- Паром Бетельгейзе-Фомальгаут отправляется с третьего причала. - бесполо прогундит репродуктор.
И паром на Фомальгаут медленно отвалит, чихая, плюясь и пыхтя стареньким водометным двигателем.
И шуршание космических глубин о низенькие борта парома непременно будет ласкать слух и согревать нежданной надеждой.
А синие лучи Бетельгейзе звездными зайчиками поскачут по верхушкам электромагнитных и гравитационных волн бескрайнего океана.
И прямо по курсу расстелится бесконечный вселенский простор.
А паром поплетется медленно, кое-как, останавливаясь у каждого астероида и забирая то почту, то редких пассажиров, а то и просто так стопаря машину - исключительно по своим, интимно паромским причинам.
И Шкипер будет кричать с мостика в мегафон что-то малоразборчивое и, похоже, не слишком-то и литературное по существу.
Но астероидные матросы на местных причалах и без того хорошо научившиеся все это понимать-мать-мать-мать, за долгие годы с этим так свыкшиеся, что в словах, собственно, уже не нуждаются.
А сигнал им нужен исключительно для привлечения их матросского внимания.
Скучища же.
Безлюдье.
Как гудок у парохода в тумане.
У парома, кстати, гудок басовитый и низкий.
Точно.
Как у шмеля, увеличенного раз в триста.
И даже непременно покажется - только скажи: "Шкипер, а не порыбачить ли нам во-о-он на том островке?"
И Шкипер почешет в затылке раздумчиво, поглядит на тебя недоверчиво и оценивающе, как бы прикидывая сколько рыбы ты способен поймать.
Но потом скажет с достоинством: "А почему бы и не порыбачить, коль хочется?"
И подрулит к берегу, бросит якорную цепь и заглушит надрывно пыхтящий мотор.
И весь следующий день Шкипер, его единственный помошник, он же - механик, он же - кассир, и все три пассажира в благоговейном молчании будут удить рыбу, кто с кормы, кто с носа, а кто и с полубака.
И даже валяться на травке в тенечке деревьев, меланхолически глядя в прозрачную глубину галактики, покусывая терпкую веточку, наслаждаясь покоем тишины и отстраненно размышляя о вечности.
И рассеянно наблюдать за проходящими мимо баржами и катерами, трамвайчиками и пароходиками.
И на одном из них обязательно будет стоять неземное создание абсолютно воздушного вида, в огромной шляпе с белоснежными полями, с прядями вьющихся соломенных волос, изрядно выцветших на солнце, в нежнокремовых босоножках на ногах, изодранных в кровь укусами комаров и последующим их нетерпеливым расчесыванием, темных загадочных очках, а также светленьком ситцевом платьишке, легком и высоко приталенном, простеньком и ужасно трогательном.
Ах, не солгали предчувствия мне,
Да мне глаза не солгали,
Ту, что когда-то я видел во сне,
Вот мне навстречу несет
Пароход!
И станет так хорошо, приятно и немножко грустно, будто бы жизнь еще вся впереди.
И все еще только должно приключиться: встречи и разлуки, обман и коварство, ревность и разочарование.
И все это внове, как в первый раз.
И все неприятности, как дурной сон, словно их и не было никогда.
Будто о них было прочитано в какой-то старинной книге про какого-то героя, необычайно знакомого внутренне и еще немного похожего внешне.
И мир снова окрасится в розоватый оттенок легкого романтического хмелька.
Как в те восхитительные года той восхитительной юности.
Глупой, но именно от того еще более восхитительной.
А ближе к вечеру, наловив рыбки малую толику, недавние рыбачки соорудят костерок и примутся варить ушицу в заветном закопченном котелочке, вдыхать горьковатый запах костра, перемешанный с ароматом ухи и хлебать янтарную жидкость, жмурясь и крякая от удовольствия.
И, насытивши не столько желудок, сколько духовную страсть, понежатся в лучах заходящего солнца, ласкающего кожу и согревающего душу.
А потом будут спать и видеть счастливые сны.
И возникнет устойчивое ощущение воздушной кружевности происходящего.
А утром Шкипер скажет: "Однако пора".
И ткнет трубкой куда-то в звездное небо.
И паром снова попыхтит не спеша в сторону далекой звезды Фомальгаут, таинственно мерцающей и подмигивающей на поворотах, останавливаясь у милых островков, симпатичных рощиц и нахальных опушек.
И будет плестись так то ли месяц, то ли два, пока не надоест окончательно или не захочтся чего-нибудь другого.
И это обязательно, обязательно случится с наступлением грядущего лета.
***
"Эх, - думал Плетень, вспоминая об этом и глядя на хлопья падающего снега. - Опять я пропустил паром на Фомальгаут! Ну, ничего. На следующий год - уж точно поеду."