Прыжок в четыре оборота

Дмитрий Александрович
С радостным предвкушением включил Олег Петрович вечерний телевизор. Мельтешение рекламы не раздражало. Наоборот, хватило времени собрать на журнальный столик вишнёвую наливку, одинокую рюмку, сигареты, зажигалку и пепельницу. Наконец под призывную мелодию заставки он разнеженно опустился в велюровое кресло под торшером. Чемпионат мира по фигурному катанию.
Время позднее, жена осталась в спальне со вторым телевизором, кошками, ток-шоу, пивом и орешками. За тридцать лет привыкла, что, когда он смотрит свои чемпионаты, её не существует. Какой же это кайф, когда никто и ничто не мешает.
Олежкины отношения с фигурным катанием не были любовью с первого взгляда. Но что ещё можно было смотреть по телевизору в семидесятые? Кино про войну, вести с полей, речи на съездах, «огоньки» по праздникам. А тут вдруг музыка, танцы, феерические костюмы. Виртуозные вращения, умопомрачительные прыжки, элегантные тодесы, головокружительные поддержки. Голубой лёд на черно-белом экране «Рекорда». Комментатор, всегда говорящий, какого цвета костюмы у фигуристов. Слова красивые какие: флип, аксель, лутц, риттбергер, сальхов, качающийся либела. Накал страстей, парад флагов. Слёзы под гимн на пьедестале. У Олежки тоже выступали слёзы, от гордости за наших.
С каждым годом комментаторы все больше халтурят, – подумал Олег Петрович. До чего болтливы и косноязычны! Ну как он смеет заглушать своим трёпом Вебера! Пригласил в кабину дуру какую-то из вчерашних, и громко перетирают судейские интрижки. Меж тем мальчик швейцарский-то хорош, «бильман» вытянул на раз, а какие вращения и дорожки! Олег Петрович налил вишневки.
Когда он пошёл в первый класс, то получил от бабушки неожиданный подарок. Ни одному подарку в жизни он так не радовался. Это были фигурные коньки. Настоящие, чешские. Правда, ботинки были розовые, девчоночьи. Старые, с сильно потёртыми носками, но ведь настоящие! Бабушка купила их на барахолке, с пенсии. В сентябре мама отвела Олежку в платную секцию. Для матери-одиночки это было на грани подвига. Стоило дороже, чем музыкальная школа.
Вот это тулуп! Олег Петрович вернулся мыслями на лёд. Три оборота, нет, четыре! С ума сойти! Размашисто, высоко, чистый выезд. Эх, артистичности бы этому канадцу. Да, не Толлер Крэнстон… Ну что за руки, плетьми болтаются. Разбежка, прыжок, разбежка, прыжок, на дорожке шагов споткнулся. Нет, ну кто им подбирает музыку? Что за дребедень, саундтрэком они теперь это называют, что ли, тьфу…
Но на лёд не сразу. Несколько месяцев занятий на матах и паркете. Атлетика, хореография. Кристина Викторовна – строгий тренер в красном шерстяном костюме и с вечным свистком на шее. Герб СССР на груди внушал почтение, ребята поговаривали, что когда-то выступала за сборную. В ноябре после спортзала всей секцией бегали проверять, не заливают ли уже каток.
Со времен Белоусовой и Протопопова Олег Петрович не пропустил ни одной трансляции, будь то чемпионат страны, Европы, мира, Олимпийские игры. Болел, ох как болел. Когда в курилке разгорались страсти сотрудников по хоккею, незаметно отходил к соседнему окну и смотрел на заснеженные ангары таксопарка, представляя, что это спортзал и крытый каток.
В те времена в Олежкином городе ледовых дворцов ещё не было. Выходили двое рабочих на прямоугольник, огороженный деревянным бортиком, и заливали поле из шланга.
Наконец наступил долгожданный день, когда Кристина Викторовна объявила, чтобы на следующее занятие все принесли коньки. И не забыли их наточить.
Олежка прибежал домой взволнованный и тут же позвонил матери на работу. Не было важнее дела в тот день, чем точить коньки. Как не сегодня?! Тогда он позвонил бабушке и срывающимся голосом рассказал о горе. С бабушкой они пошли на рынок, к точильщику. С каждой праздничной искрой из-под точильного круга сердечко билось сильней, улыбка становилась шире, глупее и счастливей.
По дороге домой Олежка повесил коньки на связанных шнурках на плечо. Ему казалось, что все оборачиваются, а в автобусе народ смотрит на него уважительно: настоящий фигурист!
Как, Ягудин пропускает и этот чемпионат?! Неужели тоже в профи собрался? Хорошо хоть, что Плющенко будет. Посмотрим, в какой форме наш лидер. В предвкушении самого интересного Олег Петрович с наслажденьем закурил.
Накануне первой тренировки Олежка развёл розовую акварель и кисточкой закрасил потертые носки. Когда краска высохла и впиталась, эффект разочаровал. Ночью он не мог уснуть. Тихонько достал новые тюбики с масляными красками, пробрался в ванную и смешал на палитре белую с красной, добавив уайт-спирита. Перемазавшись сам и заляпав раковину, он почти добился желаемого эффекта: при тусклом свете в ванной носки ботинок как бы и не отличались по цвету.
