец, попадали на твёрдую землю, в иноземный порт, где могли хоть немного отдохнуть...
Четверо друзей, квимовцев-старшекурсников, попав в Лас-Пальмас уже не в первый раз, и не теряя даром времени на походы по магазинам или розыски приличного места, пошли в аптеку, где взяли три литра чистейшего медицинского спирта. Сели на скамеечке в красивом месте с видами, посидели…
А к вечеру собрались на пароход.
Если разобраться, то все, конечно, пароходы друг на друга похожи – труба, надстройка, синий борт… Но случается, правда редко, что в одной гавани стоят почти абсолютно одинаковые суда, а вся разница в одном только названии – ну, иногда во флаге…
Трудно ли было перепутать итальянский пароход со своим, нет ли – но ребята не заметили разницы. Спокойно и уверенно взошли они на палубу. Обратились с приветственной речью к вахтенному на трапе. НО тот их мало того не понял, а принялся ещё и сталкивать их обратно на трап, лопоча что-то на абсолютно неразборчивом наречии.
Наши курсачи были, конечно, не особенно трезвы, но быстро разобрались что к чему:
«Итальянец?!»
«Ах ты, сука, макаронник, ты кого толкаешь?»
«Ты тут чего? А ну, на хрен!!..»
Ребята были здоровые. Опрометчиво решивший столкнуть их на пирс вахтенный был, в результате, с грохотом свергнут вниз сам. Где и лёг в устойчивом бессознательном положении.
«И нехрен лезть на чужой пароход – права качать, падла!»
Сделав доброе дело, ребята собрались было пройти внутрь помещений, как вдруг им навстречу кинулись ещё два представителя итальянского народа. Они кричали и опасно размахивали руками прямо перед лицами наших курсантов. Но те, не особенно вслушиваясь в беглый английский нагло визжащих иноземцев, раздали каждому из них сначала по затрещине, а потом, увидев, что эти меры мало успокоили зарвавшихся хулиганов, уложили их обоих на палубу точными ударами в область нижних челюстей.
Но тут уже надо было что-то решать:
«Вот я не понял – они что, наш пароход захватили?»
«Не может быть… это ж война – палуба советского парохода является советской территорией… смотрите! ещё макаронники…»
А один из курсантов заметил итальянский флаг:
«Они и флаг уже сменили… это точно захват».
«А ну-ка, вот выкуси!!» - сказал другой, отправляя в глубокий нокаут вырвавшегося на палубу итальянского капитана., - «мы вам щас покажем, бляха, мать Кузьмы…»
Тут началось невероятное – больше часа по всему пароходу выковыривались из всех кают бедные итальянцы, отправлялись в страну призрачных предкоматозных состояний, и никак не могли понять, почему русские вдруг решили устроить им погром в благоухающем и мирном испанском порту.
На гафеле уже развивалась красная майка вместо позорно спущенного и растоптанного итальянского флага, а по судну круша всё и всех, громыхали тяжёлыми ботинками русские курсанты.
«ЗА СЕВАСТОПОЛЬ!!» - рычали они. А оставшиеся в сознании бедные итальянцы, услышав это, проникались знанием темы, прятались кто куда и проклинали своих дедушек и фашистов вместе с Боргезе и тупых своих пра-прадедушек, тоже опрометчиво когда-то оккупировавших вместе с французами да англичанами Великий город, за что теперь русские моряки будут тяжко мстить им во все века…
В итоге вся итальянская команда, за исключением радиста, запершегося в рубке, была крепко связана верёвками. Наши ребята пытались найти кого-нибудь из своих, но так как никого не нашли, то приступили к допросам…
Подъехавшие в борту две полицейские машины, вызванные итальянским радистом, не нашли должного отклика в русских душах. Напротив, вид вооружённых дубинками, людей в форме ещё больше раззадорил наших пацанов, в неравном бою, вчетвером, отстоявших и намеренных и дальше отстаивать неприкосновенность суверенной советской территории. Все поголовно полицейские были в короткое время избиты и постыдно бежали, побросав дубинки.
Всё–таки хороший был спирт…
Сеча разгорелась снова, когда на подмогу понаехало ещё чёрт знает сколько каких-то местных спецгрупп, зашитых в бронники, в касках, с щитами, с газовыми гранатами. Ребята стояли насмерть, но… профессионалы победили.
Вызволенные из застенков прямо на следующий день - кстати, без особого скандала, четверо героев предстали перед своими…
Конец у этой истории обыкновенный – герои были отчислены из КВИМУ и уже дома вписаны в чёрные списки невыездных навсегда… то есть все тогда так думали…
**
Здоровый – маленький хоть и довольно упитанный человечек, получил свою кличку за то, что однажды был вытащен из строя на работы неким капТри с кафедры ВМФ:
- Мне для этого нужны несколько человек. Понятно, что таких… здоровых…
Заметив, что при этом один из самых маленьких облегчённо вздохнул, капТри показал на него с ободряющей улыбкой:
- Таких вот как этот молодой человек, например…
Здоровый попал в артиллерию под Тверь – из-за того, что косил на комиссии как умел, но зато потом ему все завидовали… а мы поехали на флот.
