Пузырьки толпились, гнездились и кучковались в самом верху, а я смотрела на дно и думала: а там ведь своя жизнь, со своими законами, со своими противоречиями, с любовью, ненавистью и чем-то там ещё... И только мы срываем крышку, иной раз безжалостно, от бессилия, оставляя кровавый след на ладонях, но яростно, потому что так хочется, именно сейчас хочется... Или просто, следуя законам эстетики или этики... или их вместе взятых, аккуратно сдергиваем... Но ведь, когда касаешься губами этой жизни - лучше чувствуешь её, нежели создавая ей другую форму, форму стакана...
Я смотрела на эту жизнь и сбоку, содрав ненужные значки про состав этой жизни, смотрела снизу и сверху... Сверху она напоминала мне небо, пену неба...
Ден сказал мне, что мол, хватит мучить бутылку с пивом, хватит искать истину непонятно в чем. Сейчас ещё по бутылочке и всё будет в порядке... Это от первой порции бывает плохо, это она напоминает всё-всё, прокручивает нашу жизнь в голове... Сознание засыпает, оптимизируя полученное за жизнь... Вы не задумывались над этим? я тоже никогда... Мы засыпаем, а во сне всё, полученное за день, оптимизируется, прокручивается с помощью фильмов-снов, бредовых и страшных и просто никаких...
Или цветных, что свидетельствует о безумии или близости его... Вот и выпивая порцию пива, которое я люблю, но больше летом, чем вообще люблю, происходит быстрая, ускоренная оптимизация, некогда рассматривать хорошее - оно и так в порядке, всплывает всё плохое, вся боль, всё-всё... Всплывает, чтобы можно было отключить сознание действием малой порции алкоголя, это не сон, конечно, но...
- Ден, давай, сгоняй ещё за бутылочкой... а то и впрямь как-то кисло...
Ден встает с пня, где мы разместились... Какой-то сухой и корявый пень. И где только мы его нашли в этом городе, да ещё и недалеко от круглосуточного магазина, где всегда есть холодное чешское пиво в простых зелёных или коричневых бутылках. Лучше в зелёных, потому что коричневый цвет мне надоел уже... Он какой-то не мой, хотя половина всей моей одежды всех оттенков коричневого... Я допиваю, обдирая бумагу с боков, щипля пень, отрывая древесные нити, кроша его непонятно во что... Вот и Ден.
- Ден, эй, убери свою открывалку... Я хочу сама.
- Ну, не зубами хоть, а? Не порть свою улыбку.
Исподлобья смотрю на Дена, беру бутылку, срываю крышку...
- Хм, я знал, что силы девчонкам хватает, но чтобы так...
Как так? - думаю я, да и при чем здесь сила и при чем здесь девчонки... чего-то Дена не в ту степь... или меня... или...
Плечом к плечу с ним мы сидим и наслаждаемся душностью ночи, я молчу, Ден что-то рассказывает... Не хочу и делать вид, что слушаю, я не слушаю - и он понимает это. Но ему просто надо говорить.
Кто утверждал, что женский пол так болтлив - сильно ошибался...сильно... Ден же малчик... Я его так и зову: МАЛЧИК, без мягкого знака, потому что мягкости моей он не получит никогда, мы с ним друзья. И точка.
С наших доходов мы вместе пьём пиво вечерами, редко, но бывает... Обычно втроем, но третьего нет...сейчас... Нет, он - не третий-лишний, он, а буду точнее - она, - скрасила бы вечер, скрасила бы просто своим молчанием и присутствием рядом с нами.
- Ден, дай бумажник...
- На, только мне не показывай.
Хм... похоже, Дену сейчас хуже, чем мне... В первом прозрачном отделении фотография, со скромной улыбкой и цвета спелой пшеницы волосами... И чего ж всё так сложно, а? Я уже доставать начала себя этим вопросом... Да и Дену при встрече говорю, вместо приветствия: "И чего ж всё так сложно?" Ден, улыбаясь как-то застенчиво, отвечает: "как есть уж..." И чего в этом Дене хорошего? Ну, плечи в два раза шире, чем мои, ну беззаботное выражение лица... Эдакий добрый слон или слоненок, как звала его та, сидевшая в его бумажнике, та, которую Ден не мог видеть, но и вытаскивать оттуда не собирался, по-видимому... Мы с Деном друзья, друзья по работе и по несчастью, свалившемуся на нашу голову... на нашу...
