Анита (это для матери с отцом, для старшего же брата, Антона, — Нитка, Ниточка) ворвалась на кухню, где сидели за столом родители, противным голосом протараторила:
— А Тошка курит! От него табаком воняет! — и, повернувшись к возникшему в проеме двери брату, показала язык, поставив тем жирную точку в своем сообщении. Хотя, нет, это была, скорее, не точка — клякса.
Мать покачала головой. Кого она осуждала — сына или дочь, было непонятно.
Тошка втиснулся на кухню. Задел ненароком сестру.
— Н-ну, т-ты! Чё толкаешься?! — заверещала она.
— Дура ты, Нитка, — запоздало, но не зло бросил вслед брат.
— Сам такой! — не осталась в долгу сестра.
— Как так можно, Антон?
Это вступил в перепалку отец. На его реплику Тошка не отреагировал.
— Значит, куришь, — констатировал отец.
— Есть хочу. Покормили бы хоть, а потом мозги парили...
— Ты же знаешь, никто тебе мозги парить не будет, — отозвалась мать. — Мы же тебя любим. И просто хотим...
Ел молча. Даже, скорее, не ел, а поглощал то, что положила на тарелку мать. А когда пил чай, из комнаты сестры донесся дикий визг, и что-то полетело в стену.
— Опять тараканы... — со вздохом констатировала мать. — Говорила я тебе — купи «Машеньку»...
Слова эти, брошенные в пространство, относились, кажется, к мужу.
— Ну и что изменится?.. — недовольно проговорил он.
Действительно, что?
— Аня, а тапок-то при чем?..
— Как-кой, на фиг, тапок?! — глухо донеслось из комнаты.
— ...Убила? — небрежно поинтересовался Антон, входя к Нитке.
Тапки — оба — стояли возле кровати. Обиженно уткнувшись левым нижним углом в батарею, лежал на полу задачник по физике. На кровати, зарывшись носом в колени, сопела Нитка.
— Чё н-надо? — буркнула она, все так же упираясь носом в колени.
— Ничего, — миролюбиво проговорил брат, опускаясь рядом.
Казалось, родители заранее договорились, что сотворят детей каждый по своему образу и подобию. Чтобы никому не было обидно. Аните — четырнадцать, и она похожа на мать. Те же раскосые карие глаза. Те же пухлые щеки. И только нос отцовский — прямой и острый. Антону — шестнадцать. Волосы — русые, с едва заметной рыжинкой, щеки — почти впалые. И лишь по носу можно догадаться, что Антон и Нитка — брат с сестрой.
— Ничего, — повторил он, — кроме того, что завтра ты можешь схлопотать пару по физике.
— Моя пара будет, — глухо донеслось из-под коленок. — А не твоя. Понял?!
— Нет, — сказал Тошка. — Не понял.
Он действительно в последнее время не понимал сестру. Нитка почему-то постоянно к нему цеплялась, следила, да еще и наушничала родителям. Причем делала это нагло и демонстративно. Ну да, он тогда сбежал из дома — за полчаса до того, как должны были привезти мешок с сахаром. Но позвонила Надя — нужно было срочно встретиться, и, к тому же, сестра была дома и уходить никуда не собиралась.
Ну и что вышло? Мало того, что Нитка не открыла дверь, когда привезли сахар, так она еще вечером и родителям сообщила — со мстительной улыбкой — мол, Тошка сбежал куда-то, а сахар привозили. Мать спросила:
— Ну и где же он?
Тогда Анита заявила, что, мол, она им не открыла, потому что побоялась. Мало ли, мужики все-таки, а она уже вполне сформировавшаяся девушка, так что... Отец вздохнул, но ничего не сказал. И ругать Тошку родители не стали. А, по мнению Нитки, надо было. Еще как надо!
...Задачки не решались. Ни одна. И самым жутким было то, что сама Анита справиться с ними была не в состоянии. Антон же щелкал их как семечки. Он и сейчас набивался в помощники. Нитка понимала, что без него она эти задачки не решит, но мириться с братом не хотелось. Мириться — значило показать свою слабость. Но завтра ее спросят. Ее обязательно спросят, физик уже на прошлом уроке грозился. А получить еще одну двойку... Нет, в Ниткины планы это не входило.
Тошка положил руку на плечо сестры. Анита сбросила ее, но постаралась это сделать осторожно, потому что иначе брат мог уйти, и тогда не видать ей завтра четверки по физике. С видимой неохотой высунула острый нос из-под коленок. И уставилась в стенку.
