ИСТОРИЯ 1-ая. Влад в Петербурге.
Бесцельные походы по Питеру немного утомили Влада. Влад, не будучи программистом до мозга костей, тем не менее, всю свою молодость провел за компьютером. Эта работа приносила в жизнь много всего интересного, но на многое в жизни времени не оставалось. Сейчас он явственно это чувствовал. Боже, как давно он не был меланхоликом, как давно не грустил по-настоящему и не ощущал себя лишь маленькой крупицей этого огромного мира.
Пушкин, Достоевский, Ахматова - все они восхищались Петербургом, все черпали в его улицах и домах вдохновение для творчества. Но Владу сейчас было не до этого. В первые питерские прогулки в нем тоже проснулось что-то давно забытое и приятное. Даже более того Влад вспомнил, что такое мечтать. Мечтать не о том, как бы набрать больше всех фрагов в "Quake" или высадить на ящик пива в "Империю" Макеича, а мечтать о необъяснимом, о белых ночах, о поцелуях где-нибудь в тихих аллеях. Да… Мечты, мечты.
Но так уж получилось, что в Питере Влад был совсем один, и мечты, вначале радостные и приятные, превратились вскоре в невыносимую пытку. Питер становился для Влада тяжёлым бременем, которое приходилось нести из-за работы, но от которого Влад хотел поскорее избавиться.
Каждый вечер он возвращался в пустую квартиру, но стены тут же начинали угнетать его. Он шел на улицу, но там было не легче. Раздражало всё: дома на Фонтанке, памятник "носу", "медный всадник", соборы, дворцы. Только улица Росси действовала хоть немного успокаивающе. Что-то в ее симметричности, геометрической правильности давало Владу веру, знание в то, что мир реален, и хоть что-то в этом мире находится в гармонии с самим собой.
Воспоминания нахлынули на Влада так, как еще никогда в жизни. Вспоминалось все: детство; отец, умерший несколько лет назад; жена, уехавшая сейчас на отдых.
- Может быть, я старею, - подумал Влад, хотя какая старость в его-то годы.
Опять Невский, опять Сенная площадь, опять Адмиралтейская набережная. Практически каждый вечер ходил Влад по этому маршруту в бесплодных попытках увидеть здесь хоть что-то, что выведет из задумчивости. Сегодня он проделал этот маршрут раньше, чем обычно. Дел особых как-то не было, и день рабочий получился часа на четыре короче. Набережная была заполнена людьми. Большинство чему-то восхищалось, кто-то наслаждался пивной прохладой. Но как ни странно, даже пиво не радовало Влада сейчас. Нужно было что-то сделать, иначе Влад рисковал умереть от тоски.
- Водные прогулки на катере по Неве, малым невкам и каналам города, - выкрикивала в рупор загорелая женщина, прохаживаясь по набережной.
- Это будет кстати, - подумал Влад и пошел на посадку. Бокал пива в ожидании отплытия ничего не изменил, - Ну ничего на катере, небось, будет полегче, - думал Влад.
Он всегда был оптимистом. "Улыбающийся мальчик", - говорили о нем сокурсники. Да, видели бы они его сейчас. В его вечно жизнерадостных глазах таилась неразделенная тоска. Чуть заметная обычно улыбка в уголках губ и ямочка на щёчке куда-то исчезли, и лицо приобрело вид задумавшегося над неразрешимой задачей школьника.
Катер медленно отошел от причала и, разрезая воды Невы, неторопливо направился вперед по своему привычному маршруту. Рассказ экскурсовода на несколько минут отвлёк Влада от грустных мыслей, но вскоре начал раздражать еще больше.
- Посмотрите на эти дома. Ими нельзя не восхищаться! И вообще, Петербург - это такой удивительный город, которым нельзя не восхищаться!
После пятого или шестого "нельзя не восхищаться", произнесенного экскурсоводом, Влад подумал:
- Еще раз скажет, что нет таких людей, у которых бы город не вызывал восхищения, скажу что есть. У меня не вызывает - я его н е н а в и ж у!