**
Ещё одна канарская история.
Пьяные курсанты напросились покататься на какой-то катер – портовый… из тех, что выделяются для развозки моряков с рейда и обратно.
Испанцы сначала их брать не хотели, но ребята дали им денег – правда, совсем немного, и пообещали, в случае отказа, для всех ****юлей в неограниченном количестве…
Словом, получилось.
Гордо рея на волнами, распевая во все глотки «Варяга» и «Интернационал», размахивали они красным флагом, носясь туда сюда по рейду.
Впрочем, катание быстро прискучило, и надо было отыскать какой-тот другой способ проявить себя.
«Вези нас к американцам! Есть тут американцы?!.. Ну, что ты нерусь… Америка!! Ундерстенд? Давай! Гоу! Гоу! Америкен шип…»
«…объяснимся с империалистами…»
Подъехали к какому-то борту. Ещё раз спросили у испанца:
«Американец?»
«Yes, yes… do not worry».
«Точно он…сука»
И пацаны стали бить в борт ногами и кулаками:
«Свободу Луису Карвалану!!»
«Руки прочь от социалистической Кубы!!»
«Янки гоу хом!»
И ещё много чего в том же духе…
Неожиданно сверху аккуратно спустился лоцманский трап.
Ребята оторопели, покричали ещё, задирая кверху головы – но никто из-за борта не показывался. Однако же трап приглашающее покачивался прямо носом, и как-то не по-русски было не ответить на приглашение.
«Да, а почему бы и не почему…»
«Вперёд, товарищи курсанты!»
Строго наказав испанцу дожидаться их возвращения, ребята, один за другим, поднялись по трапу…
Оказывается, сволочь испанец подвёз их к советскому борту - может, совершенно резонно полагая, что те, пьяные, всё равно подляны не заметят, а там как-нибудь кривая да вывезет, а, может, и вправду попутал…
Наверху ребят ждала целая делегация хохочущих соотечественников, во главе с капитаном и замполитом этого судна …
Пацаны не сразу врубились, но…
В общем, потом они не стали особо отпираться, а сразу признались комиссару в своём гиперпатриотизме, после чего были без лишнего шума препровождены на родной пароход.
И поехали без заходов на любимую Родину…
**
Ну, ладно, ещё одна – на довесок.
Идут два моих приятеля по Лас-Пальмасу. Почти трезвые, в хорошем настроении. Видят – на краю тротуара лежит алкаш.
Один другому говорит:
- Вот видишь, а ещё говорят, что только русские надираются до скотского состояния. Прошу обратить внимание…
- Точно! Надрался гишпанец! – согласился второй.
И пошли было мимо, как зачем-то обратили внимание на обувку алкаша – уж очень знакомыми показались ботиночки… сильно похожие на морские хромачи.
- НАШ?!
Подошли, вгляделись:
- Точно… квимовец…
- Твою мать!..
- Хватай его под мышки, потащили отсюда, пока ментов нету…
**
Давно, ещё, когда мой папа был моряком - двое наших прохаживались где-то в Северной Африке, увидали на перекрестке регулировщика в пробковом шлеме. Тут же, разогретые африканским солнцем и чёрт его знает какими напитками, поспорили – выдержит этот шлем удар поллитровкой или нет… один пошёл проверять…
Шлем, в общем, выдержал…
Регулировщик, в общем, тоже…
**
Даже не знаю, как суметь… как подать, как описать ту пору… те события вместе с заботами, ощущениями… Это почти невозможно. Прошло столько лет…
Хотя вряд ли нужно, посетовав, бросить начатое.
Прошлое продолжает жить, и оно имеет, конечно же, право на какие-то памятники. Хотя бы потому, что нам никак не отвертеться от сновидений, от неожиданных приветов в виде знакомых черт, слов и...
Всё, короче, имеет право на памятники. Давайте же ставить эти самые памятники.
**
В КВИМУ я однажды стал свидетелем интересной сцены, которая убедила меня, что мало обладать оружием – необходимо ещё и иметь намеренье пустить его в ход. Без уверенности не бывать победе. Даже если ты вооружён по самую маковку, а твой противник гол…
Напротив квимовской штурманской общаги были то ли какие-то склады, то ли ещё какие-то военные объекты. Их охраняли вооружённые часовые. Они, как положено, менялись через определённый промежуток времени. Разводящий приводил нескольких солдат, менялись, и сменившиеся шли с разводящим обратно.
