- Васыыыль! Васылю! – крик со двора колотился в окна хаты, нетерпеливо разрывая на мелкие кусочки такой чудный, такой душистый сон, где степь вздыхала пряным теплым ветром от горизонта до горизонта и ковыль кланялся под ноги волам...
- Та Васылю!!!
Василь обреченно вздохнул, разлепливая глаза и с неохотой вываливаясь из пахучего лоскочущего ковыля в корыто мартовского стылого утра.
Плеснув на лицо воды из кадки в темных сенях и поплотнее запахнув жупан, он ступил в снежную талую мешанину, начинающуюся сразу за порогом хаты. Опрокинутый чан серого неба гулко отражал галочий гомон.
Пухлая сдобная Одарка, с которой черт его окрутил две зимы тому, стояла в дверях коморы, многообещающе уперев руки в боки.
- Шо ты шкандыбаешь, як ото мерзле горить?– завела она ежеутреннюю, и Василь привычно втянул голову в плечи, стараясь незаметно протиснуться между косяком и пышностями жинки.
Пока он прибирал в полутемной коморе, колол кряхтящие под топором дрова, задавал корм крепко пахнущей животным паром скотине, выносил теплый навоз к огороду, выбирал яйца из курячих сидок – Одарка ходила вокруг, громко осуждая нерадивого чоловика за лень, голодрацтво, бесхозяйность, да и за всех его родичей до купы.
Василь той порой, почесывая воловьи твердые лобешники, рассеянно улыбался и представлял, как совсем уже скоро, вот только станет шлях, потянется вон на волю из села степенный чумацкий обоз.
… И тяжелые неповоротливые возы, груженые зерном, будут царственно плыть к югу по тугим ковыльным волнам, ведомые мощными широколобыми волами.
…А на самом переднем возу будет гордо восседать чумацкий голова дед Чубарь, а за спиной его вцепится в тугую мешковину когтистыми лапами пивень с зеленым хвостом, сверкающим на солнце не хуже смарагдов.
…И головные волы будут мерно ступать, опустивши долу вызолоченные и прикрашеные разноцветными стричками рога...
-Ты шо, зовсим здурив?! – и без того визгливый одаркин голос стал и вовсе нестерпим, - ты куды ото подался свит за очи?!
Не оглядываясь и не отвечая, Василь, оскальзываясь, медленно брел мимо соседских тынов, засунув мерзнущие руки в рукава – и ноги как-то незаметно, сами собой, вывели его до хаты Чубаря.
Потоптавшись в нерешительности возле тына, Василь направился к сараю – в селе всем было известно, что дед Чубарь порой даже ночует в возу, спасаясь от крутого характера Чубарихи, дочки польского корчмаря, которая и по сей день через слово добавляла “холера ясная”.
Осторожно приоткрыв скрипучую дверь, Василь зашел в соломенное тепло сарая.
- Та хто там ще? – услышал он сначала молодой, явно не чубарский голос, а потом приглушенный смех нескольких крепких глоток. Когда глаза наконец привыкли к свету каганца, поставленного на пол, Василь обнаружил в сарае чуть не всю их чумацкую артель.
Дед Чубарь, как и положено голове, сидел на возу, вокруг на соломе или на полу вольготно расположились остальные чумаки.
- Та то ж наш Василю! – загудел басом здоровенный Тарас Семиножка, шуткуючи разгибавший тяжеленные воловьи подковы, - то теперь можна и по новой!
Рядом с носом Василя возникла пузатая зеленая бутыль внушительных размеров с широким, на поляцкий манер, горлом, наполовину заполненная лоскочущей нюх жидкостью.
- Склянок нема, так шо так хлебай,- удовлетворенно сообщил длинный, как жердяка, Гриць Гудзь, - Шо, теж дома места нема? А тут Бударь здох, шоб його…
Чубарь скорбно склонил голову с седым оселедцем: пивень Бударь был его всегдашним неизменным спутником.
- Эге ж…- сочувственно вздохнул Василь, отхлебывая.
Дверь вдруг скрипнула и все настороженно притихли.
…А на пороге возник гусь. Он стоял, глядя на чумаков, приоткрыв широкий клюв, и со стороны можно было подумать, что гусь улыбается.
По какой-то прихоти природы вылупился он на свет божий пегим, как коняка: пятно на пятне, а одно даже наползало на левый глаз, придавая гусю вид прямо-таки залихватский.
