Плещется темная вода. Клубится над водой белесый туман. За туманом ни другого берега, ни черной стены не видно, а, говорят, стена есть.
Вот-вот и начнет смеркаться.
– Эй, пошевеливайтесь!
К берегу выходят двое людей, затем еще один.
На воде покачивается лодка.
– Принесли, что я просил? – спрашивает сидящий на веслах.
Ему бросают сверток. Потом кидают еще мешки. Сами забираются в лодку.
Легкий плеск. Весла поднимаются над водой.
– Подожди… Лодочник, а там точно, как здесь?!
Весла резко падают обратно в воду.
– Сам ведь знаешь, – усмехается Лодочник. – Небось, всех, кого только нашел, расспросил.
Еще несколько всплесков. Лодка входит в туман.
Почему-то считают, что так было не всегда. Но другого никто не помнит.
Испокон веку один берег от другого отделяла Темная река. Ни переплыть эту реку нельзя, ни просто плыть по ней. Все одно – утонешь.
Но есть Лодочник. Спросить у тех, кто постарше, – скажут, сами детьми еще бегали, а Лодочник был. Ни молодой, ни старый. Все знают Лодочника, но никто про него ничего не знает.
Сказать, что и не человек он совсем, так и с виду вроде бы все на месте, и ест-пьет, как обычные люди, а вот ходу на берег ему нет.
Туман расступается. Лодка выплывает к другому берегу. Сидящие в лодке люди, кроме одного, настороженно озираются.
– Да вы не переживайте, народ здесь душевный…
– Ага, прямо как там, - мрачно бросает один из пассажиров.
Нос лодки утыкается в берег.
Трое людей не спеша перебрасывают свои мешки на землю, потом вылезают сами. Стоят и смотрят обратно в туман.
– Вы к Оду-рыжему зайдите, ему наверняка работники нужны. И вот еще, – Лодочник протягивает маленький бумажный конвертик. – Отнесите это. Там написано, куда.
Буквы на конверте выведены карандашом, но достаточно четко; один угол слегка намок.
Люди подбирают свои вещи и уныло бредут прочь, не проронив ни слова. По левую руку от них встает солнце.
Как время идет на берегу и уж тем более между берегами, никто не знает.
Плававшие – рассказывают разное. То бывает, отплыли утром, приплыли утром, а бывает, выходит, будто всю ночь плыли.
А на реке совсем уже ничего не поймешь. Темно, тихо, вода не плещется, а говорить и сам Лодочник не велит.
Выплывешь к другому берегу да к свету, вспоминаешь: вроде бы всего ничего плыли, а потом кажется – целая жизнь там в тумане прошла.
Грохот кузницы разносился по всей округе. Дыму тоже было предостаточно.
На пороге сидел голый по пояс мужик средних лет. Он был рыжий.
Увидев троих, неуверенно топчущихся на середине улицы и пялящихся на него, рыжий усмехнулся, но вполне по-доброму:
– Эй вы, работнички! Ну, идите сюда, чего мнетесь… Про вас что ли Лодочник говорил?
Плавали через реку многие и по разным причинам. У каждого был как бы запасной шанс: бросить все и начать жизнь с чистого листа.
Кто бежал от долгов, у кого были неприятности с законом, у иных просто что-то не заладилось.
На другом берегу обычно не спрашивали причин. Переплывших ценили как хороших работников, готовых браться почти за что угодно и за меньшую, чем местные, плату.
Люди говорили: «Кто переплыл реку, тот стал лучше».
Действительно, многие старались не повторять прошлых ошибок – больше плыть было некуда.
Лодка покачивалась на воде.
На берег вышла женщина..
– Доброе утро, – она явно робела.
– Доброе… Тебе передали? – Лодочник говорил всем «ты» и, пожалуй, имел на это право.
– Как он там, расскажи…
– Он тебе написал.
– Ты же знаешь моего брата, – Лодочника отчего-то тоже все называли на «ты». – Мало ли, что он написал…
– Знаю. Я его возил. Могу и тебя отвезти к нему.
– Куда уж мне?! У меня муж, – женщина присела на землю. – Ай, судьба непутевая! Здесь муж, там брат!.. Вот если бы в гости…
– В гости нельзя.