Мерно и привычно ходили они прямо перед нашими окнами по улице, вооружённые автоматами, само собой, с боевыми патронами в магазинах…
Однажды возвращаясь откуда-то вечером, я увидел на нашей улице необычную сцену – трое пьяных мужиков перевозбуждено матерясь, дёргали за грудки растерянных солдат, кричали на них и норовили заехать в морду разводящему. Один мужик ненастойчиво выдёргивал из рук упирающегося солдатика автомат… Разводящий вроде как не сдавался - визжал, что имеет право перестрелять всех и каждого, и что если граждане не угомоняться, то он сейчас прямо это и сделает. Но мужики послали его на хрен и пообещали порвать ему жопу на немецкий крест … Другой солдатик, сначала не принимавший участия в перепалке, даже робко выкрикнул «Стой! Буду стрелять…», когда к нему один из пьяниц приблизился на недопустимо близкое расстояние… Но и этот не сумел ничего сделать… Пьяный дядя попёр на него танком, со словами: «Я тебе щас, ****ь, стрельну… щенок…», выдернул из неуверенных рук автомат, отбросил его в сторону, в кусты, а пацану влепил увесистую плюху…
На происходящее я взирал с расстояние шагов в пять, удивлённый и завороженный яростью и уверенностью одних - и неумением, растерянностью других, при стопроцентном перевесе вторых в оснащении, вооружении и праве.
Но через пару минут конфликт был исчерпан – папаши доказали таки сынкам их неправоту и непригодность, дали каждому по подзатыльнику, и… пошли дальше - допивать свою водку, искать шлюх… благородные и с верой в справедливость…
А солдатики-сынки вытерли сопли, подобрали свои автоматы и пошагали, униженные, к себе в часть…
Понятно, что я для себя сделал кое-какие выводы из этого эпизода.
Впоследствии, оказавшись в подобной же ситуации – в гарнизонном карауле, когда был в северодвинской учебке – я насмерть напугал с пяток мужиков… Аналогичным образом, мне хотели дать подзатыльников, но вооружённый автоматом я не дал дяденькам удовольствия. «К стене! Руки в гору!! Одно резкое движение – СТРЕЛЯЮ!» - вот так где-то… И обосрались. А не обосрались бы, то честно скажу, у меня не было намерения позориться – пришлось бы стрелять.
Короче, если есть намеренье, то люди тебя правильно воспринимают…
И говорят, что убивают не ружьём, а разумом… Очень правильное замечание.
«Если ты подумаешь, что эта хреновина не трансклюкатор, то это будет последняя мысль в твоей четланской башке!!.. КУ? Или не КУ?»
**
Романтическая история одна была.
Не со мной, правда, но старожилы её помнят. К сожалению, за давностью лет не смогу привести никаких имён, дат, но…
Квимовский барк «Крузенштерн» был тогда в Канаде. Надо сказать, что и по сей день существует традиция встречать курсантов таких кораблей по высшему разряду, с привлечением лучших сил и средств – на причале девочки из престижных школ, потом танцы, стол ежиком, и в гости – знакомиться с родителями… Всё красиво, всё классно, но это только на тот период, пока корабль стоит в сём порту – уедет и никаких продолжений, никаких романтических свадеб или там встреч… Скорее всего не будет даже переписок. Не принято.
Зато пока корабль в порту – курсанту позволено всё. Ты можешь безответственно переспать с дочкой префекта, мэра, шерифа или какого-нибудь капустного магната и никто с тебя ничего не спросит - даже не обратит внимания на твой подвиг. Правда, боюсь, что и дочка шерифа – тоже.
Но бывают и исключения.
В тот раз дочка какого-то выдающегося политика влюбилась по уши в нашего мальчишку курсанта. Не отпускала его от себя, закатывала истерики папе, а папа отмазывал парня у нашего командования от всех занятий и работ – типа, официально налаживать отношения с устроителями регаты и первыми лицами города… Капитан «Крузера» (простите меня – не помню уже как звать-величать), человек, каких мало, понимал всё и не препятствовал.
Любят дети друг друга, что ж в том плохого?
Но для девушки уже давно присматривали в женихи кого-то из стройных и образованных белокурых парней из Прингстона. Естественно безродный русский рыбачок в планы родителей по счастливому обустройству будущего дочери не входил, хотя ей и не уставали потакать в прихотях…
Так или иначе, но больше двух недель продолжался их неудержимый роман, а за это время «Крузер» успел перейти в другой канадский порт – сами понимаете, это ничего не изменило, девушка примчалась вслед.
Однако же, время расставания, наконец, настало.
Девушка плакала, тискала на причале парня, клялась, что не отпустит – видели, наверное, как это бывает… Весь экипаж, до последнего курсанта, в курсе дел – все переживают за парня, но что тут... эдак восемьдесят четвёртый год и ничего не попишешь - едем домой, прощай красавица…
Тут не грех припомнить старые строчки:
«Она бежала в белом платье
Как будто в утреннем дыму.
Кому кричала непонятно,
Но каждый думал, что ему…»
Короче, вышли в море.