Но после очередного монолога экскурсовода Влад, конечно же, промолчал. Зачем портить отдых другим, если у тебя проблемы с настроением. Разве этим изменишь что-то. В следующий раз, правда, Влад уже думал, что еще разок, и он убьет этого экскурсовода со всеми его восхищениями и знаниями о Петербурге. Но и этого Влад не сделал, а только достал "Camel" из кармана и закурил, получая хоть какое-то удовольствие от дыма, медленно растекающегося по его легким. Есть что-то все-таки в курении необъяснимое, что не дает Владу бросить курить. Ни привычка и ни привязанность, а возможность хоть на какие-то секунды сосредоточиться на затяжке, на рассмотрении выдыхаемого дыма, на тлеющей сигарете. Город отошел на второй план, и Влад стал просто рассматривать пассажиров катера, пытаясь угадать, что их привело сюда, чем они занимаются в жизни, да и просто, как реагируют на то, что видят. Невольно он и сам начал бросать взгляд то на Летний сад, то на место, где когда-то стоял Чижик-Пыжик, пока его в очередной раз не увели. Наблюдать за людьми было гораздо интересней, чем "восхищаться" городом.
Нельзя сказать, что, скитаясь по городу, да и находясь сейчас на катере, Влад не обращал внимания на девушек. Как бы ему все не опостылело, но девушки всегда остаются девушками. Но стоило Владу хоть на секунду перехватить чей-нибудь девичий взгляд, как тут же он терял к его обладательнице всякий интерес. Не было в их глазах глубины, не было ничего такого, от чего бы защемило сердце и от чего бы захотелось потерять над собой контроль, сбросить щит воспитанности и скромности и отправиться в сказку, сокрытую где-то там глубоко за задумчивостью и таинственностью глаз.
Но он увидел, он увидел эти глаза. Такие глаза он видел только раз в жизни, у своей жены. И так же, как и тогда, он почувствовал, что они затягивают его, неотвратимо манят к себе. Сейчас, как никогда, Влад был уязвим к таким глазам. Он понял - не устоит. Он обязательно, обязательно, должен разгадать тайну этих глаз, впитать в себя их чувственность и тоску.
Глаза все чаще соединялись с глазами Влада, но у него все равно оставалось время, чтобы рассмотреть девушку, чьи глаза не давали ему покоя. Не очень высокая, с круглым лицом, с темными волосами, чуть касающимися плеч, чувственными губами - девушка, и, не обладая парой таких завораживающих глаз, могла бы привлечь внимание Влада. Но с такими глазами она не оставляла ему ни единого шанса. Влад чувствовал, что на этом его история с глазами не закончится. Он должен обязательно быть с ней, пусть мгновение, но с ней, рядом с этими глазами.
Незаметно для Влада прогулка на катере подошла к концу. Влад был уверен, что девушка тоже заинтересовалась им. Она не могла не ощутить, что их глаза уже нашли общий язык, и теперь оставалось только Владу и девушке наконец-то познакомиться.
Но так как Влад и девушка сидели далеко друг от друга, то ей удалось покинуть катер одной из первых, а Влад все никак не мог добраться до выхода из-за неуклюжих старушек, неторопливо покидающих катер.
- Только не это, - думал Влад, видя, как все дальше и дальше уходит девушка от причала, - я должен бежать, мне нельзя просто так подчиниться случаю и упустить такие глаза из-за банальной нелепости. После десятка шагов по набережной Влад уже готов был признать, что все закончиться как сон, и останется только разочарование, еще более болезненное на фоне тягостного настроения последних дней, но случилось то, чего Влад сейчас желал с сумасшедшей неистовостью. Девушка остановилась и направилась обратно. Конечно, она не спешила в объятья Влада, а просто шла к киоску с мороженым, но Влад убеждал себя, что ей тоже нужен лишь повод, чтобы он настиг ее и наконец-то они могли поделиться друг с другом своими тайнами.