Переплыть реку можно было только один раз, обратного пути не было.
Лодочник многих знал, со многими здоровался, даже не только с теми, кого возил, но помнил, определенно, не всех.
Сколько раз переплывшие, передавая ему весточку для родных, пытались как-то начать беседу, говорили, что Лодочник возил их в такое-то лето, но замечали, что тот их явно не узнает.
А вот уплыть обратно было никак нельзя.
Многие тосковали, некоторые даже слишком…
Но могла пройти хоть целая жизнь, которая меняла так, что уже и родная мать, оставленная на другом берегу, не узнала бы, а Лодочник и подавно.
Лодочник и не узнавал, только везти отказывался.
Стемнело. В небе появились звездочки.
Стог был высокий и мягкий. Набегавшиеся за день ребятишки теперь успокоились и благодарно внимали самому старшему из них.
– К ночи туман на реке рассеивается, и видна становится стена, черная-черная! – Рассказчик слегка растягивал гласные для пущего устрашения. – И подходит она ночью прямо к берегу!
На самом деле туман никуда не девался, просто в темноте его не разглядишь, а ни луны, ни звезд над рекой действительно не видно.
– А еще случается такая особая ночь, когда выходят на берег все утопленники и утопленницы. И если придешь ты на реку, утащат они тебя в воду, и будешь ты там вечно в темноте на дне лежать, ни живой, ни мертвый!
Самый младший из детей тихонько заплакал.
Утопленников, конечно, никто никогда не видел, но зато даже днем дети к реке ходить боялись, а так родителям было спокойнее.
– Никто на свете не знает, когда наступает эта ночь. И потому даже Лодочник плавает по реке только днем!
Лодочник появлялся то у одного, то у другого берега. Вести передавал, даже иногда сплетни рассказывал. Почти у каждого была родня по другую сторону реки.
Но видели Лодочника только днем. Стоило солнцу коснуться горизонта, и он уплывал в туман.
Одни считали, что когда на их берегу день, на другом – ночь. И получалось, что Лодочник все время бывает то тут, то там, а когда спит – не ясно.
Другие говорили, будто проводит он ночь на середине реки. Но середину реки единогласно признавали местом страшным.
Жил когда-то на одном из берегов Рин-трактирщик. Хорошо жил: жена, дети, достаток, родителей стариков содержал.
Одно ему покоя не давало – река.
Все хотелось узнать, что там, в тумане. Всех, кто плавал, расспросил и не по одному разу. Самому плыть – так на кого ж все оставить?! Да и зачем, кроме любопытства глупого…
Каждый день Рин на берег ходил, с Лодочником разговаривал, и вот до чего договорился: не надо его везти на другой берег, а только заплыть в туман, и потом – обратно.
И Лодочник согласился. Он вообще никому в переправе не отказывал, если конечно в первый раз, всех вез: хоть детей малых, хоть девиц юных.
Договорились, значит, посулил что-то Рин Лодочнику. За просто так через реку никто не плавал, но и большего, чем могли дать, Лодочник не запрашивал.
Утро было раннее, когда садился Рин в лодку. Народу на берегу собралось – всем интересно: когда приплывет, да что расскажет.
Постояли люди, постояли и разошлись по своим делам. Только жена трактирщика осталась. Сам он приплыл к вечеру. Бледный весь, руки трясутся.
Что видел? Ничего не видел: темно, тихо…
Еле на берег выбрался, словно назад его что-то толкало.
Три дня маялся, не спал, не ел. А на четвертый день пропал Рин, утопился видать, но иные говорят, хотел он на тот берег сам переплыть.
Что бы ни случилось, кто бы ни уплыл туда, кто бы ни приплыл оттуда, кто бы ни утопился в темной воде, Лодочника никогда не винили.
Не в его обычае было давать людям советы, пусть даже они через реку собирались.
Да и являлся Лодочник все равно между берегами единственной связью, никак рассоришься – что тогда?!
Так и в этот раз: погоревали по трактирщику, погоревали, на том бы и успокоились, если б не случай, причем случай неслыханный.
Еще и нескольких дней не прошло, как пропал Рин, пришла его дочка Селена на берег.