Всё вроде…
Ан, нет. Глядь, а девчонка на папашкиной яхте идет рядом. Час проходит за часом, она не отстаёт, идёт как привязанная. Уже в нейтральные воды вышли давно, в открытый океан идёт «Крузер»…
Вся толпа на палубе – смотрят на яхту, на девочку. Паренёк наш, естественно, тоже – на фальшборте висит, переживает.
Офицеры волнуются – всё таки «Крузер» это «Крузер», а с девчонкой, как бы чего не вышло…
В конце концов, собрались делегаты от команды – пошли простить капитана, чтоб остановился он хоть ненадолго, дал людям проститься. Конечно, необходимо было и добро зама - тоже человека, надо сказать… никак и никому эта история не вылезла потом боком, а осталась только в виде устной легенды…
Старики добро дали.
Всем коллективом благословили парня и отпустили на побывку к любимой на три часа. Ребята, провожая его с борта на борт, выкрикивали ободряющие сальности - типа: «Будь там мужчиной!», «Не теряй времени даром!»
Девушка, не обращая никакого внимания на антураж-друзей-коллег, сразу же повисла на возлюбленном, потащила его вниз, в кокпит…
Три часа стояла тишина, народ загорал, с чувством выполненного долга поглядывал в сторону мирно покачивающейся на волнах яхты.
А когда время вышло - влюблённая парочка появилась сама. Оба, по счастью, выглядели слегка утомлёнными, подрастратили, видать, уже эмоции, поэтому расстались более менее спокойно.
«Крузенштерн» пошёл дальше, а девушка осталась – долго махала рукой, потом всё же развернула яхту и ушла к дому…
Слышал я, что у этой истории было продолжение, уже позже, после перестройки. Вроде как наши герои чуть ли, знаете, не поженились… Ну, и слава тебе, дух Маниту, всё равно я ничего толком об этом не знаю…
**
Самое многочисленное собрание талантливых людей в своей жизни я встретил именно в КВИМУ. Это можно по-разному объяснять, но это факт. И, опять же, потом было, с чем сравнивать.
Ни в одном коллективе больше я не встречал их столь много - в смысле талантов.
Почти все были спортсмены, почти все играли на музыкальных инструментах и… обладали самыми разнообразными способностями – от лёгкости в обращении с математическими или логическими задачами до умения правильно выложить кирпичную стену…
Но и трава была зеленее, я вам точно говорю.
Зимой, как и положено, мы все, наконец, начинали учиться. Сдача сессии – это максимум двухнедельный процесс, во время которого с неимоверным напряжением штурмуется сразу весь семестровый объём. Но такая картина наблюдается во всех вузах - в этом нет ничего выдающегося.
Просто квимовцы исключением из правила, слава богу, никогда не были. Ни один уважающий себя курсант даже не вспоминал о необходимости что-нибудь учить, вплоть до зачётной недели.
Тогда – может, помните? - ходил хороший анекдот на эту тему.
Забросили империалисты к нам в тыл, под видом курсанта, в КВИМУ (в ЛГУ, в МАИ…), своего агента – тот был одет, как положено, говорил на чистом русском и легко цитировал классиков марксизма, но через полгода его раскололи и посадили. Стоило трудов его обратно выменять-выкупить. Оказалось, что причина провала агента была в том, что он в отличие от нас, туземцев, регулярно конспектировал лекции, всегда готовился к лабораторным работам и даже решал задачи по практике. Притом что все остальные курсанты весь семестр пьянствовали, волочились за девушками, спали на лекциях, и, понятно, что через день стояли во внеочередных нарядах… Естественно, ненормальный курсант сразу вызвал подозрение у особого отдела.
Империалисты подготовили и забросили к нам нового агента, подробно проинструктированного о причинах провала предшественника.
Новый уже не должен был ничем выделяться из общей массы. Однако… через полгода – опять провал.
С ещё большим трудом и дороже выкупили империалисты и этого провалившегося агента. Привели на доклад к руководителям разведки, а те строго спросили - следовал ли он полученным инструкциям?
Провалившийся агент ответил вполне утвердительно, сообщив, что он, как и все остальные курсанты вышеназванного училища, весь семестр только и делал, что пьянствовал, волочился за девушками, спал, а зачастую и вовсе пропускал лекции, плюс практически не вылезал из внеочередных нарядов… «Так в чём же дело?» Оказалось, что дело в следующем – просто вдруг неожиданно наступила сессия – и… абсолютно все успешно её сдали, а только злополучный агент завалил все экзамены - чем и вызвал подозрение у особого отдела…
«Так почему Вы завалили сессию?»
«А как вы хотели? Если вместо того, чтобы учиться, я всю дорогу только пьянствовал, волочился за девушками и спал на лекциях!!..»
Всё верно – нужно иметь не мало способностей, чтобы учиться в наших вузах, и бледным империалистам это не под силу.
Только вот подумайте, какими были бы мы все монстрами, если бы ещё и учились поголовно весь положенный семестр, как те же пиндосы? А?
