Ничего больше нет…
Все рассыпалось у меня в руках, как засушенные листья кленов, когда обращаешься с ними не слишком бережно и аккуратно, когда хватаешь их резко и грубо, и они ломаются, трескаются, только что извлеченные из старого тома словаря, где встретили не одну осень. Я держу в ладонях эти обломки моего – банальное слово – счастья, эти обрывки, эти фрагменты; и их невозможно сложить в прежнюю, радостную и светлую мозаику, хоть и очень хочется…
***
Я часто прихожу сюда, к метро: здесь всегда шумно, из киоска с шаурмой льется ритмичная и веселая мелодия, бронзовый великан смотрит сверху с каким-то любопытством на людей, которые – взад-вперед – пересекают площадь, покупают цветы, журналы, сигареты, бегут, сломя голову, на автобус, будто он последний. У памятника мы встречались, здоровались друг с другом, не забывая подмигнуть великану и поинтересоваться, как поживают его бронзовые подружки внизу на станции подземки.
Памятник по-прежнему сторожит вход и выход из метро и разрешает голубям ворковать на своих плечах. Я задираю голову: небо здесь особенно синее, пронзительное и всегда весеннее. Весна уже скоро, придет ровно через неделю, если верить настенному календарю. Ее дыхание уже чувствуется в ветре с реки, в восторженных криках воробьев. Она везде, кроме моей души – там кромешный лед, холод и мрак. Никакое солнце не может растопить эти сугробы, есть только одно исключение; но это солнышко вряд ли появится на моем небосклоне.
***
Все пройдет, сказал кто-то из великих, и он был прав. Наверное, когда-нибудь я переживу и это, я забуду, но пока в моем сердце какая-то пустота – я физически ее ощущаю; необходимо время, чтобы заполнить ее, заполнить цветами и солнечным светом, а не плесенью и мхом.
***
-Пока! – я машу рукой памятнику, зная, что скоро приду опять, потому что здесь мне легче дышится.
Двери, турникеты, эскалаторы – и вместо неба надо мной узорчатый свод станции метрополитена, вместо солнца – огромные светильники, вместо весны – уныло серые стены из мрамора. В вагоне, как обычно, нечем дышать и нигде сидеть. Конец рабочей недели. Все спешат домой.
***
Я закрываю глаза. Поезд везет меня по кольцу. Вокруг меня столько людей, но я одна. Я никогда не думала, что одиночество может быть таким суровым, беспощадным. Одиночество много лет казалось мне спасением от навязчивых друзей и родственников, возможностью подумать в тишине, решить свои проблемы или, наконец, просто поплакать, когда никто не видит и не слышит. Наверное, я знала: у меня есть ты. А теперь тебя у меня нет. И ты не позвонишь мне. И не разъяснишь подробно, что все, о чем я так переживаю – это сущие пустяки.