— Пробесилась? — поинтересовался брат. — Учиться будем?
Нитка вздохнула, свесила ноги и впилась руками в край кровати. Тошка легким рывком поднялся, подхватил с пола задачник и, листая его, спросил:
— Ну, чего у тебя там не выходит?
***
Нитка подтащила к подоконнику стул. Села на коленки. Уперлась локтями в оконную раму. Спрятала в ладони щеки и стала смотреть на улицу. За окном девятого этажа — только вечер и тополь. Тополь стоит посередине двора и машет ветками, как руками. Нитка не понимает — не то он ее приветствует, не то предостерегает от чего-то. От того, что не надо так с Тошкой? Да, наверное, не надо. К чему ссориться со старшим братом? Он уже большой. А она — еще маленькая. Это ей объяснила мать. Или отец? Они всегда говорили почти одинаково. Ну какая же она маленькая? Ей уже четырнадцать. Она всего лишь на два года младше Тошки. Но он большой, а она — маленькая. Что за несправедливость?!
Брата никогда ни за что не ругают. Даже за то, что курит, не ругали. А ее за двойки по физике ругают. И когда она поздно приходит домой, ругают. Говорят, что, мол, рано ей еще по городу в такое позднее время шастать. А когда Тошка приходит домой в первом часу ночи — это, значит, ничего, да? Он — взрослый. Она — ребенок. Ее либо ругают, либо не замечают. А она что, не человек, что ли?
Вчера брат опять притащил пятерку по физике. Мать сказала: «Молодец!». Она всегда так говорит, когда Тошка приносит пятерки. Зачем говорит? Вот если бы брат все время получал тройки, а потом перешел на пятерки — тогда да. Это бы Нитка поняла. А если у Тошки и так — сплошные пятерки по физике? Но мать все равно сказала «молодец!» и пристально посмотрела на дочь. Анита взвилась и выскочила из комнаты. На улицу. А родители опять ничего не поняли. И Тошка не понял.
...Тополь за окном махал длинными руками. Он явно злился. На кого? На нее? А она-то тут при чем? А может, злился на Тошку? Думал, наверное, что Антон сидит в ее комнате и решает физику. Фигу он ее решает! Опять куда-то исчез — на ночь глядя.
Нитка вытащила из школьной сумки тетрис. И через минуту так увлеклась собиранием кубиков, что забыла и о брате, и о том, что она — ребенок.
— Анита-а! Спа-ать!
— Фигу! — вполголоса отозвалась Нитка, лихорадочно нажимая кнопки.
***
— ...Ну поговори ты с ней. Как с цепи сорвалась...
— О чем говорить? Переходный возраст. Само пройдет...
— Ну как хочешь... Чего-то на Тошку злится... С чего?
— Всё твердим ей — маленькая, маленькая...
— А что — взрослая, что ли?
Отец пожал плечами и уставился в окно. За окном шелестел тополь. Из комнаты Аниты доносились дикие вопли под такую же дикую музыку. Песней это нельзя было назвать даже при большом желании.
— ...А тебе не кажется, что ей не хватает любви?
Мать возилась с кастрюлями. Она ничего не слышала.
***
— Достали! — жаловалась Анита подруге Светке. — Свалю из дома. Честное слово, свалю!
Они стояли около окна. За окном торчал тополь. Тот же самый. Он по-прежнему махал руками. Предостерегал.
— Свалю из дома. Честное слово, свалю! — донеслось до Антона.
Говорила Нитка. Собралась сбежать? С чего бы? Если уж на то пошло, сбегать должен он. От сестры. Нитка доставала его по-настоящему. Но он ее любил. А она его? Неужели настолько ненавидела, что собралась сбежать? «Достали!». Нет, она сказала не «достал», а «достали», это он четко расслышал.
— ...Плевать им на меня. Они Тошку больше любят. Никогда его не ругают. Ни за что. А меня...
И тут она повернулась. И увидела брата.
— Я уйду из дома, — рубила слова Нитка, глядя прямо в глаза Антону.
Ее взгляд был таким решительным, что брат понял — уйдет. Не задумываясь о последствиях. Нужно было что-то делать. Что-то решать. В самое ближайшее время.
...Химичка, покачав головой, проговорила:
— Сомов! Повнимательней надо быть, когда коэффициенты расставляешь! Какой у тебя валентности хром?
— Шестой, Ирина Геннадьевна... — назвал первую попавшуюся цифру Тошка.
Та снова покачала головой и сказала:
— Два, Сомов! И о чем ты только думаешь... О девушке, наверное?