Да мы бы весь мир перевернули… Как думаете?
Ну, да бог с ним.
Случилось это в период подготовки к первой нашей сессии. Сейчас уже не вспомнить, что именно сдавали. Но буквально перед экзаменом загнали наш взвод в пожарный наряд – если кто не знает, то смысл в том, что сутки разбиваются на вахты, и тебе с ещё несколькими товарищами достаётся несколько часов посреди ночи, когда ты должен ходить по училищу, отмечаясь у дежурного каждые полчаса, и следить за тем, чтоб ничего нигде не загорелось и чтобы ничего нигде из училища не сбрили. Короче это значило на сутки стать эдаким сторожем. Плюс ещё пожарный наряд привлекался для погрузки угля в котельную – дело малопривлекательное, но если не пробовал, то объяснять бесполезно…
Чтобы не терять зря времени, мы сидели в одной из малых аудиторий и готовились к экзамену (по-моему, всё-таки вышмат). Мы - это я, Горшков, Димка Калугин, Гоша, Сашок, Лёха Кузьминок и Дробница. Короче, весь наш кубрик. Вообще, жили мы по восемь человек. Но восьмой у нас был Валерка – он в тот время был заочником на испытательном сроке (сдаст сессию – зачислят, а пока числился курсантом условно… соответственно в нарядах не стоял).
Шёл приблизительно третий час ночи.
Обычно в это время, если ты приходишь в рубку дежурного по учебному корпусу, чтобы отметиться в положенные тебе полчаса – сам дежурный уже глубоко спит, а помдеж вяло приподнимет голову, услышав твои шаги по коридору.
Только нужно сказать, что все без исключения шаги в тех длинных квимовских коридорах были очень слышны.
Старые деревянные полы так оглушительно скрипели в ночной тиши, что как бы кто не старался идти бесшумно – это было невозможно. И конечно, в этом был определённый плюс для дежурных по учебному корпусу – никаких несанкционированных походов по этажам здания. Всё под акустическим, если так можно выразиться, контролем…
Здание училища представляло из себя очень вытянутую в перекладине букву П. И вообще было ничем иным как бывшим училищем Люфтваффе, чудом уцелевшим после штурма города в сорок пятом – очень живописное здание, огороженное забором по периметру, с огромным якорем у главного входа. (Да, кстати, этот якорь регулярно, раз в год, выпускниками училища - так сказать, после бала - раскрашивался под тельняшечку – черная полосочка, белая полосочка… Традиция).
Мы расположились на третьем этаже, приблизительно в центре здания. Вокруг стояла полная тишина, которую нарушали только наши вздохи по поводу того неимоверного объема лекционного материала, который нам предстояло перелопатить за грядущую ночь – но это было необходимо, чтобы послезавтра сдать свой первый экзамен по высшей математике.
Аудитория была маленькой – всего несколько рядов парт, на которых и за которыми мы расположились вместе со всеми своими книжками, шинелями, тетрадями и тому подобное…
Услышав приближающиеся к нашей аудитории шаги по коридору, мы не особо удивились, хотя и не ожидали от помдежа такой прыти, чтоб он к нам решил заглянуть в три часа ночи. Шаги уверенно приблизились, скрипнули уже прямо перед дверью и… никто не вошёл.
Естественно, что все мы в ожидании посмотрели на дверь – прошла ещё пара секунд – но никто не входил.
Лёха и я сидели возле самой двери. И мы не любили неопределённостей.
- Э, ну, что там? – сказал Лёха громко, - будем уже входить или нет?
А я к этому времени уже довольно таки подустал от штудирования формул, не прочь был хоть на секунду отвлечься, встал и толкнул дверь… но только за ней никого не было.
Лёха и я выглянули в коридор вместе.
- Ни *** себе шутки…
Пацаны сразу же все тоже подскочили.
Я вертел башкой из стороны в сторону и вдруг заметил какой-то неопределённый силуэт, исчезающий за углом левого от нас крыла.
Вместе со мной тоже успели его увидеть Лёха, Димка и Гоша … Учитывая, что коридор длинной метров двести – это по самому скромному, а мы были где-то ближе к середине, то прямо скажем это не так-то просто, за столь короткое время успеть преодолеть его, к тому же абсолютно бесшумно. Как, впрочем, легко сделал неизвестный… Но мы не думали об этом на тот момент - просто решили проверить, кто это такой шустрый лазает по корпусу в три часа ночи и людей беспокоит.
- Слышь! Постой!..
И мы всей толпой, позабыв о вышмате, бросились к левому крылу…
Понятно, что нам понадобилось какое-то время, чтобы пробежать коридор – но, сворачивая за угол, мы успели снова увидеть какой-то абсолютно неопределённый силуэт - он опять скрывался за угол. На этот раз - за угол выгородки лестницы, ведущей наверх, на чердак.
