«Папа» в армии – это командир, а «мама»…
«Мама» – это добрая, но твердая рука, призванная неуклонно проводить Линию… При чем на принципах демократического централизма, которые никак не хотят, но должны сочетаться с основным военным принципом – единоначалия. При чем «мама» в армии – это Он, а не Она.
«Мамы» – это наследники комиссаров (не путать с капелланами!), историческим назначением которых было присматривать за тем, чтобы в революционное сознание бойцов Красной армии не вкралась черной змеей подлая буржуйская крамола и измена. «Мам» приставили к «папам» во времена военспецов – «контры», которой не доверяли в силу ее дворянского прошлого, но без которой не могли воевать.
«Мамы» в армии – это «замполиты, политруки, а по-прежнему – комиссары…»
Нашему дивизиону хронически не везло на замполитов.
Они менялись как перчатки, не успевая оставить неизгладимый след и добрую память в наших хрупких душах и пока еще горячих сердцах. И может быть по этой самой причине, им никак не удавалось стать для нас примером беззаветного служения Родине. Идеальным, так сказать, образцом для подражания в свете решений… Эталоном высокой моды в духе морального кодекса, etc. Они приходили и уходили, а мы оставались, чтобы двигаться дальше. Через тернии к звездам. Словно пасынки во Вселенной. Без «мамы»…
Но однажды ЭТО случилось. Наша очередная «мачеха» осталась в дивизионе. И стала нашей «мамочкой»…
«Мамочку» звали Ара. Тьфу, то есть звали его, конечно, подполковник Налбандян Ашот Саркисович. Но русскому человеку лениво и трудно выговаривать такие непонятные имена, а потому за глаза его звали просто – АРА. Просто Ара, а по выходным – Ашот Саркисович. Но за глаза…
Официально – товарищ подполковник. Но за глаза никогда. Язык просто не поворачивался называть его подполковником. В нем не было ничего военного. Форма смотрелась на нем как пальто на вешалке. Как скафандр космонавта на фотомодели, как зипун на балерине… Пиджак одним словом. И именно поэтому нам хотелось быть честными хотя бы между собой.
Еще мы называли его… Нет, пожалуй, все по порядку.
«О-образный ты наш!» – думали мы всегда, когда его аморфное тело проплывало мимо строя. Мы замечали, что «мамочкины» аккуратные усики совсем неплохо выглядели на плохо подстриженной полулысой голове. Умные глаза, подбородок… Неплохо, неплохо. Ну, не так чтоб волевой. Но не уродливый, нет. Подбородок его не портил.
И все бы хорошо, если б не тонкая шея, узкие плечи и непомерно толстая ж… В общем чтоб не путаться, мы еще называли его ОНО…
Дело было перед Всемирным молодежным фестивалем. Народу должно было собраться много. Пофестивалить. Помолодежить. Милое дело. Но! Раз народу много – то что? А то, что соблазны всяческие, эмоций перехлест. Опять же молодежь: психика неустойчивая, влюбленности всякие. Тут и до безобразий рукой подать! И, стало быть, что? А то, что кто-то должен был проследить за порядком. И КЕМ-ТО (тут палец вверх!) было решено доверить нам (тут палец вниз!) поучаствовать в этом процессе. Все ж продумано! И чтобы народ, молодежь в смысле, не пугать – даже разрешили нам целый месяц (!) не стричься и выдали «гражданское платье».
Ну а проверку нашего «облика морале» и психологической готовности поручили… Кому? Ну, конечно же, «мамочке»!
Ара собрал дивизион в актовом зале и выдал всем по листочку бумаги.
– Товарищи курсанты, сейчас мы с вами проведем тестирование! Итак, разделите лист бумаги на три части…
Тут же нашлись непонятливые (или вдумчивые?):
– Товарищ подполковник! А как делить-то, вдоль или поперек?
– Что вдоль-поперек?..
– Ну, лист…
– А, лист… Вдоль, конечно… Или поперек? В общем так – делите поперек! Есть? Ага, теперь рисуем. В первой части рисуем горы, так…Го-ры.. Во второй части рисуем – ме-шок, мешок, вот. Ну и в последней – рисуем – зме-ю, змею, товарищи курсанты. Так, нарисовали? Подписываем взвод и фамилию. И сдаем мне.
Все стали сдавать свои листочки с рисунками.
Женька Боровик весь тест ерзал на стуле. Его явно мучил вопрос.
– Товарищ подполковник, вопрос можно? Курсант Боровик!
– Пожалуйста, товарищ, э-э, Боровик.
– А что означает этот тест, как он интерпретируется?
– Одну минуточку, я вам сейчас отвечу. Так. Все сдали листочки? Ага, хорошо. Ну так вот, товарищ, э-э, Боровик. Кто нарисовал острые горы – у-у-у! Это человек конфликтный! Кто нарисовал завязанный мешок – о-О-О!! Этот человек скрытный, понимаете! И еще. Кто нарисовал змею извивающуюся – а-А-А!!! Это хи-трый, изворотливый, че-ло-век…
– Товарищ подполковник! Скажите, а какой дурак нарисует
плоские горы,
развязанный мешок и
ровную змею?…
Аут!…
Ты будешь смеяться, мой дорогой читатель, но тогда почти все курсанты дивизиона поехали на фестиваль. И почти целый месяц жили как «белые» люди. Почти все…
Только Женечка с рядом товарищей (видимо не прошедших проверку на благонадежность) остался в училище.
Сегодня, вспоминая ту историю, он смеется:
– Копать коллектор в достойной компании достойных людей ничем не хуже, чем целый месяц открывать двери в гостинице «молодым обезьянам» с острова Таити…
А потом добавляет:
– Хотя… Это сейчас смешно, а тогда, между прочим, обидно было…