Моя жизнь в резервации

Прокопыч
Моя жизнь в резервации  (воплощённые в жизнь мечты Марины Галыгиной. См. «Мужиков - в резервации!!!!!….»).

Вечер. Что-то не спится! Впереди выходной. Единственный за месяц! Деревянное ложе нар привычно отдавало в спину. Перевернулся на бок.
На втором ярусе уже привычно посапывал Витёк, на верхнем Мишке по прозвищу Косолапый опять снился какой-то эротический сон, от которого он непрерывно всхлипывал и крутился.
Встал, поковырял в носу, почесал бороду, надел тюремное трико, выданное кастеляншей резервации Болгарчук Женей.
Привычно сходил на парашу и вышел на свежий воздух клетки.
Темнело.
 Впереди в весеннем тумане через железные прутья знакомо опускался в темноту заботливый забор Александры Труалетти.
Сел на скамью, закурил положенную из 10 штук в день сигарету … и задумался о своей житухе.
Вродь бы ничего! Кормят, поят, иногда в общество прихотливой дамы отвозят. Клетка, вот только, порой раздражает.
Впереди послышался какой-то шум. В  воздухе зашелестели шины шикарной иномарки.
- Опять кого-то брать едут, - пронеслось в голове.
Линкольн прошелестел мимо, потом вдруг резко остановился и cдал задом.
С переднего сиденья, снимая белые перчатки, соскочила энергичная дама и, вглядываясь в мою бороду, пальчиком  указала на меня и властно объявила: « Вон тогго, пжалуста!».
- В багажник его, - добавила она.
Сердобольная ключница  Юля Герц отпёрла  пудовый замок клетки, и две дюжих девки с Проза.RU  схватили меня за руки, как настоящего говнюка выволокли из клетки и, раскачав, бросили в багажник.
Шофёр Гелла Лусская деловито захлопнула крышку, и я погрузился во мрак.
- Повезло, - подумалось мне в темноте багажника, - кажется кого-то на траханье потянуло. Может хоть выпить удастся!
Багажник не долго качался. Минут через 20 он вновь раскрылся, и те же девушки  вытащили говнюка и бросили его на прилегающий асфальт шикарного пригородного дома.
- Отмыть, - резко приказала госпожа, и меня потащили куда-то в дом. Бросили на край ванны.
Появилась не дурна лицом прислуга.
- Klawa, - представилось милое существо.
- Прокопыч, - отозвался я.
- Снимай штаны!
Я  стащил с себя трико и предстал перед ней в кальсонах, отдававших лагерной желтизной.
- Сымай!
- Да неудобно же, Klaw!
- Сымай, сымай! Нечего тут выпендриваться! Не первый раз, небось!
Я, обернувшись к стенке, снял последнее на мне казённое бельё, и Клавины руки мочалкой приятно заскользили по моему телу.
- Повернись!
Я выполнил команду.
При виде женского халатика мой Георгий моментально перешёл в вертикальное положение, потянулся, было, к ней, упёрся в районе пупка, но халатик мягко отпихнул его, произнеся: “Нельзя! Не положено портить изделие!”
- А он у тебя ничего, хозяйке понравится, - ласково обтирая вздыбленного, произнесла Кlawa.
- Можно я тебя Любой буду звать, - с дрожью в голосе обратился я к Klawe.
- Это разрешается, - спокойно ответила Любаша.
Я, обтираясь белоснежным полотенцем, случайно прикоснулся к её груди и ощутил трепетное ответное желание. Она охнула, какое-то время тесно прижалась ко мне, но потом опомнилась и мягко отстранила меня от себя: «Прислуге не положено!».
- Прокопыча к станку! – разрезал воздух  зычный голос.
- В постель тебя требуют, - уже плача напомнила моя Любашка. Я  смело взял её за плечи и тихо прикоснулся к открытыми ко мне навстречу губами. Она ответила мне. Отрывисто…. И как-то безнадёжно…
- Кто хозяйка-то, - шепотом спросил я, натягивая приготовленные синие в полоску трусы.