И вот здесь я засомневался в реальности происходящего… взбегая на каждый пролёт лестницы, я видел перед собой исчезающий за поворотом силуэт (который, кстати, впоследствии никто – ни я, ни мои друзья так и не смог толком описать. Один только Лёха божился, что точно разглядел на нём фуражку с высокой тульей…)
Выбежав на последний пролёт, я совершенно чётко увидел, что кто-то выходит в дверь, ведущую уже непосредственно на чердак – а от меня до двери было расстояние не больше четырёх метров, и рядом со мной было, по меньшей мере, трое, кто видел то же самое…
Чтобы преодолеть расстояние до чердачной двери, нам врядли понадобилось больше двух секунд. Мы всей гурьбой выскочили на чердак, но и остановились в ужасе… На другой стороне крыши, в проём выгородки, ведущей в противоположное крыло – то есть в двухстах метрах от нас - входил человек. А больше вокруг никого не было.
Вот так мы и встретили своё первое в жизни привидение…
Конечно, мы уже медленней, с некоторым страхом, но пересекли чердак, и заглянули в выгородку – там никого не было. Дверь, ведущая вниз, оказалась заперта. Однако же мужик пропал, а стало быть, отпер её…
Горшков и Санёк вызвались сбегать за дежурным…
Тот явился с пистолетом в руке и вместе с ним - перепуганный насмерть помдеж… Оба рассказали, что они вдвоём уже тоже хрен знает сколько времени бегают за кем-то по первому и второму этажу… а у этого кого-то, судя по всему, мотор в жопе, так как он будто летает по воздуху…
- … я сначала думал, это кто-то из вас… И тут появляется это что-то в дверях – я вам говорю, что это что-то совсем, мать его, невообразимое… и... я обосрался немного, конечно – и он – этот - как бы то ли вышел, то ли в воздухе растворился… Но я клянусь - сразу же из рубки в коридор выглянул, а он, ПРИКИНЬ, уже за угол на другой стороне коридора заходит!!.. И вот мы за ним бегать!.. пока вы не прибежали..
Тут я заметил, как Санёк и Горшков с опаской смотрели на пистолет в руке дежурного офицера и очевидно старались держаться от него подальше – я уж не знаю, как они там внизу встретились…
Дежурный был с военно-морской кафедры, фамилии его мы не знали, но, честно говоря, я почувствовал себя поспокойней рядом с ним - во-первых, взрослый, а во-вторых, вооружённый... (ребёнок я ещё был).
Правда, офицер, к сожалению, тоже выказывал очевидные признаки нервического беспокойства, и голос у него слегка подрагивал, но всё же…
Короче, отпер он нам ту последнюю дверь - с большим трудом, потому что замок совсем заржавел и еле провернулся. И никаких сомнений больше не осталось в том, что тот, за кем мы имели честь гоняться в ночной тиши, ни в каких ключах, в отличие от нас, не нуждался.
А стало быть, и человеком, скорее всего, не был…
**
Я и Леха Кузьминок в первый раз спустились в квимовский подвал. Конечно, не совсем своей волей – нас туда какой-то офицер загнал, но и нам было любопытно…
Самое интересное, что ни черта не видно. Только где-то впереди, на уровне глаз, светит какой-то тусклый лучик – впрочем, если бы не было и его, то ориентироваться со света в этой кромешной тьме было бы совершенно не возможно.
Впереди меня идёт Лёха, я вижу силуэт его головы, благодаря всё тому же лучику.
Лёха меня предупреждает:
- Аккуратней, прямо перед нами яма…
И в тот же момент исчезает, а лучик впереди радостно светит, потому что его больше не затеняет Лёхина кучерявая башка.
Я встал как вкопанный.
- Лёха… ты где?
Вдруг откуда-то снизу:
- Да, ****ь, я же говорю, что тут яма.
**
В первую неделю пребывания в квимовской казарме – уже в качестве курсантов – нас задействовали на хозработы. Нас – это как раз весь кубрик… не буду снова всех перечислять. Ну, и ещё человек восемь ребят – специалистов, как будто. Один – плотник, другой бетонщик… Всех остальных отправили в колхоз.
Такое положение, то есть когда изо всей роты в городе по факту было не больше пары десятков человек, а сотня других собирала картофан где-то в области, в тьмутаракани, продержалось где-то полтора месяца…
Нас, оставшихся, заселили в единственный на этаже отремонтированный кубрик – огромное, в общем, помещение, человек шестнадцать туда поместилось. Но остальные были калининградцы, поэтому жили в городе.
Работы у нас было не так чтобы много – я, кстати, с пацанами домик для сжигания мусора строил – тот, что и по сей день стоит у хозворот справа от парадного входа. (Можете видеть - у него бетонная крыша. Чисто моё изобретение. Инженерная мысль так сказать…) Помнится, что часа в четыре мы уже были свободны. Ну, а свободное время занимали по-разному…
Чуть позже других появился в наших рядах Дробница - он притащил в казарму книженцию – «Мастера и Маргариту».
