Мой дедуля Иммануил

Элла Дерзай
Я попрощалась с людьми, которым на протяжении пятнадцатиминутной поездки в метро рассказывала фантастические байки из жизни моих многочисленных родственников, предков, друзей и знакомых. В тот день я была в ударе, кроме того, речь моя была цветисто невнятна и изобиловала оговорками, а потому мои спутники удалились, весело смеясь, впрочем, несмотря на некоторое смущение из-за этого, меня саму разбирал хохот. Но вдруг возле меня возник высокий бледный старик с растрепанной седой шевелюрой и пронзительными красноватыми глазами. Одет он был в длинную белую рубаху с вышитыми на ней крестиком симпатичными вологодскими узорами. Возможно, он и не был так высок, как мне показалось: я ясно видела, что он не стоял рядом, а висел в воздухе - типичное привидение - и сердито поглядывал на меня.

- Это нормально, - сказала я себе, - Мне не привыкать к подобным галлюцинациям в метро. Этот ничуть не хуже Горностаевой.

Горностаева - была когда-то моим преподавателем по загадочному на философском факультете предмету - физическому воспитанию, который я иногда предпочитала прогуливать. Видимо, по этой причине славная физкультурница приобрела непонятную привычку - преследовать меня во время моих поездок в метрополитене, причем освободиться от нее было практически невозможно. Например, я могла три раза подряд пересаживаться в другой вагон или другой поезд - в каждом из них снова оказывалась Горностаева. Это, в конце концов, навело меня на мысль, что столь странная настойчивость этой леди есть ничто иное, как мои собственные видения.

Но Горностаева уже полгода как оставила меня в покое, поэтому появление на ее законном месте грозного старца несколько удивило меня.

- Ну-с, и как это понимать? - спросил меня пришелец, нахмурив косматые брови.

- Простите, сударь, это Вы мне? - испугано пролепетала я в ответ. Большей нелепости нельзя было и вообразить, ибо было совершенно понятно, что фантом этот для всех, кроме меня, невидим. Но меня могло извинить то, что предыдущие мои призраки не заговаривали со мной, а потому неожиданный вопрос потряс меня.

- Естественно, - заявил старик, - Я здесь по твою душу, маленькая врунья.

- То есть? - я была теперь в ужасе, так как единственным выводом из сказанного было то, что этот лохматый бледняга - смерть. Но, насколько я знала, смерть обыкновенно предстает перед людьми как особа женского пола, а это явно было мужчиной. С другой стороны, кто бы мог поручиться, что имеющиеся в моем распоряжении сведения о так называемой Костлявой были верны?

- Нет, я не смерть, - прогрохотал мой кошмар, взмахивая руками для большей убедительности, что возымело обратный эффект - я еще больше расстроилась.

Но в этот момент поезд остановился на станции Охотный Ряд , где мне нужно было выходить. "Спасена!" - подумала я, но ошиблась: так просто от него было не отделаться, он последовал за мной. Но к счастью, отчего-то умолк, и путь до эскалатора мы проделали без приключений, затем он невозмутимо продолжил:

- Я - твой дедуля Эммануил.

- Ну-ну, - усмехнулась я, успокоившись, - Что я, по-вашему, дедушку своего не узнала бы?

- Так... Ты еще и глупа, помимо всего прочего. Не Эммануил Бергер, а Иммануил Кант, несправедливо тобой обиженный, - сообщил он мне.

- 0-0! Как мило! - вскричала я, - А разве Вы говорите по-русски?

Это было единственное , что пришло мне в голову, и собеседника моего такая наивность заметно позабавила. Он тихонько захихикал, потряхивая косматыми волосами.

Тут эскалатор закончился, и Кант снова тихо поплыл рядом со мной, не привлекая ничьего внимания, предоставив мне небольшую передышку, чтобы я могла сочинить пару доводов в свое оправдание.