Отбросив последние сомнения, Влад решительно направился к киоску и вскоре был уже рядом с девушкой, тщетно ищущей что-то в своем джинсовом рюкзаке.
- Извините, какие у вас планы на сегодняшний вечер? - конечно, Влад мог бы предложить ей купить мороженное, но не был уверен, что оно ей нужно. Да и разве так уж важно было здесь, что сказать. Слова сейчас ничего не решали. Девушка посмотрела на часы и мягким приятным голосом произнесла:
- Ну, до вечера я свободна.
- Нет, ты уже занята, - подумал Влад, но сказал, конечно же, совсем другое:
- Вы не могли бы показать мне город. А то я здесь в первый раз и практически не ориентируюсь.
- Ну, я тоже здесь не часто бываю, так что не особо здесь что-то знаю.
- Давайте тогда узнавать его вместе.
- Тогда пойдемте.
И они, загадочно улыбаясь, и так и не купив мороженое, направились вдоль набережной.
- Как тебя зовут?
- Сабина. А тебя?
- Влад.
- Очень приятно.
- Взаимно очень приятно.
В последнее время Влада все чаще стали раздражать различные расшаркиванья, и в данном конкретном случае фраза "очень приятно" после знакомства. Она ведь не несет никакой смысловой нагрузки. Сабине и так ведь было понятно, что Влад безумно рад их знакомству, а в тех случаях, когда Влад бывал и не рад знакомству с какой-либо девушкой, то ему все равно приходилось говорить положенные "очень приятно".
- Ты откуда? - спросила Сабина.
- С Украины.
- А я из Риги, - ответила девушка, опережая вопрос, который должен был задать Влад.
Это был последний диалог, где еще наблюдалась хоть какая-то преграда между ними. А потом Влад и Сабина были полностью поглощены спустившимся на них состоянием влюбленности с некоторой долей бесшабашности.
- Что-нибудь выпьем?
- Да. Давай пиво, - согласилась Сабина.
В первой же забегаловке они купили себе по бутылке пива, причем Сабина даже не спросила у Влада - какое он будет, как будто они были уже знакомы очень давно, и, следовательно, Сабина прекрасно знала все его вкусы. Эта маленькая несущественная деталь, но чтобы Влад и Сабина не делали, куда бы ни шли - все у них получалось непроизвольно, без тени смущения или неловкости.
Со стороны их можно было принять за давно уже сформировавшуюся, счастливую и идеальную семейную пару, любовь которой в городе на Неве приобретала новые черты, новые краски, новую силу. Но сейчас они были совершенно равнодушны к тому, как выглядят со стороны. Болтали что-то в свое удовольствие, делились друг с другом своими судьбами. Оказалось, что у Сабины в Риге семья, муж и маленький ребенок, а она встречалась здесь со своими друзьями, но они уже отправились обратно к себе в Москву, а поезд Сабины будет поздно вечером. Конечно, Влад пожалел об этом обстоятельстве, но и об этом он также не мог думать - он впитывал и наслаждался каждой минутой, которую они проводили вместе.
Как-то незаметно они все чаще стали держаться за руки. Здесь Сабина уже смеется с чего-то увиденного, чуть уткнувшись Владу в плечо, чтобы не привлекать внимания прохожих. Там Влад поддерживает Сабину за талию, чтобы не дай Бог, хоть на секунду не расстаться с ней в потоке людей. Весь мир отступил куда-то и есть только они вдвоем, слившиеся воедино в этом вояже по городу. Нет прошлого, нет будущего - есть только улыбка напротив и глаза, излучающие неземной свет.