Я, и не только я – почти все - слышать слышали, но даже в руках, даже в читальном зале этой книжки никому держать не приходилось…
Короче, читали мы тогда «Мастера…» всей толпой, вслух, да по ночам. И мерещились нам зелёные ведьмы на подоконниках, и откопанный возле казармы человеческий череп, не желая оставаться в рундуке запертым, то и дело скрипел дверцей, и бредили мы невнятными образами, мучились мистическими желаниями, которые не могли утолить нам ни наши подружки, ни наши обычные рутинные развлечения…
Ну, вот однажды…
Володька Здоровый, который почти всегда нёс околесицу - всерьёз его никто не воспринимал, в тот вечер казался просто каким-то одухотворённым…
- Я вам отвечаю, что если правильно вызвать, то она появиться…
Чисто со скуки, нежели ещё по какой причине, Димка Калугин вполне серьёзно расспрашивал его. Или делал вид, что серьёзен:
- Подожди, Здоровый! Ну, а как правильно?.. что надо сделать?
Но тут Кузьминок невежливо заржал, а Санька Хайкин решил задавить Здорового авторитетом: «Здоровый, иди ты, - мол, - на *** со своей пиковой дамой!» Я, Гоша и Горшков уже поднимались в атаку с подушками наперевес. Но Калугин умоляюще, мимикой попросил нас подождать и заткнуться – типа: «Пацаны, погодите, давайте приколимся – то ли ещё будет…»
Нам было трудно, но мы сдержались…
- Давай, Здоровый, заебал!.. рассказывай нормально!
Однако Здоровый уже решил набить себе цену:
- Да что рассказывать?!…что ты ржёшь? Кузьминок?.. Нет, если этот придурок не заткнётся, то пошли вы… ничего рассказывать не буду…
Лёха смолкать не желал, а между приступами вставлял непредубежденные фразы, под тип следующей: «…хули ты можешь рассказать, урод?!...»
Пришлось нам вежливо просить Лёху:
- Лёха, ну, заткнись ты уже, пожалуйста, пока тебе тоже подушкой по еблищу не прилетело…
Лёха, честно говоря, не смотря на то, что по габаритам был довольно таки ладным и увесистым, отличался покладистостью и добрым нравом:
- Ладно-ладно… - согласился он, - молчу.
– Всё он молчит. Давай, Здоровый…
Здоровый, конечно, был немного неудовлетворён и хотел, чтобы его ещё немного попросили, но уже вся толпа всерьез взревела – мол, если ты сейчас же не начнёшь свой ****ый рассказ про пиковую даму, то ещё через пару секунд ты точно получишь ****ы…
- Ну, всё !! Всё!.. заебали, сами молчите!.. – закричал, наконец, Здоровый, - я уже рассказываю…
Тема, в общем-то, была всем с детства известна, и ничего принципиально нового нам Здоровый не поведал, но, что интересно, он сам был настолько во всём убеждён, что некоторые даже засомневались. Даже Калугин засомневался и высказал вдруг мысль, что можно бы и попробовать:
- Короче, что для этого нужно? Карта, зеркало, мыло? Пошли!..
Тут надо заметить, что жили мы вообще-то в бывшей ленинской комнате, а вот само ротное помещение - с длинным коридором (минимум полсотни метров), с массивными дверями кубриков по обеим его сторонам, с умывальником и гальюном в самом конце – было абсолютно пустым, в предремонтном состоянии, то есть с какими-то козлами тут и там, с банками краски и извёстки на этих козлах…
И ещё надо сказать, что единственный гальюн на этаже (да что на этаже – во всём корпусе – кроме нас никто в здании больше в это время не жил) был вполне рабочим, и мы всякий раз, чтобы поссать - среди ночи, например - должны были плестись по этому тёмному (электричество в этом крыле не работало) коридору… Ну, и было это удовольствием даже не из средних. (хотя потом… потом вообще наступили времена… мне для того же самого уже нужно было лазить через два отсека, в каждом отпирая и запирая за собой кремальерные переборки… а к тому же ещё спускаться-подниматься по вертикальным трапам…)
Вызывать Пиковую Даму мы естественно решили в самом темном месте – то есть где-то в конце ротного коридора. Накинули шинели, сняли со стены наше большое зеркало, не забыли мыло… а я прихватил сигареты со спичками – не знаю, как у кого, но у меня не было ни малейшего сомнения, что всё это чистая ерунда и никаких дам никому из нас этой ночью уже не видать. Я шёл только за компанию…
…пока Здоровый и группа энтузиастов намыливала зеркало – я тихо вышел в один из кубриков, прикрыл за собой дверь и закурил.
Здесь было посветлее – ясно различались окна. Я ещё немного постоял и, надо сказать, пообвыкся – с каждой секундой я различал всё больше деталей в окружающей меня обстановке. А через минуту глаза привыкли настолько, что кубрик уже совсем не казался погружённым во тьму…
Но чтобы не пропустить всё-таки чего-нибудь интересного, я опять вернулся в коридор.