Олег Петрович всё силился вспомнить, из какого балета мелодия, под которую катался француз. Комментаторам же было не до музыки, и вообще не до фигуриста. Они трещали, заглушая музыку, о том единственном, в чем понимали: если француз наберет третью сумму мест, то у нашего появится шанс подняться на ступеньку, а то и две. Как бы отключить этих трепачей?
В первый же день был шок. Дети встали полукругом и гоготали над розовыми ботинками. У мальчиков ботинки были черными, у девочек – белыми. Олежка почувствовал себя гадким утенком на этом лебедином озере. Стая так бы и заклевала, если б не Кристина Викторовна. «О, какой редкий, дефицитный цвет, – сказала она громко, – тебе, наверно, из-за границы привезли, да?» Олежка кивнул, глядя под ноги, и вытер нос рукавом курточки с заштопанными локтями.
Ирина, дочь Олега Петровича, давно была замужем и жила отдельно. Любовь к фигурному катанию ей привить так и не удалось. С детства предпочитала сериалы или попсовые концерты. На предложения устроить в секцию отвечала: ты что, они ж там падают каждый день, руки-ноги ломают!
Да, падать и вправду было больно. Лёд – он скользкий. Кости ныли, Олежка ходил весь в синяках. Но какое это было счастье, когда впервые получились пистолетик и ласточка! А к весне первый прыжок! В один оборот. Первый в группе. Даже Кристина Викторовна хвалила перед всеми.
Американец сорвал каскад из акселя и флипа, на тройном сальхове сделал «бабочку». А как зажигательно начинал: тройной риттбергер с хорошего хода, с чистым наружным ребром, большим пролётом и чётким выездом. Холодный серо-синий костюм под музыку Грига. Жаль, что парень не в лучшей форме.
А как жалко было в марте расставаться со льдом! Уж и выщербленный он был, и с лужами по углам. А так хотелось прыгать и прыгать, закрепить первые успехи. Для бабушки Олежка выполнил три прыжка на последней тренировке и ни разу не упал!
А ещё мальчик мечтал найти волшебную лампу Аладдина. Он приготовил для джинна просьбу: научить его прыжкам сразу в три оборота, нет – в четыре! В те времена этого ещё никто не делал, Олежка будет первым.
Перерыв на подготовку льда. Олег Петрович вышел с сигаретой в темноту балкона. Лёгкие глотнули озона оттепельной свежести раннего марта. Вдали поблёскивали светлячки нового крытого катка.
Внуку Виталику шесть исполнится через неделю. Предлагал дочери отдать на фигурное – ни в какую. Даже обещал возить его каждый раз на тренировки. Зятек Валерий влез: возить ребенка, мол, и шофёр его мог бы, только зачем? Пусть лучше английский учит, учительницу вон купили, домой к ним ходит.
С тревогой Олежка примерял по осени коньки. Ботинки уже поджимали. И неважно, что потеряли вид и облупились вдрызг, что шнурки, многажды порванные, топорщились узелками. Олежка знал, что на новые коньки у матери нет денег, да и дефицит это страшный.
Когда в декабре он вышел на лед, то к концу тренировки просто хромал и еле волочил ноги. Пальцы стёр в мозоли. Но и на следующую тренировку пошёл. Однако с первыми движениями понял, что это уже конец. И тогда он незаметно ушел в пустую раздевалку, снял ботинки непонятного уже цвета, обнял их и дал волю слезам.
Домой Олежка брёл, не поднимая глаз. Он разбрасывал пригоршнями рассеянные взгляды по обочинам тротуара, казалось, что вот-вот глаз наткнется на волшебную лампу. Тогда он попросит у джинна новые коньки, с чёрными ботинками, всех размеров.
Олег Петрович снова опустился в кресло, выпил наливки. Вспомнился забавный стишок, который он написал в семнадцать, когда провалился на экзаменах.
Хочу умереть.
Хочу жить.
Хочу отшельником стать.
Хочу кумиром быть.
Хочу. Но промолчу.
Я проживу как все, солидно,
до дня последнего в тиши. Обидно.
Да, где-то обидно… а впрочем…
Телефонная трель.
– Пап, у нас новость! Валерку командируют в торгпредство в Лондоне, через месяц уезжаем. Вот только Виталика заберём не сразу. Надо ж как-то обустроиться, подготовиться. Как вы с мамой посмотрите, если вам подкинем? Ну, может на годик…
– Да я…
– Знаю-знаю, вы не против. Пап, мы ещё подумали: фигурное – это сейчас престижно, вон бабки какие там крутятся. Может, ещё не поздно отдать Виталика? Ты ж вроде хотел поводить его…
Плющенко, наконец!
– Пап, ты не беспокойся, мы всё оплатим и коньки ему купим…
Какой роскошный прыжок! Четыре оборота, овации.
– Пап, ты меня слышишь?
Весь зал скандирует в такт музыке. После каждого прыжка буря на трибунах.
– А, поняла, фигурное идёт. Извини, пап, завтра всё обговорим. А мама уже спит?
С каким настроением он катает! Точно, в ударе. Браво!
– Браво! … Нет, дочь, это я не тебе… А коньки я сам куплю, вы не беспокойтесь.