Причем, как это не забавно, но похоже, что не только Влад и Сабина не замечают прохожих, но и те удивляются их неожиданному появлению перед собой. Какая-то женщина зацепила руку Сабины, в которой та держала пиво - и джинсы Сабины оказались облиты в самых неожиданных местах, но даже это ничего не изменило для Влада и Сабины. И даже более того, если бы Влад еще не допил свое пиво, то он бы, наверняка, не раздумывая, вылил остатки на себя, лишь бы Сабина сейчас не расстроилась. Но и в таком виде они бродили дальше, как ни в чем не бывало. Не было той силы, которая могла сейчас бы сбросить охватившую их влюбленность.
В результате такого чуть беспечного, чуть неосмысленного похода они очутились все-таки на Витебском вокзале, где должна была через час завершиться короткая сказка, ими же и написанная. Но они не думали об этом, они продолжали жить друг другом. Забрели в привокзальный "Макдональдс", купили себе чего-то пожевать и вернулись с этим всем обратно на улицу. В пределах стен им было тесно, им нужна была свобода. Выпали на газон напротив вокзала и жевали в перерывах между разговорами.
- Как жалко, что люди не летают, - сказала Сабина.
- Ну почему же не летают. Я когда-то летал, - и Влад вспомнил, как когда-то с ним было нечто такое, что он и сам поверил, что летал. Хотя сейчас он об этом уже почти забыл и считал, что не был тогда еще достаточно взрослым и смотрел на мир еще не глазами реалистичного человека, а потому мог поддаваться ложным чувствам и убеждениям.
- Полетай сейчас, - улыбаясь, сказала Сабина.
- Ну… Сам я, наверное, не смогу. Давай вдвоем.
- Ну, я же не умею. И почему мы сможем вдвоем, а сам ты не сможешь?
- Видишь ли. Для того чтобы взлететь нужно в это очень сильно верить. Я думаю, что если мы попробуем вдвоём, и если оба будем в это верить и сильно хотеть, то у нас получится.
- Хорошо, давай попробуем, - и Сабина отложила недоеденный гамбургер в сторону:
- Что нужно делать?
- Садимся в позу лотоса.
- Ой. А это обязательно? Я не уверена, что у меня получится.
- Ну не знаю. Я тогда так взлетал. Так что придется постараться, - и они начали затягивать ногу на ногу. Владу казалось, что у него сейчас что-то не выдержит - сломается, но, стиснув зубы, он с огромным трудом все-таки уселся, как требовалось.
Сабина, смешно заваливаясь на бок, тоже с горем пополам затянула вторую ногу вверх и, забавно сморщив носик, ждала, что нужно делать дальше.
- Дай мне свою руку, - и, взявшись за руки, Влад и Сабина начали сосредотачиваться на том, чтобы взлететь. Влад сам уже слабо помнил, как он усилием воли заставлял когда-то себя сконцентрироваться на том, чтобы оторвать тело от земли. Но постепенно ему стало удаваться сосредоточиться на себе и направить все усилия на то, чтобы между ним и газоном появилось хотя бы маленькое, чуть заметное пространство. Он точно помнил, что это было самым трудным.
Первой не выдержала Сабина:
- Ай, я так больше не могу. У меня всё болит, я не могу ни о чём думать, когда так сижу, - и с огромным облегчением, явно превозмогая жуткую боль, вышла с позы лотоса и встала на ноги.
После небольшой паузы Влад сказал:
- Ну, давай попробуешь, просто скрестив ноги.
- Влад, может не надо? - с надеждой в голосе произнесла Сабина.
- Надо, Федя. Надо, - Влад был неумолим, и Сабина, пусть и нехотя, стала садиться обратно, скрестив ноги по-восточному.
- Только сосредоточься. Заставь себя поверить, что тебе удастся оторваться от земли. Это самое главное - дальше легче пойдет.
- Хорошо.
- Все поняла?
- Угу.
- Ну, тогда поехали.
- Может все-таки полетели?
- Да, полетели.