В коридоре было намного темнее. Однако даже теперь, без света спичек и зажигалок – Здоровый запретил подсвечивать, чтобы якобы не нарушить ритуала – силуэты пацанов в шинелях были вполне различимы.
Тут я ясно увидел, как от общей группы отделились две фигуры и, тихо двигаясь вдоль стен, прошли мимо меня в глубь коридора, там открыли двери кубриков, один напротив другого - неслышные, невидимые спрятались в них. Я даже сумел различить, кто именно это был - Санёк и Гоша. И было совершенно очевидно, что они следовали заранее оговорённому плану…
Я скорее одобрил их действия, решив, что это вполне разумно - ведь остальному народу скоро прискучит разглядывание темноты в тёмном же зеркале…
Но всё пока было тихо.
Один Здоровый робким голосом (верил сам сукин сын!) повторял:
- Пиковая Дама появись… Пиковая Дама появись…
Я приблизился, то есть почти протолкнулся к зеркалу.
Всё-таки было достаточно темно – едва-едва можно было разглядеть общий контур. И естественно, трудно что-нибудь в таком зеркале увидать, хоть ты засни около него.
- Пиковая Дама появись…
За полой шинели у меня был зажженный хабарик. И я не очень долго думал, прежде, чем аккуратно, в кулаке, вынес его на уровень груди, слегка приоткрыл и с удовлетворением увидел в зеркале еле различимый красноватый отсвет от него…
- Пиковая...
- Смотрите – глаз…
- ТОЧНО – ГЛАЗ!!
Благоговейный шёпот вокруг был мне наградой.
Техника возникновения таких «глаз» понятна, учитывая, что для их собственных, истомившихся по свету, глаз я великодушно предоставил возможность хоть за что-то зацепиться – увидели они мой огонёк, а остальное дорисовало воображение…
Именно в этот момент Санёк и Гоша с диким грохотом и неимоверным визгом одновременно вылетели из кубриков, где до этого прятались…
Толпа сорвалась с места моментально, не раздумывая, не мешкая, сразу же с воем помчалась к выходу. Просто, видимо мало кто ожидал, что работа по вызыванию карточных духов окажется настолько небезопасной, и что эти духи вдруг сами полезут изо всех щелей…
Одна секунда… и в тёмном коридоре около намыленного зеркала, средь сатанинских визгов и волчьих завываний я вдруг остаюсь один. Торопливые шаги моих друзей уже имеют тенденцию замереть где-то вдали, в раскрытые двери кубриков залетает шальной порыв ветра… НИ САНЬКА, НИ ГОШИ рядом тоже нет… То есть - они бегут сейчас где-то там, средь общего ора и паники.
Я проглатываю комок, застрявший в горле, хочу посмотреть в темнеющее рядом зеркало, как вдруг слышу с конца коридора истошный крик:
- СМОТРИ, СЗАДИ!!
Мне вполне чудится движение за спиной… и вот - я тоже на старте!
- А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!
Чёрт подери, я, наверное, такой паники не испытывал потом никогда. Даже в тех случаях, когда имел бы на неё все основания…
Пробежав не более двадцати метров я сходу влетаю в скопище бьющихся чуть ли не в судорогах, расталкивающих друг друга локтями и коленями тел – кто-то упал и ползает под ногами, рискуя быть раздавленным, кто-то пинает упавших, чтобы расчистить себе путь вперёд.
А упавшие козлы, разлитая краска, рассыпанная извёстка!!.
И всё это с оглушительным высоким криком упорно, но не очень быстро продвигается к выходу…
Не знаю, как мы вообще-то не поубивали друг друга в этой давке…
Добравшись да дверей и выдавившись в них попарно или по очереди, мы, наконец, оказались хоть среди тусклого, но электрического света.
И здесь (наконец!) сочли себя в безопасности.
Потом, оглядев себя и товарищей – вымазанных в краске, в располосованных, подранных шинелях, но с довольными лицами… Вряд ли мы успели хоть какие-то осмысленные слова сказать – сразу впали в истерику. Причём хохот нас душил так же неудержимо и цепко, как только что держал в своих объятьях панический страх…
- А вы какого хрена побежали, - пытался я спрашивать Гошу и Саню, - себя испугались, уроды ?!
- А… не ожидали сразу такой реакции!
- Мы решили, что вы и вправду кого-то вызвали, что так ломанулись…
Отсмеявшись… Посмеялись ещё.
Потом скинули прям тут же на пол свои грязные шинели и пошли спать в кубрик.
Но тут вдруг Гоша заметил, что не хило бы перед сном сходить в гальюн. С ним согласились.
но… ГАЛЬЮН-то В КОНЦЕ КОРИДОРА!!
Идти туда этой ночью никто так и не решился!!
**
(продолжение следует)