О девушке. О Нитке. Ниточке. Он увидел сегодня ее глаза — котенка, загнанного в угол. Она закладывает его, Антона, родителям, потому что по-другому не может. Для нее это — просто защита. От нелюбви. А если она уйдет — то куда? Некуда ей уходить. И потому...
...Назавтра, вернувшись из школы, Анита обнаружила на столе записку., написанную неровным Тошкиным почерком:
«Ниточка, милая! Я ушел вместо тебя. Не сходи с ума, оставайся. Ты права — они больше любят меня. И потому исчезнуть решил я. На время. Меня они не найдут, да и ты не ищи. Будем надеяться, что вся их любовь ко мне перейдет на тебя. Я тебя люблю, сестренка! Обо мне не беспокойся. Твой брат Тошка.»
— Ну ни фига себе! — сказала вслух Нитка. — Ну, Тошка, ну дае-ет...
Она еще не могла понять, чем это для нее грозит. Может быть, это даже и неплохо, что брат ушел. Наверное, и на самом деле родители теперь ее полюбят. Ну хорошо, не полюбят. Но, по крайней мере, больше будут обращать внимания. И, может, с деньгами будет чуть-чуть получше. Тошку ведь сейчас кормить не надо будет. И одевать не надо. Может даже, родители купят ей что-нибудь из одежды — помоднее. И кормить будут чуть повкуснее. И Анита улыбнулась. Не сильно. Слегка.
А вечером пришли мать с отцом — почти одновременно. И спросили, где Антон. Спросили так, на всякий случай. Похоже, они ждали, что дочь скажет — мол, гуляет где-то. И Нитка сказала:
— Он ушел.
Они удовлетворились ответом. И тогда Анита, немного помолчав, добавила:
— Он совсем ушел. Поняли?
— К-как — сов-всем? — запнувшись, проговорил отец.
— Ну, вообще совсем... И записку оставил.
— Где?! Что ж ты раньше молчала?!
— ...Но фигу я ее отдам, — продолжила Анита. — Тошка ее мне написал. А не вам.
— Отдай записку! — потребовала мать.
Нитка помолчала немного, сказала:
— Я подумаю... — и ушла к себе.
Перечитала еще раз. Нет, кажется, в записке не было ничего страшного. Ее вполне можно показать родителям.
— Держите, — бросила она.
Сунула записку отцу. И пошла в коридор. Родители закричали в голос:
— Анита, куда?! Вернись!
— Я вернусь, — спокойно проговорила Сомова. — Я просто прогуляюсь и вернусь. Не бойтесь...
Быть дома, пока они читают Антошкину записку? Нет уж. Лучше она посидит во дворе на лавочке.
В снегу возились какие-то пацаны, строили крепость. У третьего подъезда соседнего дома остановилась красная «Ауди». Вышел мужик. Долго возился около железной двери. Наконец, открыл. Вошел и захлопнул за собой. Какая-то симпатичная молодая женщина долго торчала у второго подъезда. Наконец, ей открыли дверь, и минут семь спустя она вышла, держа за руку девчонку лет пяти. «Из домашнего садика», — поняла Анита. Посмотрела на часы. Нет, возвращаться домой рано. Родители наверняка еще не успели обо всем поговорить. При их разговоре присутствовать не хотелось. Пусть уж лучше все обсудят без нее.
Анита поднялась со скамейки через полчаса, когда ноги совсем замерзли. Вошла в подъезд, потом — в лифт, нажала на кнопку с номером девять...
— Вернулась? — спросил отец. — Ну слава богу!..
Ну нет, сейчас она уже никуда не сбежит! Фигушки!
— Поешь, — сказала мать. — По физике помочь?
Анита хмыкнула и проговорила:
— У нас завтра нет физики.
— А по остальным предметам?
Это спросил уже отец.
— А по остальным у меня все нормально. Не знаете, что ли?
— Н-ну, мало ли...
— Не мало, — бросила Анита. — Нормально.
Помолчала и поинтересовалась:
— Вы мне купите куртку? А то у меня совсем старая...
— Купим, — сказал отец. — Чуть позже. Денег пока нет. Я скоро получу, и тогда...
— Ясно, — отозвалась Анита и ушла к себе.
Ничего не изменилось. Но могло ли измениться за полчаса то, что не менялось годами?
— Ничего, — сказала себе Анита. — Они по нему соскучатся, а его нет. И тогда они меня полюбят. Обязательно. Я что, такая плохая, что ли? Я совсем не плохая!