Опять они взялись за руки. И вновь Влад со всей силой стал бороться с тем, чтобы возникла таки щель между ним и землей. Все мысли, вся воля были направлены на это. Не осталось ничего вокруг - только тело и земля, так упорно не желающая отпускать двух этих людей от себя. Влад закрыл глаза, чтобы уже ничто и никто не отвлекали его от этой трудной задачи. И вот ему уже кажется, что медленно, но неотвратимо его тело получает легкость. Постепенно тая, начало исчезать чувство контакта с землей. Вот он уже чувствует только травинки, еще немного и пришло ощущение, что он парит. Но тут вдруг раздался смех Сабины, и Влад резко опустился обратно на землю.
- Чёрт, действительно ли получилось? - подумал Влад, - или это были только ощущения?
Сомненья Влада прервала Сабина:
- Прости, я не сдержалась. Но это было настолько необычно. Мы парили! Мы с тобой вдвоём парили над землей. Со мной такого еще никогда не было. Влад, это лучшее, что я когда-либо переживала. В это невозможно поверить.
- Ты меня не обманываешь? Это точно было?
- Влад, да что ты! Конечно же, было! Я просто от неожиданности и рассмеялась.
- Да? Давай тогда еще раз попробуем.
- Может не надо? Это так трудно было.
- Нет, ну мы же не можем останавливаться на полпути. Просто оторваться от земли - это одно. Вот когда летаешь - это уже поистине фантастические ощущения!
- Ты думаешь?
- Да. Давай.
- Ну, хорошо.
- Только ты не расслабляйся, а то опять упадем.
- Угу. Давай.
В этот раз Владу и Сабине удалось оторваться очень быстро. То ли вера Сабины возросла после увиденного и полученных ощущений, то ли не растеряли они еще концентрацию с предыдущего раза, но взлетели оба очень быстро, и Владу даже не пришлось закрывать глаза.
Ощущения действительно были фантастические. Сознание никак не могло смириться с тем, что говорили ему глаза. Казалось, что где-то в этом всём кроется обман, что не может вот так вот просто человек зависнуть в полуметре над землей и не упасть на нее обратно. Но ничего не происходило, они продолжали все так же висеть над газоном и пялиться друг на друга удивленными глазами.
- Что дальше? Как теперь летать? - прервала Сабина затянувшееся остолбенение от чувства приобретенной впервые в жизни невесомости.
- Главное не теряй сосредоточенности. Ты должна ощущать свое тело одним общим элементом.
- Ты смешно говоришь, - Сабина улыбнулась, - Хорошо. Ощущаю.
Влад тоже улыбнулся в ответ:
- Так, а теперь попробуй наклонить немного корпус влево, - и, держась за руки, Влад и Сабина начали немного клониться влево.
- ЛЕЕЕЕЕЧЧЧУУУУ!!! - восхищенно закричала Сабина, - А-А-А-А-А-А-А-А-А, лееччууууу.
Влад сам с трудом сдерживал переполнявшие его эмоции, Сабина же теперь не могла сдерживаться, она визжала от восторга. Они действительно летели. Да так, что дух захватывало. Ощущение того, что тебе подвластно всё переполняло каждого. А самое замечательное было в том, что переживали это всё они вместе, и каждый понимал, что у него бы ничего не получилось в одиночку, что только вместе им удалось то, что еще никто и никогда не делал и не переживал.
После нескольких минут пробного полета, пришло ощущение полной легкости и свободы. Уже не нужно было сосредотачиваться на том, чтобы куда-нибудь повернуть или попытаться увеличить скорость. Тело само летело туда, куда тебе хотелось, без никаких особых усилий. Вот Влад на одном повороте совершил немыслимый пируэт в воздухе, увлекая Сабину за руку, но та сама не растерялась, проделав самый настоящий кувырок. И уже была очередь Влада восхищаться легкостью, с которой Сабина это сделала. Просто так летать стало неинтересно, и Влад с Сабиной попытались изобразить что-то наподобие танца. Этот танец был лучшим в жизни Влада, и это несмотря на отсутствие музыки. Хотя сейчас Влад бы не удивился, если бы она тоже зазвучала. И это мог быть только вальс. Обязательно вальс…
Покружив еще немного по парку, Влад и Сабина подлетели к брошенным в беспорядке вещам, и с хохотом грохнулись рядом с ними, покатившись по траве. Оба живо обсуждали свои ощущения, перебивая друг друга смехом и выкриками. Миг счастья, доставшийся им, так увлек обоих, что они чуть не упустили поезд, на котором должна была уезжать Сабина.
