Они не видят меня, потому что не смотрят ниже линии своего горизонта. Они видят себе подобных, вещи в магазине и еду на столе. Они видят картинки на экране телевизора, иногда – на экране кинотеатров. Они почти каждый день встречаются взглядами с сотрудниками. Случается, что видят священника, ее белую фату, свои лакированные туфли и обязательную бабочку у себя на шее и слышат вальс Мендельсона. Если у них хорошее зрение, они видят это однажды и потом слышат щебетание детских голосов. Бывает, что зрение подводит и тогда либо белое платье часто меняет фасоны, либо они все чаще начинают видеть обнаженную женскую грудь разной формы и размеров. Они мечтают слышать рев заводящегося мотора машины и шелест купюр.
Чтобы жить в их мире, я привык смотреть наверх. Я вижу небо. Весной оно бывает таким чистым и прозрачным, что, присмотревшись, можно увидеть, как оно мягко огибает планету и принимает ее очертания. Оно видит землю, а земля видит его. Они существуют в гармонии. Когда земля видит серое небо, небо видит мокрую землю. Когда земля смотрит на небо в темно-сером, небо видит землю в белой фате и тонет в ее белоснежных объятиях. Их свадьба длится долго, но медовый месяц ярок и жарок. Когда земля всматривается зелеными глазами в жениха, небо голубыми глазами видит расцветающую невесту.
Я вижу все это, потому что привык смотреть наверх, чтобы жить в их мире.
M.D.