- Марина Малыгина, - отведя взгляд, с горечью ответила Люба. – У неё третья категория.
- Прокопыч! Быстро! – вновь прогремел нетерпеливый  командный голос.
А что делать!…
Я открыл дверь ванной и, удерживая ладонь на подрагивающей груди Любушки, с неохотой удалился исполнять желание властителей мира сего. 
- На спину! – похотливо пожирая меня узкими морщинистыми глазами, потребовала Снимающая лифчик.
Я медленно выполнил её волю.
- Почему не готов, - тряся передо мной опавшей  грудью, раздражённо заявила Повелительница.
- Коньяк! – затребовал опустившийся Георгий.
- Скоко? – начала торговаться Нетерпеливая.
- 250.
- Клавка! Стакан коньяку для Прокопыча!
Хлопнул я этот коньяк. Хоррошо пошёл!
Георгий слегка оживился, и экзекуция началась.
- На тюфяк его! – спустя 2 часа объявила уставшая мадам Марина.
Прозаушницы вытащили меня обессиленного из стойла и, постелив старый матрас, бросили у окна рядом с батареей центрального отопления.
- Клавка, - запиши Прокопыча в 5-ю категорию, - не совсем удовлетворённо произнесла Трахательница.
Я откашлялся и укрылся брошенным мне старым ватным одеялом. Стал уже придрёмывать, как незаметно в темноте появилась Люба. Наклонилась и прикоснулась своей ладошкой к моей щеке.
- Как ты?
- Да ничего! – уже оживлённо произнёс я, и, смело, ухватив её за тонкую талию, привлёк к себе. Она не сопротивлялась, наоборот даже с какой-то тоской прижалась к моему телу, и я тут же погрузился в аромат её волос.
- Ты мне понравился, - тихо шепнула Люба.
- А ты тоже ничего!  Уже влюбился, - широко улыбаясь, ответил я.
Она уцепилась за мою голову и прижала к своей открытой груди. Губы мои отыскали её упругие соски… и мы погрузились в блаженство любви…
- Я хочу, чтобы у нас родился ребёнок, - спустя какое-то время, несколько отстранясь, серьёзно заявила моя Любаша.
- Ты же знаешь, что это невозможно, -  мужским рассудком вернул я её к действительности. Сейчас же конвейер. Женская дума уж как пять лет назад приняла соответствующий закон. Дамы из высшего общества не хотят рожать. И распространили это на всех.
- А я хочу, - приподнявшись на локте, упрямо заявила Люба.
- Мне хотелось, чтобы у нас был маленький дом на окраине города. Чтобы у нас была собака, кошка… Я бы родила тебе мальчика…
- Девочку, - возразил я.
- Пусть будет девочка, - продолжая мечтать, произнесла Люба.
- А я бы каждый день приносил бы тебе цветы.
- Нет, уж лучше овощи, - озорно воскликнула Люба.
Задумалась…
 – Но можно и цветы. По праздникам. И потянулась ко мне.
Мы укрылись под одеялом и, ощущая жаркое дыхание друг друга, продолжали грезить… Каждый о своём, но в мечтах мы обязательно были вместе… Счастливая, Люба заснула на моей руке и довольная улыбка замерла на её лице…
Не спалось.
За окном задребезжал рассвет. Где-то скрипнула дверь, и я встрепенулся.
- Тебе пора, - ласково потрепал я за плечи Любу.
Она встрепенулась ещё мечтательная, потом вдруг горькая печаль коснулась её лица. Но, пересилив себя, упрямо улыбнулась, махнула  на всё рукой и опять тесно прижалась ко мне.
- Никуда я не пойду!  Хочу всегда быть с тобой!
Мы ещё какое-то время лежали вместе. Шум в доме усиливался. Я осторожно освободился от её объятий, встал и начал поднимать её. Люба обессилено висела на моих руках, на глазах опять появились слёзы и неудержимо начали сползать по щекам. Я непрерывно целовал её мокрое солёное личико, она устало отвечала мне.
Всё же, наконец, собралась, оттолкнула меня, накинула халат и, уже не глядя ни на что, медленно побрела в темноту коридора.