Я часто прихожу к Дену, в его семью, в его квартиру, которая всегда полна каких-то друзей и подруг, то ли Деновых родителей, то ли его братьев-сестер... Я и не знаю, сколько их там...сестер-братьев... Не вдавалась в подробности... Но Денову маму я знаю.
- Наталья Валерьяновна, Ден дома? - начинаю я с порога...
Подумать только! Эту закоренелую феминистку, любящую только Дена, я ничуть не раздражаю, потому что не собираюсь и не соберусь "уводить" её мальчика, самого любимого у неё ...она просто уверена в этом, поэтому рада мне...
- Заходи же!
Умилённая физиономия Дена выглядывает из-за двери...
-"И чего ж всё так сложно, а?" - моя коронная фраза.
- Ну, не знаю, - виновато улыбаясь, говорит Ден...
Ден давно бы уже купил себе отдельную квартиру, так как его "неудавшийся бизнес" всё же принес плоды, но он не собирался делать этого, потому что обожал свою мамулю... Эх, слоник мамкин...
- Ты как? Надолго или? - спрашивает слоник.
Скидываю туфли, думая куда бы их поместить, чтобы их не перепутали и не ушли в них все эти гости... И как только Ден может столько гула и шума выносить, а? Я бы давно уже в отшельники сбежала, хоть в берлогу отдельную...
Впрочем, Ден мне нравился, мне нравилась его виноватая улыбка и его неуклюжая, но спортивная фигура, потому как в качалку мы ездили по выходным вместе... Я и правда не собиралась его уводить ни у кого, и даже та, которая была в бумажнике, знала это, догадывалась или была уверена...
Бизнес у Дена не пошёл. Его добрую физиономию никак не принимали. Мы вместе с ним что-то привозили-увозили. Руль мне доверялся, я более внимательна на дороге, а Ден любил спать на трассе... Причем, так, как он спал, не умел никто... Со всей своей слоновьей добротой и ширью, во сне он пытался свернуться клубком, превратиться в котенка какого-то и всегда на лице у него было одно и то же: серьезность и по-детски надувшиеся губы...
Ден, за это она тебя и бросила,слышишь, Ден?
За детсткость твою, за эту беззащитность во сне, за все твои виноватые улыбки и твои огромные букеты цветов, преподносившиеся с нескрываемой краской на твоем добродушном лице... Грубость ей нужна была, слышь, Ден, слышь? Нет, ты спишь, и тебе лучше не слышать всего этого, потому что потому... А я еду по трассе, что-то там поет радио, а я еду на твоей, а точнее, на нашей "Газель" зеленого цвета... моего любимого... Нет, цвета любимого! а вы чего подумали?
Мы с Деном были как два клубка одного цвета, но из разных составляющих... Дену бы мой характер, а мне бы его характер и - мы бы были счастливы... да... не вместе, конечно, просто счастливы, сами по себе... Потому что девушкам надо быть ласковыми и мягкими, как Ден, а парням твердыми и грубыми, как я...по характеру... Вид-то мой был довольно нежным, как и у типичных девушек...
- Ден, давай уже, вставай, у нас конференция, а нам тебе надо бы купить костюм и галстук, уже обед, Ден!
- Ну, купи сама, тебе денег дать?
Я знала все размеры Дена, часто сама покупала ему галстуки и все, что ему было надо. Даже завязывать его галстуки на нем приходилось мне...
- Да зачем мне деньги, мне ты нужен, вставай, отпусти, наконец, свой диван... Де-е-н! - противно тяну я.
Ден вздыхает и встает, натягивает спортивный костюм, спрашивает у мамы про чистые носки. Вот. Вот почему мы с Деном одинаковые. У меня тоже в шкафу сплошь: строгие костюмы и спортивные через один, причем спортивные у нас с Деном отличаются только размерами, а носки я беру сама, потому что люблю одиночество и квартира у меня своя.
Моя квартира, где нет места тем, какие в Деновом бумажнике, а нет его тем потому, что они сами так сказали... Но это другая история, это я потом как-нибудь расскажу...
