Константин Паустовский в своих воспоминаниях «Далекие близкие» приводит высказывания Исаака Бабеля (1894-1941) о работе над произведением:
«...Я не умею выдумывать. Я должен знать все до последней прожилки, иначе я ничего не смогу написать. На моем щите вырезан девиз – «подлинность»! Поэтому я так медленно и так мало пишу. Мне очень трудно. После каждого рассказа я старею на несколько лет. Какое там к черту моцартианство, веселье над рукописью и легкий бег воображения! (....) Когда я пишу самый маленький рассказ, то все равно работаю над ним, как землекоп, как грабарь, которому в одиночку нужно срыть до основания Казбек. Начиная работу я всегда думаю, что она мне не по силам.(....) Судорога дергает сердце, если не выходит какая-нибудь фраза. А как часто они не выходят, эти проклятые фразы!
- Но у вас же литая проза, - сказал я. – Как вы добились этого?
- Только стилем, - ответил Бабель и засмеялся, как старик, явно кого-то имитируя, очевидно, Москвина. – Хе-хе-хе-с, молодой человек-с? Стилем-с берем, стилем-с!
Я готов написать рассказ о стирке белья, и он, может быть, будет звучать как проза Юлия Цезаря. Все дело в языке и стиле. Это я как будто умею делать. Но вы понимаете, что это же не сущность искусства, а только добротный, может быть, драгоценный строительный материал для него.»Подкиньте мне парочку идей, как говорил один одесский журналист,- а я уж постараюсь сделать из них шедевр.(с. 337)
Бабель считал, что желательно написать несколько вариантов одного и того же рассказа.
«....Вот именно! Несколько вариантов одного и того же рассказа. (...) Может быть, вы думаете, что это излишество? А вот я еще не уверен, что последний вариант можно печатать. Кажется, его можно еще СЖАТЬ. Такой отбор, дорогой мой, и вызывает самостоятельную силу языка и стиля.(...) Я беру пустяк: анекдот, базарный рассказ – и делаю из него вещь, от которой сам не могу оторваться. Она играет. Она круглая, как морской голыш. Она держится сцеплением отдельных частиц. И сила этого сцепления такова, что ее не разобьет даже молния. Его будут читать, этот рассказ. И будут помнить»(с. 338.
..........
«Когда я в первый раз записываю какой-нибудь рассказ, то рукопись у меня выглядит отвратительно, просто ужасно! Это – собрание нескольких более или менее удачных кусков, связанных между собой скучнейшими служебными связями, так называемыми «мостами», своего рода грязными веревками.(...)
Но тут-то и начинается работа. Здесь ее исток. Я проверяю фразу за фразой, и не однажды, а по нескольку раз.
1) Прежде всего я выбрасываю из фразы все лишние слова. Нужен острый глаз, потому что язык ловко прячет свой мусор, повторения, синонимы, просто бессмыслицы, и все время как будто старается нас перехитрить.
2) Когда эта работа закончена, я переписываю рукопись на машинке (так виднее текст).
3) Потом даю ей два-три дня полежать – если у меня хватит на это терпения – и снова проверяю фразу за фразой, слово за словом. И обязательно нахожу еще какое-то количество лебеды и крапивы. Так, каждый раз заново переписывая текст, я работаю до тех пор, пока при самой зверской придирчивости не могу уже увидеть в рукописи ни одной крупинки грязи.
4) Когда мусор выброшен, я проверяю свежесть и точность всех образов, сравнений и метафор. Если нет точного сравнения, то лучше не брать никакого. Пусть существительное живет само в своей простоте. Сравнение должно быть точным, как логарифмическая линейка и естественным, как запах укропа. Да, я забыл, что, прежде, чем выбрасывать словесный мусор, я разбиваю текст на легкие фразы. Побольше точек! Это правило я вписал бы в правительственный закон для писателей. Каждая фраза – одна мысль, один образ, не больше. Поэтому не обойтись без точек.(.....)
5) Я стараюсь изгнать из рукописи причастия и деепричастия и оставляю только самые необходимые. Причастия делают речь угловатой, громоздкой и разрушают мелодию языка. Они скрежещут, как будто танки переваливают на своих гусеницах через каменный завал. Три причастия в одной фразе – это убиение языка. Все эти «преподносящий», «добывающий», «сосредоточивающийся» и т.д. и т.п. . Деепричастие все же легче, чем причастие. Иногда оно сообщает языку даже некоторую крылатость. Но злоупотребление им делает язык бескостным, мяукающим. Я считаю, что существительное требует только одного прилагательного, самого отобранного. Два прилагательных к одному существительному может позволить себе только гений.
6) Все абзацы и вся пунктуация должны быть сделаны правильно, но с точки зрения наибольшего воздействия текста на читателя, а не по мертвому катехизису. Особенно великолепен абзац. Он позволяет спокойно менять ритмы и часто, как вспышка молнии, открывает знакомое нам зрелище в совершенно неожиданном виде.
7) А главное – не умертвить текст» (с.341).
По теме "не умертвить текст", нашла недавно в интернете заметку Сергея Лукьяненко.
Мне это понравилось! Привожу здесь её полностью:
05 июня 2011
О ПИСАТЕЛЯХ И ЧАЙНИКАХ
Есть такая старая история (или, возможно, анекдот в первоначальном значении этого слова). Некий знаток чая ездил по всему миру, изыскивая лучшие сорта и способы заварки. И вот однажды, в глухой азиатской провинции, в бедной деревушке его напоили чаем, который имел восхитительный вкус. Восхитившись, он бросился на кухню и внимательно осмотрел заварочный чайник. Оказалось, что этот старый латунный чайник, в котором заваривали дешевый простой чай, причем какой попало водой и без всех положенных ритуалов, был изнутри покрыт толстым слоем чайных отложений - чай заваривали десятки лет и никогда чайник не мыли, только споласкивали. Именно эти отложения и придавали каждой новой заварке тот восхитительный вкус!
Знаток немедленно попросил продать ему чайник и предложил хорошие деньги. Хозяева радостно согласились. Каково же было разочарование знатока, когда по окончанию чаепития хозяйка радостно преподнесла ему заварочный чайник - до блеска вымытый, отдраенный и изнутри, и снаружи!
...Почитывая на отдыхе то одни, то другие книги, я невольно подумал, что каждый писатель - и есть такой вот заварочный чайник. :) И с каждой новой книгой на вкус следующей начинают влиять все предыдущие. И хороший редактор, а то и сам писатель под влиянием идиотов-советчиков может однажды вымыть свой чайник начисто, в надежде отныне заваривать только хороший чай, правильно и умело. Но вкус... вкус, увы, никого не порадует.
Не мойте свой чайник, начинающие авторы! Только споласкивайте!
Можно сколько угодно ругать писателей за предсказуемость и повторяющиеся мотивы в творчестве. Но кому будут нужны книги Громова без грандиозных обломов для человечества, книги Дяченок без любовной линии, книги Перумова без могущественных богов и чародеев, книги Дивова без тщательно отмерянной мизантропии...
Ну, или книги Лукьяненко без втиснутых в текст дурацких аналогий, простеньких притч и хорошо скрываемой иронии над читателями и самим автором? :)
(с) Сергей Лукьяненко