Представляю письмо, высланное мне электронной почтой. Судя по заголовку: «Записка одного Человека в редакцию газеты «Светлый путь» – письмо попало в мой почтовый ящик по ошибке, потому что не имею никакого отношения ни к какой редакции.
«Записка одного Человека в редакцию газеты «Светлый путь»
Андрей Петрович, директор нашего кладбища, вчера возьми и спроси:
- Да когда же ты, Валентин Захарович, протрезвеешь?
Странный вопрос. У нас на кладбище все пьют. Пили и в девятнадцатом веке, и в двадцатом, и на «заре третьего тысячелетия» тоже пьют. Ну, это я про себя подумал, а ему говорю:«Андрей Петрович, ничего не поделать – традиция». А он мне:«Не умничай. Иди в офис. Будешь от имени работников кладбища выступать перед телевидением. Все-таки ты, говорит, один у нас на кладбище литератор».
Я не возражал, он и представил меня телевидению:«Посмотрите на этого болезненного человека с одухотворенным лицом. Это наш штатный поэт».
Конечно, я человек на кладбище небольшой, но, так представлять перед камерой? По телевидению надо показывать положительное, правдивое, идеалы необходимы, а тут кладбище и разгоряченное водкой лицо – нехорошо…
Хотя бы представь по-деловому:«Валентин Захарович, работник кладбища с многолетним стажем. Среди наших клиентов заслужил славу прекрасного сочинителя эпитафий. Его стихи украшают памятник милицейскому генералу Жезлину.» Нет, он по-деловому уже не хочет. В наше время уважение и хороший стиль исчезают, и русский мат вместо остроты принимают. Что же, как сейчас модно, скажу про себя:«Пошел ты, Андрей Петрович, на букву «х».
Впрочем, я не в обиде. В конце концов, я не какой-нибудь известный литератор, чтобы обо мне не говорить: «наш штатный поэт». Написал десяток стихов, – в нашей районной газете не напечатали. Чувства, говорят, в моих стихах нет. Написал повесть – в издательстве отказали. У нас, говорят, все тиражи платные и печатные мощности ограничены – на местных выборах за деньги не можем листовки напечатать, не то что повесть… Но, если бы вы хорошо заплатили, то…
А откуда у меня на кладбище деньги? Они думают, что раз работаешь сторожем на кладбище, то там гробик поднесешь – пятерочка зеленью, там могилку выкопаешь – двадцаточка. Все эти десяточки и двадцаточки Андрею Петровичу идут! Нам он копейки выдает. Стыдно сказать, - опохмелиться иногда не на что. И ни разу я не потребовал платить больше! Характер у меня хоть и скверный, но робкий и даже интеллигентный, вот что.
Думаю, что Андрей Петрович телевидению меня представил не стихов ради, а из-за большой шишки на лбу – Петренко по пьянке лопатой меня ударил; с тех пор повести и стихи пишу. Андрей Петрович говорит, что у меня чакра открылась - «третий глаз». Мысли нет, так телевидение на «третьих глазах» выезжает. И как же в репортаже удалась моя шишка, - индийский гуру! Это у них духовностью называется.
Однако, хватит разводить о духовности. Даже Петренко надоел. Он мужик терпеливый и тот: «После моей лопаты ты, говорит, бля, все время трындишь, как бля последняя; ни разу не матерился, как следует. Хоть бы «мать твою за ногу» сказал, хрен эдакий!» Он прав. Я вижу и слышу странные вещи. Будто кто-то на ухо шепчет: «Набок, набок, набок…» И все хожу и думаю: «Что за слово «набок»? Оно слитно или раздельно пишется?» Надо свериться по словарю Ожегова.
Репортер, девчоночка лет двадцати, спрашивает:«У вас хорошая зарплата?» А я:«Да, зарплата хорошая, но маленькая…»И зачем я оговорку сделал? Постоянно делаю какие-то оговорки! Андрей Петрович как услышал, схватил меня за руку и в сторону потащил. «Ты хрен с лопатой! Будешь тень наводить – уволю!» – прошипел он на ухо.
Репортерша следующий вопрос задает: «На вашем кладбище происходят необычные вещи?» Конечно, я человек маленький, но Человек и имею амбиции, и не удержался:«А как же! Происходят! На прошлой неделе я убирал листья в новом ряду очень уважаемых людей. Там все, знаете, бюсты такие – бронза, гранит. Кстати, Пустозвонов, редактор нашей районной газеты, в которую я носил стихи, тоже там – три месяца назад убили. Такова жизнь…Так вот, был холодный, серый день. Я устал и присел на скамеечку возле свежей могилки главы администрации нашего района. Он был очень хороший и уважаемый человек. В столицу к начальству на боевом самолете летал - вот, какой человек был! И решил я выпить за упокой его души. Налил чарку беленькой. Вдруг слышу голос самого умершего главы администрации:
- Ты, Никита Семенович, выборы мне обеспечь! Чтобы к двенадцати ночи все проголосовали! И не за Пустозвонова, а за меня. Ты уж обеспечь!
- Все будет в полном порядке! - уверял неизвестный голос. – Вы будете старостой кладбища. Сегодня привезут Николаеву – проститутку, с которой Пустозвонов шашни вел. Она все о нем расскажет, и никто за него не проголосует. Потому что здесь мораль надо соблюдать. Иначе наверх не выберут.
- Моралист! – послышался голос Пустозвонова. – От него несет, как от сортира, а всего пять дней лежит. Три служебных квартиры и дачу отхватил! Умер и под землей на должность претендует!
Глава администрации ему в ответ:
- Нам природа дарит четыре месяца перед последним выбором, а болтуны как ты, Пустозвонов, будоражат народ! Без морали нам не построить вертикали! Из-за Пустозвонова нас классик неверно описал! Мы - современные люди, и мы не допустим, чтобы умершие граждане предавались игре в карты и сплетничеству! Я построю здесь верховенство закона!
- Да пошли вы все на «х…»! – крикнул кто-то издалека.
От неожиданного крика я выронил чарку и та разбилась.
Глава администрации сказал: «Набок. Набок. Набок.» – и голоса умолкли».
Репортерша и оператор только рты разинули, услыхав такую историю.
Андрей Петрович сказал: Ну, братец, ты и литератор!»
На следующий день меня уволили. И вот, глубокоуважаемая Редакция газеты «Светлый путь», обращаюсь к Вам, можно сказать, четвертой власти, опубликуйте мою записку – в ней чистая правда! – и помогите восстановиться на работе. Мне без кладбища никак нельзя!
Искренне до гроба ваш, Валентин Захарович Ч.