Пара замечательная: я, в костюме и блузке, похожей на мужскую рубашку, только застегивающуюся справа на лево, как и положено дамским, и имеющую побольше пуговиц, и Ден с виновато-проснувшимся лицом в спортивном костюме, кроссовках и белых носках. Я позволяю одевать себе белые носки только на тренировках, а так, - считаю это показухой, да и Ден с этим согласен. Он, похоже, со всем всегда согласен, что не нравится той, сидящей или уже не сидящей в его бумажнике. Нет, он слишком ещё любит её, чтобы вот так, беззащитно выбросить эту скромную улыбку и цвета спелой пшеницы волосы... Слишком любит и боится этой любви своей, потому что она делает из него ещё более ребёнка, чем он сам есть на самом деле. А больше ребёнком, чем Ден в свои 28, быть уже невозможно.
Где бы мы ни оказались, - я всегда младше всех. Я и Дена младше, поэтому, и веду себя серьёзно,- говорит Ден. Но Ден позволяет мне командовать им. По старой дружбе позволяет и приговаривает: что пора мне замуж уже, что муж будет чувствовать себя за мной, как за каменной стеной. Ден, ну ты уж прости, но большинство девушек мечтают о том, чтобы кто-то был у них каменной стеной, но никак не наоборот... Впрочем, я поняла Дена, я понимала его, все его глупо-детские высказки... Опять вертелось в голове: устами младенца глаголет истина... Да. Стеной я могла бы быть для кого угодно, Ден, слышь, для кого угодно. Вот и для тебя я была стеной. Не ты для меня, а я для тебя. Да и нравится мне стеной быть для кого-то, нравится, что на меня кому-то можно опереться, что я могу кого-то поддержать, оградить... Люблю я полезной и нужной быть, нежели нуждаться в ком-то...
В Дене я нуждалась и я позволяла себе нуждаться только в нем, потому что я любила этого слоника мамкиного, любила так нежно по-детски, как требовалось ему, большому Дену.
- Ден, перебирайся, наконец, ко мне, а? Надоело мне перешагивать через всю обувь в вашей семейной квартире и будить тебя, вставая на час раньше, чтобы собрать тебя или просто погрузить в машину. Ну, давай же, слышь, Ден? Я же тоже человек, мне тоже хочется поспать утром, встать на час позже...А?
Ден виновато смотрел на меня с округлившимися глазами от моих слов:
- э, да я бы с радостью, да вот меня не отпустят, да и тебя не хочу стеснять, ты ж ухажеров приводишь на ночь, а тут я ещё... Блин, какие ухажеры, Ден... эх, Ден... Ты ж друг, лучший друг. Ухажеры...
У меня любовь, Ден, любовь, которая мне не нужна, которая мне покоя не дает, которая будит среди ночи и заставляет смотреть в потолок, придумывая красивые фильмы с морем цветов и воздушными шарами и счастливой мной, наконец ставшей мягкой и нежной по характеру... Но это всего лишь фильмы, но без них я пока не могу, пока ещё не выдрессировала себя относиться ко всему с холодностью, ко всему и к любви своей тоже... А пока я люблю - какие ухажеры, Ден? Как я могу думать даже о них? Поставь себя на мое место, поставь, ведь мы с тобой - два одинаковых клубка, оказавшихся из одной овечьей шкуры или "в одной шкуре", как принято говорить в нашем обществе... Вот как... Я не могла всего этого сказать Дену, сил не было, да и не хотелось, потому как я часто просто молчу.
- Ну, как знаешь, - ответила я на Деново "с радостью, но..."
- Приедь за нами, отвези домой, а? Пожалуйста, прости, но я сам не смогу, а она не умеет - говорит мне мой мобильник голосом Дена среди ночи, и я минуту соображаю, как туда ехать, вспоминаю расположение улиц...
- Конечно, щас буду... Ничего...ага... всё в порядке,- смеюсь в трубку,- вот, хоть раз ты меня разбудил, а то всё я по утрам.
Вскакиваю: что бы надеть? Как бы? Где бы? Нет, ярко - не стоит, право, не стоит... Не хочу бросаться в глаза - не моё это. Так, главное - свежо и бодренько. Но не в спортивном костюме, это понятно...