Но это был нелегкий труд. Проблема была в том, что уже довольно долго я выдавала покойного И.Канта за своего дальнего родственника. Идея эта возникла на какой-то праздничной вечеринке; сначала был блестящий экспромт о якобы имеющейся у прославленного философа сестре Анне и ее незаконнорожденном ребенке, от которого и начался наш род Бергеров, но так как фальсификация удалась, вскоре появилась целая история, обросла множеством занимательных подробностей, украсилась ссылками на мнимую семейную легенду... Затем выяснилось, что у Канта действительно имелась сестра Анна, и ее реальная бездетность не могла испортить моей сказочки, ибо незаконные отпрыски никакой регистрации вовсе не подлежали. А через несколько месяцев после выхода в свет этой выдумки я и сама была уверена, что эта история - чистейшая правда. Но, наверно, Призрак Канта так не думал.

- Вообще-то, я ни на каком языке не говорю. Я, как известно, давно умер, а покойники по традиции молчаливы.

Мы уже ехали по другой линии , но назойливый старец и не собирался отпускать меня восвояси, да еще и издевался надо мной. Я попыталась перейти в атаку:

- О Вас-то этого не скажешь. Но, по крайней мере, понятно. Писали Вы, сударь мой, крайне тяжеловесно и невразумительно.

Да, опять моя природная грубость возобладала над небезупречным воспитанием, но хамство мое сразу же было отбито, и поделом.

- Зато твои трогательные рассказики читаются очень легко, -произнес он иронично. Мне жаль, что их нигде не печатают. Но попробуй, напиши обо мне. Может, тогда что получится. Хотя я здесь вовсе не потому, что тебе сочувствую. Я хочу знать, на каком основании ты считаешь себя моим потомком?

- Ни на каком, - честно ответила я, - Просто как-то к слову пришлось, а потом привыкла. Неужели Вы против? Я разве не похожа на Вашу родню? Форма черепа вроде та же, арийская.

- Нет, отчего же, я с этим согласен. Но тебе не кажется, что можно было меня спросить сначала? Ты не права только насчёт моей сестры Анны Луизы. Она была честная девушка и верная жена. Врала бы уж, что твой предок был мой собственный сын от гулящей женщины из Кенигсберга Маргариты Бергер, с которой еще потом Гете списал свою Гретхен.

- Бред какой. Тогда получается несоответствие по времени. Да и какая Гретхен? Откуда она Вам известна?

- Неважно. Когда тебя останавливали глупые мелочи? Никто не запоминает таких подробностей, как чьи-то имена и годы жизни. И никому не интересен точный момент написания всех этих идиотских книг. Главное, что звучит все это внушительно. Так что, смелее, юный мой друг.

- Станция "Белорусская"! - объявил металлический голос.

- Твоя остановка, - закончил свою речь Кант, - А я еще на метро покатаюсь. Поезд на Калининград только через три часа.

- Неужели Вы поедете на этом поезде? Он же отвратителен! -воскликнула я, недавно вынужденная познакомиться с уровнем обслуживания в поезде # 149.

- Конечно. Я приехал на нем полчаса назад, и обратно на нем. Другой поезд утром, и его вечно встречают твои коллеги из университета. А это, поверь мне, весьма неприятно. Я ведь обычно в Москву ненадолго: по магазинам побродить, салют какой-нибудь посмотреть... Наконец, интеллигентов спившихся попугать... Нескольких часов хватает. А утреннего поезда ждать и вовсе невозможно: не ночевать же мне на улице, я старый человек.

Двери закрылись едва ли не посередине фразы, тень дедули Канта укатила дальше, а я побежала наверх, бурно радуясь столь удачному знакомству и распугивая этим многочисленных пассажиров метрополитена.

И только две вещи не дают мне до сих пор покоя: во-первых, приходится мне дедушкой уважаемый господин Кант, а во-вторых, для чего привидению пользоваться поездом? Если уж ему необходим транспорт для передвижения по миру, почему бы ни летать на самолете? Может быть, старичок просто прижимист и хотел таким способом немного сэкономить?