Сын, муж, отец

Оксана Санина
Сколько лет уже прошло с тех пор, когда мне было десять лет.
Сколько месяцев исполнилось моему сыну.
Сколько недель я сижу без денег.
Сколько дней я не видела отца.
Сколько часов жду мужа.
Сколько минут после шести.
Сколько секунд я это пишу.
Однажды - сегодня будет полночь. Или это будет уже завтра.
Чайник свистит в кухне, кран каплями ржавит раковину. Комп завис, зависла моя научная работа на сегодняшний день и опустело. Впереди пустой вечер без сына, без мужа, без отца.
Я. Единственно.
Я иду снимаю чайник с плиты, лью в синюю чашку, пытаюсь закрутить кран. Соседи курят - чувствую запах. Сама хочу курить, но в доме этого нет. Муж не курит, у нас маленький сын. Отказываю себе в этом удовольствии для них.
Чай горький. Хлеб кислый. Стол в крошках.
Пономарёва уехала в Прагу, хочет выйти замуж за чеха. Почему именно за чеха, спрашиваю. Улыбается загадочно - "они такие романтики", смеётся, как обычно. Говорит, что город - лицо в нём живущих. Где-то она, конечно, права.
Муж её не выносит. Он вообще мало кого из моих знакомых выносит. Но отца - уважает. Даже странно. Хотя... их объединяет любовь к коньяку.
Пономарёва любит мартини, это то, что объединяет нас с ней. Сегодня единение невозможно. Оно и к лучшему, я думаю. Сегодня. Думаю - сейчас вот о том, что было выше. Комментирую для себя свои действия. Вот - мою чашку. Сметаю крошки. И об этом думаю.
Наша химичка в универе говорила, что человек неправильно обращается со своими эмоциями. Когда что-то злит и ты моешь пол, остервенело развозя тряпкой пыль - нужно думать о тряпке и о пыли, а не о том, что злит.
-Нервные клетки не восстанавливаются, - оригинальничала она.
Ну да.
Мне ничто не мешает, меня ничто не тревожит. Включаю музыку. Радио шепелявит, я терзаю антенну. Листаю кем-то принесённый журнал с глянцевыми страницами и сумасшедшим оформлением. Какие-то невразумительные англоязычные ссылки, какие-то придурковатые тексты всё больше за музыку. Ничего не разберёшь.
Mainstream.
Бред какой.
Скоро новый год. Ёлки.
О времени думаю - на часах почти семь. Сорок пять минут после шести. Секундная стрелка взбесилась. Уносит эти по двадцать два с невыносимой скоростью, продвигая меня - пешку - к полночи и к моим двадцати шести. Секунды следует отменить. Они ужасающе уносят время.
И - всё. Это уже было. Мой зависший комп уже случился. Это прошлое. Это больше не повторится.
Мы понимаем что происходит? Мы понимаем, печатая эти вот журналы, включая в пустой кухне радио, не ремонтируя текущий кран - понимаем? Живём будущим или прошлым, а в настоящем существуем реально, не понимая ничего. Не умея такое понять.

Соседи курят, я чувствую запах.