Чищу зубы, умываюсь, расчесываюсь... У меня длинные волосы и по утрам на расчесывание уходит немного времени: они лежат ровненько, а не как у Дена - вихры во все стороны... Это его клубковость кошачья во сне подводит... Я же сплю не знаю как - не спрашивала у тех, кто был со мной и не видела себя во сне... Только нередко, в детстве, по утрам, одеяло оказывалось на полу, а я - в пододеяльнике... Меня это раздражало, поэтому теперь у меня были пододеяльники без дырок, зашитые, застегивающиеся...
Так, 6 минут, неплохо, выезжаю из многоэтажного гаражного корпуса, первого такого в нашем городе, впрочем, удобного довольно, потому как находится он рядом с моей квартирой. Мне машет какой-то, открываю окошко, вопросительно смотрю.
- До центра не подбросите?
- Нет, мне совсем в другую сторону, - кидаю я резко.
Мчусь. Звоню на Денов мобильник, вот, уже вижу в широком окне с бархатными занавесками, как Ден неуверенной походкой идет к швейцару, берет её пальто, чтобы собственноручно одеть её, свою любимую... Свою самую-самую... Наблюдаю. Выходят, оба в изрядном подпитии. Странно, ей всегда надо напиться, чтобы воспринимать Дена таким, как он есть, чтобы проявлять к нему хоть капельку ласки, хоть чуточку, хоть грамочку... Странно...
- Вас куда? - насмешливо спрашиваю я...
- Куда угодно - отвечает Ден.
Ладно, время только два часа, завтра выходной, да хоть всю ночь катайтесь - думаю я...
А, забыла я, мне кинули: привет! Она кинула. Спасибо, впрочем, за это... Не нужно было.
Я люблю ездить по городу, по ночному городу, с его ночными огнями, с его сказочными улицами и случайными прохожими. Делаю погромче звук, чтобы не слышать, чего там, на заднем сиденье...
Улыбаюсь про себя, отворачиваю зеркало заднего вида, мне боковых хватит... И несусь, просто жму на газ, но аккуратно довольно, чтобы не потревожить любовь, смешанную с вином, с большим количеством вина, чтобы, наконец, проявилась эта любовь к Дену, которую он заслуживает, но вот она - явно нет. Она со всеми одинакова: скромная улыбка и цвета зрелой пшеницы волосы. Со всеми. И ей всё равно, кто рядом с ней сейчас - Ден или кто-то ещё, она не видит Дена, её глаза прикрыты длинными ресницами, накрашенными в ногу с модой. Это я никогда не крашу своих: итак черные, да и не люблю я красками скрывать своё Я, только моё и ничье больше, но иногда хотящее стать стеной для кого-то и я даже знаю, для кого, но упорно не хочу принимать этого кого... Эту кого...
Но отвоёвывать я не собиралась, а забирать кого-то у кого-то - это вообще не про меня. Тем более, я слишком любила Дена своего. И считала его своим, потому что были мы одними клубками. Вот.
Детство наше пролетело. Я всегда слыла забиякой в нашем дворе, в котором до сих пор живет Ден с его семьёй, а я просто прихожу сейчас будить Дена по утрам или просто прихожу. Все беды всегда исходили от меня. Моя фамилия слышалась везде от негодования родителей моих друзей-содельников всего того, что я организовывала. А Ден часто ревел... от меня, но защищал меня, выгораживал, потому что был старше. И не жаловался на меня, прощал всё... А потом мы вместе пошли учиться на гитаре играть - преуспела в этом больше я, чем Ден, но ему это даже нравилось. А потом мы сожгли забор, взломав старый сарай-архив с какими-то документами и пытаясь эти пачки исписанной кем-то бумаги уничтожить... А ещё мы бегали за клубникой в чей-то огород и нас чуть не поймали. А ещё нам надоело выбрасывать мусор вместе со всеми, и мы запросто выбрасывали его за забор, чему так радовались, недолго, правда... пришлось его закапывать, но это было потом... И вот, всегда и везде мы с Деном были вместе. Нам вместе нравились одни игры и не нравились другие. И Ден был моей лучшей подругой, а я его другом-приятелем, с каким он мог даже поиграть в футбол. Мы были вместе, мы защищали друг дружку и тогда, и сейчас. И всё у нас общее было. Всё... И его маме я нравилась, и моим нравился этот добрый Ден. Вместе мы познавали дискотеки, пробовали вино и сигареты, которые не пришлись нам по вкусу: горькие и дышать противно. До сих пор не курим мы с Деном. И обоим нам нравилось одно пиво, которое мы любим, но чаще летом, чем вообще любим. И много чего у нас общего...