Потом, собрав впопыхах вещи, бежали к поезду.
Они успели, и у них даже осталось минут пять, чтобы проститься. Сабина вошла в вагон и стала в дверях, не в силах перестать улыбаться Владу. Впервые после знакомства между ними возникла неловкость. Каждый понимал, что у каждого из них своя жизнь и сейчас им придется остановить эту сказку. Влад поцеловал Сабину на прощанье. Но разве это был поцелуй. Как хотелось Владу заключить Сабину в свои объятья и целовать, целовать, целовать. Сил бороться с этим желанием уже не оставалось. Сабина тоже не могла скрыть, обуявшую ее страсть. Она чувствовала, что еще секунду, и она броситься к Владу, чтобы опять летать с ним в безумном полете, позабыв обо всем и обо всех. Еще секунду и уже ничего невозможно было бы изменить. Но Влад, собрав последние остатки благоразумия, выпалил:
- Прощай!
- Прощай, - сжав сердце, выдавила Сабина.
И Влад пошел, а потом побежал, потому что чувствовал, что только так, мчась, что есть мочи, он может вырваться из этой сказки. Только так он сможет уйти от жажды любви, крепко его охватившей.
И он убежал. Любовь, правда, навсегда осталась в потаенных уголках его сердца. Но он сам, он сам убежал от нее, так и не дав поглотить ей себя окончательно.
ИСТОРИЯ 2-ая. Рассказ Марины Николаевны.
Всю последнюю неделю Влад находился под впечатлением событий, произошедших с ним в Питере. С головы упорно не шла Сабина. Причем Влад не был уверен, что совершенно точно воспроизводил черты ее лица в памяти, но был уверен, что стоит ему только увидеть ее хотя бы на миг - он узнает ее из тысячи. Время от времени появляющиеся из ниоткуда глаза Сабины вводили Влада в состояние, когда он не замечал ничего вокруг. Конечно, такие перемены во Владе не остались не замечены на работе. Но он слабо реагировал на шутки и остроты, которыми задевали его коллеги. Он весь был поглощен своими раздумьями. Почему любовь может быть столь скоротечной? Почему с любимыми нужно расставаться, пробыв вместе лишь считанные часы, а не всю жизнь?
Уже стерлось из памяти, что был за праздник, но на следующий день после него на работу можно было прийти на несколько часов позже, чем обычно. Но Влада праздники сейчас как-то не трогали. И он хоть и опоздал на работу по повседневным меркам, но пришел, как он думал, самым первым. Влад не придал значения тому, что офис уже открыт, и не стал выяснять, кто уже есть на рабочем месте, а сразу же пошел к своему компьютеру. И чтобы не ждать, пока тот загрузиться, отправился в это время сделать себе кофе.
Дверь в бухгалтерию была открыта, и Влад, ничем не руководствуясь, просто заглянул туда. Там сидела Марина Николаевна и плакала.
- Доброе утро, - немного осторожно поздоровался Влад.
- Здравствуй, Владик, - отозвалась Марина Николаевна, оглянувшись на него.
Надо сказать, что Марина Николаевна была обычным бухгалтером, которых хоть пруд пруди. Чуть полная женщина лет 50-ти. Носила очки. К работе относилась добросовестно, но, конечно же, не засиживалась, так как Влад, до 9-10 вечера. Семья, заботы - всё, как обычно. Часто улыбалась, шутила - хотя конечно на своём уровне, но шутила. А сейчас вот плачёт.
- Я могу чем-то помочь? - больше для порядка спросил Влад, - может быть, кофе сделать?
- Да, нет. Ничего страшного. Всё хорошо, Владик, всё хорошо.