Пономарёва говорит, что я иду напролом как танк, умудряясь при этом сохранять походку фотомодели. Я не всегда понимаю о чём она, точнее - чаще не понимаю. Хотя здесь-то как раз всё ясно. Мой муж - её приятель. Не муж. Здесь я её и переехала. Танком. Глупо... Потому чех и нужен - чтоб подальше отсюда.
Что-то не то.
Чашку в раковину. Смотрю - она ведь чиста. Не важно.
Одеваюсь. Ухожу.
Во-первых, ларёк, где синий LM.
О чём бишь я? Во-вторых, да - деньги. Сын, муж, отец.
Ловлю тачку, называю адрес, денег, говорю, нет. Там заплачу. Он смотрит на меня, улыбается, кивает головой, молчит. Мы едем мягко, чувствую. Он гладок на поворотах, которых много. Он знает дорогу, которой не знаю я. Всегда ездила, не срезая.
- Где? - спрашивает.
- Третий подъезд, - говорю. - Я сейчас.
Он опять улыбается, "не надо". Хлопнул дверью за мной, развернулся, уехал. Я смотрю вслед, почти уже замёрзла смотреть на поворот, за которым пропал его автомобиль. И - вдох - этот подъезд, третий этаж, свет в кухне - выдох. Может - один. Стою и мёрзну. Ну ведь приехала уже. Надо идти. Нечего сказать? Буду молчать значит.
Подъезд всегда чист, как сегодня, как три года назад, без домофона и на подоконнике цветы. Такое может быть. Всё знакомо, процарапанные под краской чьи-то слова, трещина в штукатурке, новое - другие рамы, другие двери, коврики под ними. Ноги тяжелеют на втором этаже, берусь за перила, но не легче, шершавое дерево стучит в ладонь моим пульсом, не холодит, тёплое. Подходя к двери ни о чём не думаю - о том, что может случиться за ней, то есть женщины, друзья, настроение, время, работа, память, обида - не думаю. Надо было позвонить, прежде, чем ехать. Или нет, не надо. Пусть. Вот и кнопка другая, звук новый, может, не его квартира теперь. Нет - его. Шаги узнаю.
- Ты вовремя.
- Здравствуй, - отвечаю.
И всё. Ни вопроса "зачем", ни даже удивления. Я всего навсего вовремя. Он уходит в кухню, гремит там посудой, стеклом. Понимаю, вовремя - потому что пиво. Хорошо.
- Как дела? - спрашивает, подвигая для меня стул.
- Не очень.
Он кивает. На столе не пиво, початый "Флагман". В моей рюмке тоже. Какие-то огурцы рядом, хлеб, мясо. Что-то ещё.
- Ты один?
- А похоже, что нет? - не улыбается.
- Похоже. Что-то случилось?
Он плохо смеётся, как всегда, будто я сказала глупость.
- Ты сюда выяснить пришла, всё ли у меня хорошо?
- Нет. Я надеялась что всё хорошо. Очень хотела.
Я пью, кривлюсь, жую огурец. Достаю сигареты. Молча. Он не говорит тоже. Ему нечего сказать, но я уже пришла. Останусь, буду здесь сидеть, пить, есть, курить, грузить его своими проблемами, на хрен ему не нужными, потому что я хочу этого. Вот тупо - хочу... Смотрю на него.
- Выкладывай, - смотрит на меня.
- Я не вовремя? - спрашиваю зачем-то.
- Я же сказал - вовремя.
Он разливает, полез в холодильник за шпротами, потом - в карман за сигаретами. Прикурил мне, себе.
Ладно - выкладываю. О деньгах, о сыне, о муже, об отце. О времени. О его подъезде. Он хмурится, смеётся, раздражается. Всё как всегда, если так сказать уместно. Всегда говорю что-то не то, как-то не так. Не умно, не нужно, не смешно, не... не... Знаю - он не при чём. Влезла в свою сегодняшнюю жизнь сама, а он не просто не обязан мне помогать, он даже не слушать меня вправе. Мы не виделись без малого три года. Пришла - когда стало нехорошо. До этого меня не было видно и сейчас - мне наплевать на его проблемы, меня интересую только я. Всё это он должен мне сказать, но просто хмурится, смеётся, раздражается. Потому что я делаю что-то не то.
Мы пьём эту бутылку уже почти всю. Мне похорошело, я не делала так давно. Собственно, без малого три года. Начинаю говорить что-то о Пономарёвой, он смеётся, считает её безбашеной, она ему нравилась всегда. Просто потому, что менее понятного и логичного в поведении человека он не знает. От Праги - просто вне себя. От танка - "да-да", кивает головой, соглашаясь, смеётся. Я деланно возмущаюсь, хлопаю его по плечу - "как?!". Он отмахивается, мол, нечего на зеркало пенять...
Нам весело, понимаем отчего, от прозрачной вот этой жидкости. Завтра всё будет хуже, но ведь это завтра. Я сегодня останусь тут, он не даст мне пережить полночь в одиночестве. Новый день, поэтому, наступит другим. Что-то изменится, и - это просто видимость на самом деле, но... я сделала на сегодня эту малость - изменить. В эти по двадцать два втиснуть кусок своего существования не бессмысленный у меня получилось. Так мне кажется, когда я в этой кухне.