Я мчусь, вспоминая всё это, мчусь, стараясь не думать об этом всём общем, которое сейчас никак не может быть общим, никак. Более того - я не приму этого общего. В этом я собственница. Это должно быть только моим и ничьим, даже Деновым. Но это - оно так жестоко и оно не будет ничьим, оно такое... И поэтому, именно поэтому, я не хотела ничего отвоёвывать... запрещала себе...
Впрочем, я довольно многое запрещаю себе, может и зря, но... Я лишь стараюсь видеть себя такой, какой хочу себя видеть. Только такой, какая я есть. Не копируя никого никогда, только собой!
Уже битых два часа мы ехали по одним и тем же улицам, а мне было всё равно, где ехать. Пока Денова любимая не попросила отвезти их с Деном домой или по домам, я так и не поняла, но поехала сначала к ней. Я часто забирала их обоих откуда-то, потом отвозила их куда-то, но в основном, меня предупреждали об этом, и только сейчас Ден разбудил меня.
Ден ушел провожать её до дверей квартиры. Эту, со скромной улыбкой и цвета спелой пшеницы волосами. Потом трубка сказала голосом Дена, что он остается. И я, радостная этим, что мольбы Дена остаться у неё, все же, были услышаны, а он всегда молил её об этом, всегда, я поехала досыпать. Впрочем, спать мне не хотелось, мне ничего не хотелось. Я заехала на заправку, поставила машину и бодро-вяло пошла к себе.
Никто по дороге мне уже не встретился.
Я вставила любимый диск, налила себе пива... Просто неуместно было пить его губами из бутылки, так как Дена со мной не было, а я только с ним пила его прямо из горлышка.
И я придала другую форму этой жизни, вылив её в стакан, и снова смотрела на пузырьки...
Дена бросили, безжалостно, беспощадно, не любили его, да и никого не любили... И меня, из той же овцы сделанной, не любили... И гордиться на этот раз мне было нечем...
Я думала, что же будет с нами теперь, теперь, после всего этого...А что будет? Да также всё и будет. Я завтра приду будить Дена, поздороваясь с Натальей Валерьяновной, потом мы поедем, пока не знаю куда, потом Ден будет смотреть на фотографию в бумажнике, потом покажет её мне и в этот момент у меня внутри всё сожмётся, но я не подам виду, да тем более, что отвлекаться на дороге мне нельзя... А потом, возможно, он решится-таки отпустить фотографию, пустить её по ветру, а я, быть может, вернусь и буду долго искать её, но это будет потом и, наконец, это всё когда-нибудь закончится...
А что, простите, вечно? Ничего... ничего нет вечного, даже дружба вечной не бывает... Потому что потому...потому что любви нет вечной, потому что её вообще нет, её нет такой, какой хочется окунуться в неё и не дать вдохнуть себе ни капли воздуха, захлебнуться, наконец, ею... нет её такой... и мы понимали это. Я и Ден.
Вспомнилось, как мы отмечали дни рождения наши! Незабываемо, со всей нашей дружеской нежностью друг к другу! Со всей дружеской внимательностью и преданностью.
И всегда Ден вспоминал обо мне, всегда звучал тост за нашу с ним дружбу - всегда.
- Ден, -толкаю я его в плечо, в это широкое, мужское плечо вот тут, прямо на этом полуразвалившемся пне, недалеко от круглосуточного магазина с холодным чешским пивом,
- Ден, мы найдем тебе новую музу, слышь, Ден, а? Мы в этот раз просто бродили с Деном по улицам, пока не набрели на это бревно и не уселись, мы и машину-то не взяли... И как всегда, я была рядом с Деном, которому было не по-детски плохо, очень плохо в это лето... Да и мне было плохо, потому что этого третьего не доставало, этой третьей, скрасившей бы, пусть даже своим равнодушием, наше существование, не было рядом, да и вообще больше не было, не считая только фотографии в бумажнике, со скромной улыбкой и цвета спелой пшеницы волосами... И что же всё так сложно?