И чуть помолчав, добавила:
- А еще говорят "Любовь"… Да…, - и тяжело вздохнув, Марина Николаевна стала вытирать платочком слезы, вновь накатившиеся на глаза.
- Письмо вот от сестры получила. Мама в больнице лежит - руку сломала.
- Я сочувствую, - немного замявшись, промямлил Влад.
- Спасибо, Владик. Спасибо. У меня же родители… Какие родители! А судьба у них какая была… Не у многих такое в жизни бывает. А любовь! Такая история любви, что хоть фильм по ней снимай.
И Марина Николаевна начала рассказывать историю своих родителей, а Влад незаметно для себя присел на стул и слушал, пытаясь понять и почувствовать, как же это все было.
- Мама и папа у меня в своё время в концлагере немецком были. Причем маму немцы угнали с Украины во время оккупации, а папу, контуженного, подобрали после боя. Потягали его по гестапо всяким. Что-то там пытали, но папа об этом не любил рассказывать. А потом тоже в лагерь отправили. А чего им с него? Он же рядовым обычным был. Не комиссаром там каким-то или командиром.
В лагере они, собственно, и познакомились. Мужчины и женщины, вообще-то, были в разных бараках, но работали вместе. Папа в молодости красавцем был. Высокий, чернявый. Ещё и шрам возле виска получил - так лицо совсем уж мужественным было. Жутко худые они тогда, правда, были. Но все равно люди ведь живые. А потому и в лагере жить продолжали. Конечно, не жизнь это была, а так. Но все равно ведь люди… И обратил как-то отец внимание на девушку одну. Мама это была. Она худющая, страшная. Глаза впали, губы искусаны. Мама слабенькая была, а работа трудная - вот и оставалось только губы закусить, а работать, терпеть. Но глаза у неё уж больно живые были. Не мог отец мимо глаз этих пройти. Влекли они его. И так стали они - то там словечком перекинуться, то там. Улучали минутку, когда надзиратели не видели, чтобы пообщаться. Привязались так постепенно друг к другу. Случай как-то рассказывали. У мамы день рождения был, так всем отцовским бараком, можно сказать, по крохе хлеба сбрасывались, а отец потом маме целую буханку хлеба подарил.
Люди у нас, вообще, добрые, видели ведь, что любят мать с отцом друг друга - вот и помогали, кто чем мог. Подруга у мамы была - Маша. Так она каким-то там образом умудрилась кольцо обручальное спрятать. Так вот, она его охраннику отдала, чтобы он маму из барака для встречи с отцом вечером выпустил.
Любили отец и мама друг друга сильно. Отец маму, можно сказать, на руках носил. Всё для неё делал. По работе, где только можно, старался помогать, чтобы, не дай бог, не надорвалась она. А когда наши немцев погнали, те уж больно злые стали, а тут ещё мама сестрой моей старшей забеременела. Прятаться приходилось, немцы ж, не дай Бог, заметят. Отец тогда вообще не ел почти ничего - всё маме отдавал. Сознание от голода терял. Тоже, если б не люди добрые, то и не выжил бы может. Маме всё сложней прятаться уже было. Все ж вокруг ходят только кожа да кости, а у мамы живот всё больше и больше. Но никто не выдал ее немцам, молчали все.
А потом как-то фрау одна пришла домохозяйку себе выбирать. Так женщины её, да и мама с отцом, на коленях слёзно просили, чтобы она маму себе в домохозяйки взяла. Фрау добрая была, сжалилась над мамой. В доме у фрау маме хорошо было. Та бездетная была и к маме как к дочери относилась. Тяжёлую работу делать не заставляла. А когда маме время рожать пришло, то фельдшера позвала, чтобы всё нормально прошло.