- Тю! - изумился Петро Драбына, - то шо воно таке?
- Тьху, - сплюнул дед Чубарь, - та то ж Холерка.
Чумаки только переглянулись, хмыкнув себе в усы. Назвать гусака именем своей грозной жинки, которым все кликали ее за глаза – такую смелость мог иметь только артельный голова.
Холерка тем временем беззаботно прошлепал прямо через круг и устроился подле Василя. Тот на всякий случай немного отодвинулся.
- Цей дурный гусак кажного дня носиться десь, когда добрая птица сыдыть у курятнику, - поделился дед Чубарь.
- Може, не хоче до котела твоей дружины? – предположил гутарь и первый рубака Ондрий Подопрынога.
Все зашлись смехом и не заметили, как дверь сарая отворилась уже пошире и в проеме вырос дородный силуэт Чубарихи.
Василь ойкнул и спрятал бутыль за спину. Чумаки мигом умолкли, поглотав языки – грозный взгляд хозяйки не сулил ничего хорошего. Сложив руки на груди, она медленно обвела взглядом присутствующих и остановилась на Чубаре, сдвинув брови. Кончики хустки ее очипка воинственно встопорщились. Артельный голова сжался бубликом:
- То тут хлопцы… того... зашли, кхе, покалякать….
- Покалякать…- медленно басом повторила Чубариха и, помолчав немного, добавила, - холера ясная…
Постояв таким манером еще минуту, она величественно удалилась.
Хлопцы перевели дух, подмигивая друг другу. Василь потянулся за горилкой и вдруг почувствовал, что бутыль что-то держит: засунув чуть не всю голову в горлышко, Холерка пытался добраться до заветного напою.
- Тю! – опять поразился Петро Драбына, - цей гусак таки дурный!
Василь же отчаянно старался вытряхнуть гусака из бутыли, размахивая ею во все стороны: Холерка лупасил лапами, растопыривал пегие крылья, а чумацкое товариство тем временем заползало под жупаны и солому, давясь от смеха.
- Та хай йому грець! – в сердцах крикнул Василь, с размаху шлепая Холеркой о воз, отчего гусак выскользнул из бутыля и, отряхиваясь, уселся на прежнее место.
А Чубарь вдруг предложил, задумчиво закручивая оселедець вокруг уха:
- А шо, хлопцы, как нам завтра уже податься?
- Та шлях ще не став, мы ж затонемо, - удивился Остап Загоникобыла, имевший репутацию чумака вдумчивого и степенного, - хоча волы раздобрели… харчи е, магарыч… лантухи…
- Отож, - подал голос Гриць Гудзь, - хоча и довгенько воно так буде, так хоч не тута…
Чумаки согласно закивали, широко улыбаясь.
А Холерка упал плашмя длинной шеей просто на солому и заснул.
… На следующее утро из села вон на волю степенно выходил чумацкий обоз.
Переругавшиеся со своими молодицами да жинками чумаки победно правили мощными широколобыми волами, ведущими за собой тяжелые возы, груженые зерном и царственно плывущие к югу.
А на самом переднем возу восседал чумацкий голова дед Чубарь, со свежим синяком под глазом и гордым неукрощенным взором.
…И головные волы мерно ступали, опустивши долу вызолоченные и прикрашеные разноцветными стричками рога...
... А на небосводе медленно падал за горизонт, щедро раздаривая горстями небесную соль, Чумацкий Шлях.
...Дверь сарая на подворье Чубаря скрипнула и выпустила пегого гусака. Холерка вышел за тын; вытянув шею, поглядел в сторону уходящего чумацкого обоза, встрепенулся – и споро зашлепал вдогонку по размякшей мартовской колее.
_______________________________________________
СЛОВНИЧОК.
Лоскочущий, лоскотно – щекотный, щекотно
Комора – амбар
Пивень – петух
Стрички – ленты
Холера ясная – неудобопереводимый польский фольклор
Хай йому грець – неудобопереводимый украинский фольклор
Жинка, дружина – законная супружница
Молодица – оно же, только помоложе
Каганец – фонарь
Оселедец – традиционный малоросский «ирокез»
Гутарь – балагур, Тёркин украинского разлива
Хустка – платок
Очипок – замысловатое сооружение на женской голове из этой самой хустки, оставляющее сверху два кончика, наподобие ушек (рожек)
Лантухи – мешки
Напой – напиток
Заветный напой – горилка