Про отца что-то спросить хотела или еще зачем, но разговорилась она с Лодочником и – словно промелькнуло между ними что-то…
Была Селена девица на выданье и собой хороша. А тут вдруг такое! Стала она каждый день к реке ходить. Все вроде бы чинно, благородно: разговаривали они с Лодочником, пироги она какие-то пекла, его угощала, в лодке вместе сидели, да и ничего боле.
Странно конечно смотрели на это люди, но говорить ничего не решались, а что думали – так это дело каждого.
Одно удивительно: не бывало такого никогда раньше.
К кому ни подойди, кого ни расспроси – услышишь с сотню удивительных и страшных, забавных и нелепых, правдивых и совсем уж невероятных историй. Хоть про саму Темную реку, хоть про людей, которые через нее плавали, хоть про Лодочника.
С незапамятных времен окружена река как туманом сонмищем сказок и небылиц.
Но про такое никто не слышал.
Как бы ни держали люди Лодочника за своего, но не было и быть не могло, чтобы какая девица да чувство к нему испытала.
С неделю где-то все продолжалось.
Приплывал Лодочник после полудня и до самого вечера оставался с Селеной.
О чем говорил, что рассказывал – неизвестно. Сама трактирщикова дочка молчала, а спрашивать никто не пытался.
Только стал народ как-то реже на берег ходить, да и письма без особой надобности не передавали.
И уж неведомо до чего бы так дело дошло, пока все молчали и не мешать старались, но только был у Селены жених.
Шесть дней минуло с первой встречи с Лодочником, а седьмой день был субботний.
Много ли, мало ли было выпито, да только развязались языки. Рассказали молодому Урсу про невесту его и про Лодочника, и приукрасить не позабыли.
Лето было, начало самое. Дни длинные, поздно темнеет.
Пока солнце к горизонту катилось, много успел Урс выпить, равно, как и услышать.
К самому закату притащился он с топором на реку, где и застал обоих.
Что уж он там кричал и как Селену несчастную таскал за косы – не важно. Топором в Лодочника пытался запустить, не попал, правда, – утоп топор.
Пряталось солнце за горизонт, кричал что-то пьяный парень, рыдала перепуганная девица.
Покачивалась на воде лодка, и сидел в ней Лодочник и ничего не мог поделать.
Сказал он что-то Урсу или вовсе смолчал, поднялись над водой весла, опустились в воду, и ушла в туман лодка.
Село солнце. А потом взошло и снова село…
Но никто больше не услышал плеска воды о борта, не увидел Лодочника.
Дни шли, месяцы шли, а река молчала.
Так и осталось делом темным то, что в тот вечер произошло. Только не стало через реку переправы, а между берегами связи.
Погоревала Селена об отце своем сгинувшем, о любви своей непутевой, да и вышла замуж, только не за Урса.
Потосковали люди о родственниках и друзьях своих, с которыми совсем их теперь разделила река, да и позабыли.
Шли годы.
И привык народ к тому, что есть река, а переправы через нее нет, да и был ли вообще за туманом другой берег засомневались.
«Нет больше пути через реку – живи, где родился так, чтобы и думать не пришлось о бегстве каком позорном», - вот что теперь стали говорить.
Много воды с тех пор утекло, хоть и не было в Темной реке никакого течения, потому нельзя было сказать, какой берег левый, какой правый.
Многое переменилось на той стороне, где жили когда-то трактирщик и дочка его, и жених ее.
И в один прекрасный день построили люди такую удивительную лодку, которая в реке не тонула и даже плыть по ней могла.
Набралось насколько смелых, готовых на этой лодке отправиться, чтобы своими глазами увидеть, что там по другую сторону тумана и есть ли что или врут все стариковские сказки.
Вошла чудо-лодка в туман. И шло время в тумане, как будто совсем мало времени, но очень медленно шло.
Снова окутал лодку туман и показался за ним берег.
Стояли у реки дома, какие строили лет сто назад, если не больше.
Стояли у самой воды люди. Один как будто письмо какое-то читал, а другой, наоборот, что-то спешно в бумагу заворачивал.
Качалась на воде, уткнувшись носом в берег, простая деревянная лодка, где сидел на веслах человек, и нельзя было разобрать молодой он или старый…