А потом наши пришли. Мама с отцом так в Германии больше и не виделись. Женщин и детей же первыми обратно отправляли. А фрау маму долго уговаривала, чтобы та ребёночка ей оставила. Куда ж маме было с пятимесячной девочкой ехать. Вагоны холодные, грязные, да и есть по дороге толком нечего было. Но мама, конечно, не хотела ребёнка оставлять. Дочка то родная, да и от любви большой очень. Ну, фрау и уступила. Дала ещё на дорогу еды и платок тёплый, чтобы маме было во что ребёнка кутать, если холодно сильно будет. Мама, слава Богу, добралась таки домой. А дома родители ещё вопросами мучили - точно ли ребёночек не от немца какого-то, всё никак не могли поверить, как можно в лагере от нашего пленного забеременеть. Тяжело, конечно, было. Сёстры, братья младшие. Их тоже кормить толком нечем. А отец с войны без руки вернулся. Оно-то, конечно, все равно мужик, но тяжёло было.
А отец мой, когда их освободили, решил же фрау отыскать, у которой мама домохозяйкой работала. Но их никуда не выпускали. Он же тем более военнопленный. Комендатура с ним еще разбиралась. Но, слава Богу, ни в какие наши лагеря не отправили. Посчитали, что не виновен. Так вот, их же не выпускают, а отец-то весь исходится, о маме думает. Где она? Что там с ней? Ребёнок как? Живой-то хоть? Так одного из солдат уговорил, которые к ним приставлены были. Тот, неизвестно через кого и какими там уже путями, но узнал, что уехала мама с дочкой домой на родину, к родителям своим. У отца сразу же на сердце отлегло, полегчало. Уже не важно стало, как там с ним дальше будет - главное, что мама с дочкой живые после всего этого остались.
Вначале отец к себе вернулся. А потом, хоть и уговаривали его остаться, мужиков-то мало совсем было - он всё бросил и маму разыскивать поехал. Нашёл. Ой, слёз-то тогда сколько было. Мама, то конечно, и ждала, и надеялась, но жизнь-то ведь она такая штука. Всё ведь может произойти. Ну и зажили отец с мамой, женились наконец-то. Папа трактористом работать пошёл. Мама курсы учительские закончила и пошла немецкий язык в школу преподавать. Тут я вскоре родилась. Потом еще одна сестрёнка. Отец, правда, всё сына хотел, до сих пор жалеет, что мать сына ему не родила.
Вначале всё хорошо было. Работали родители, любили друг друга. Жизнь начала налаживаться потихоньку. А потом кошмар начался. Отец выпить любил. Да и кто у нас в стране не пьёт. Пьяный домой всё чаще стал приходить. Маме стоило что-то поперёк сказать, так он бить её начинал. Было - она вообще вся синяя ходила. И нам, детям, доставалось. Он же мать бить начинает, а мы в слёзы. Так он и нас. Матом кроет, чем попало запустить мог. Да и бил так злобно, умеючи. Особенно Поле старшенькой доставалось. Один раз, помнится, бутылку она к столу несла и разбила. Так мы думали, что он и убьёт ее совсем. И так всю жизнь. И сейчас вот, дурак старый, ходит уже еле-еле, а маму толкнул - та упала и руку сломала. Эх, жизнь эта ****ская…
И уже не в силах сдерживать слёзы, Марина Николаевна забилась в рыданиях. У Влада в горле пересохло, он и не знал, что должен сказать в таком случае.
- Так что вот такая она любовь, Влад. Всю жизнь, блин, загубила.
- Я всё-таки сделаю вам кофе, - хрипло произнёс Влад и пошёл в бар.
Скоро начнётся рабочий день. Да, Влад и не предполагал, что начнёт его с такими размышлениями и с таким настроением. Бывает же…
ПОСЛЕСЛОВИЕ
А может и не нужно, чтобы с любимыми раз и на всю жизнь. Есть ли смысл в том, чтобы мечта становилась былью. Влад вот всю жизнь будет хранить в памяти светлый образ Сабины, а могло ведь обернуться все так, что и в кошмарном сне не приснится. Ведь жизнь, она действительно ещё та штука.