***
Родители бросились на поиски Тошки. Но Анита знала, что это бесполезно. Ушел он, и все. Мало ли где он может жить? У брата всегда была куча знакомых. Анита знала едва ли пятую их часть. И то — лишь в лицо. А мать допытывалась, не знает ли дочь, куда ушел Антон.
— Я знаю не больше тебя, — проговорила Анита и отвернулась.
Ну какой смысл искать того, кто ушел по собственной воле? Тошка ведь не просто исчез, он честно написал — «ухожу, не ищите».
Дня через три родители, кажется, примирились с исчезновением сына. Отец еще раз подтвердил, что, когда получит зарплату, то купит Аните куртку. И она сказала:
— Здорово.
Без восклицательного знака сказала. Потому как с Тошкиным уходом что-то изменилось. Анита никогда не думала, что ей может не хватать брата. А вот теперь... Никто не решит задачки по физике. Никто не назовет Ниточкой. А вечерами даже поговорить не с кем. Ведь не всегда же они с Тошкой жили как кошка с собакой!
В сердце ворочалась тоска. Почти та же, что полгода назад, когда Анита еще любила Сережу из параллельного. А он ее не любил. Это она знала точно. И потому от этой мохнатой тоски хотелось выть.
Так что же это выходит — она любит брата? Почти так же, как Сережу? Выходит, что она не просто хочет, чтобы он был рядом? Выходит, что...
***
...Вечером мать с отцом снова закрылись на кухне. Анита, проходя мимо, случайно (ну правда же — абсолютно случайно!) услышала:
— Мне нужно было тогда сделать аборт...
— С ума сошла? Он бы ушел, и мы остались бы совсем одни. Я бы умер с тоски...
— Ну и она когда-нибудь уйдет. Еще года три, и...
— Ну, хоть три...
— А потом что?
Отец не ответил. Наверное, он не знал, что потом.
Анита тоже не знала. Она поняла одно: здесь никто никому не нужен. Совсем. И можно совсем безболезненно уйти. И никто не заметит. Нет, может, конечно, и заметят. Но только ненадолго. И еще она поняла, что ей не нужна их вымученная любовь. Что ей нужен Тошка. Старший брат. И значит, она его найдет. Чего бы ей это не стоило.
— ...Ну, я, — неохотно проговорили на том конце провода. — Чё надо?
— Мне Тошку Сомова надо...
— А я-то при чем?
— Я его сестра... Он из дома ушел. Я думала, он у тебя...
— Нитка, ты? — голос чуть-чуть оживился. — Слушай, я и знать не знаю, где он. Может, у Пашки?
— Телефон дай!
Целыми днями Анита висела на телефоне, узнала пару десятков номеров Тошкиных друзей и подруг. Но брата нигде не было. Она по голосам чувствовала, что они не знают, где он. А одна девчонка вообще пробормотала что-то раздраженное и бросила трубку. Наверное, Тошка ее чем-то обидел. Значит, и у нее брата быть не могло.
...Но где-то ведь он все-таки был! Он не мог никуда уехать, он должен быть здесь, в городе. Значит, нужно искать его на улицах. Не целыми же днями он сидит дома! Все равно выходит куда-нибудь. За хлебом. Или просто погулять.
Она бегала по всем тусовкам. Спрашивала о брате у парней и девчонок, кучковавшихся возле «Сладкой парочки», у глыбы родонита, во всех центральных переходах... Тошку Сомова не знал никто. Даже по фотографии не узнавали.
На пятый день поисков, уже почти совсем отчаявшись, Анита наткнулась, наконец, на брата. Далеко от центра. На улице Бебеля. Он стоял на трамвайной остановке возле Таганского ряда и обнимался с какой-то девчонкой лет семнадцати.
— Он мой! — сказала Нитка и отпихнула Тошкину спутницу бедром. — А ты ни при чем. Я его люблю, а не ты, поняла?!
Девчонка совершенно дико посмотрела сначала на нее. Потом — на Сомова.
— О, привет! — удивленно произнес Тошка, обернувшись. — Это Нитка, моя сестра, — пояснил он девчонке. — Я тебе рассказывал...
— Я с тобой, — проговорила Анита. — С вами... — поправилась она.
— Ты сумасшедшая, — отозвалась девчонка. И, заглянув ей в глаза, добавила. — Ладно, пошли. Места хватит. Записку-то хоть родителям оставила?
Нитка помолчала. Потом спросила:
— А зачем? И я им все равно не нужна...
Она крепко вцепилась в локоть брата и спросила:
— Ну что? Пошли?..
4 — 5 февраля 2003 г.