Я ещё какое-то время лежал, горестно переживая происходящее.
- Прокопыч, на станок!
Я вздрогнул, нехотя встал и по рабски поплёлся на голос.
- Коньяк, - сразу же мрачно с порога объявил я.
- Клавка, коньяк для Прокопыча!
- Вошла зарёванная Любаша, но Стервятница, глядя только на меня, не заметила её состояния.
Я выпил стакан поданного мне Любой коньяку, мадам резво затрясла передо мной своими худыми опавшими титьками….
 Георгий беспробудно спал….
- Что такое, - взъярилась Малыгина, - кого мне подсунули. Эй, охрана!
В дверях появились  знакомые дюжие девки.
- Списать Прокопыча! На урановые рудники его!
- Не делайте этого! - взмолилась моя Любушка. Это я виноватая! Это я его испортила!… Люблю я его!
- Скоко раз? – обратив внимание на слёзы,  деловым бухгалтерским голосом заинтересовалась Расчётливая.
- Четыре, - соврала Люба!
- Девки! Прокопыча переписать в третью категорию, а эту дрянь – в клетку!
- Какая у тебя категория? - издеваясь спросила Язва.
- Двенадцатая, - плача отозвалась Люба.
- А ты знаешь, кому разрешено трахать мужиков.
- С первой по десятую.
- То то! Не забывай, кто ты есть, курва! В клетку её, в женскую резервацию, как нарушившую закон! Тут и так самцов не хватает, а она со своей двенадцатой категорией лезет!
- А мне всё равно, - вытерев слёзы, гордо заявила Люба. – На этой свободе хуже, чем в клетке. Любить не даёте! А я люблю Прокопыча!
- В клетку, - разъярилась Малыгина.
Девки двинулись в сторону Любы. Я сорвался с места, схватил Любушку за руку.
- Бежим, - успел сказать я ей.
Тяжёлый удар по голове свалил меня в небытьё…. 
Пришёл в себя ранним утром следующего дня. Голова трещала. Шишка разрослась и заняла полчерепа.
Соклетники ещё спали.
На втором ярусе привычно посапывал Витёк, на верхнем Косолапому опять снился какой-то эротический сон, от которого он непрерывно причмокивал.
Да! Мишке страдать приходится со своей шестнадцатой категорией. Да и дам с его уровнем не пущают на территорию резервации. Используют его как рабочий скот, не давая порезвиться его Георгию. Ну и житуха!
Встал. Нары привычно заскрипели. Витёк проснулся и посмотрел на меня мутными глазами.
- Этому вчера повезло, - шумом пролетело в моей голове.
- Как ни как всё же восьмая категория!
Сосед поднапрёгся и … громко пукнул.
Я поднял  для приветствия руку, задрал правую ногу и аналогичным образом поприветствовал одноклеточника.
Рабочий день начинал свой отсчёт.
Поковырял в носу, почесал бороду, натянул комбинезон и кирзуху. Посмотрел на свои изъеденные раствором пальцы. Вспомнил, что сегодня опять поведут на строительство дома терпимости  мужиков.
Привычно сходил на парашу,  встрепенулся и ещё раз для бодрости пукнул… Потянулся…
 Вышел на свежий воздух смотровой  площадки самцов.
Пошарил в карманах в поисках сигареты, – курева не было.
Привычно полез в урну, отыскал крохотный бычок, закурил, сел на скамью и поднял голову.
Светало...
Во взор назойливо лезла белая табличка, привязанная ржавой проволокой к прутьям клетки, с указанием её номера, перечислением содержимого в виде кликух  и сообщением об основных   параметрах проживающих тут самцов.
Эх, зря я согласился на эту третью категорию!
Измотают же моего Георгия!
-А как же выпить! - вылез внутренний голос, - такая лафа!
С доводами последнего я согласился.
Выбросил окурок. Зло сплюнул…
Впереди высокой грудью неудержимо начинал надвигаться из темноты  ошалелый забор Александры Труалетти.

 10.03.2013 г.